«Добивайся всего на общих основаниях»: почему важно говорить об особом женском опыте

Когда предлагаются специальные программы поддержки для женщин-предпринимательниц или квоты для женщин в политике, тут же активизируются критики: «Ну вот, опять выделяют женщин как особую группу. Раз ты за равные права – добивайся всего на общих основаниях, без скидок!» Даже некоторые сторонники равенства порой задаются вопросом: а не заходят ли инициативы «женской повестки» слишком далеко — ведь равным, казалось бы, полагаются одинаковые условия, без всяких дополнительных поддержек? Так ли необходимо выделять женщин в отдельную группу? Зачем нужны особые исследования про них, если можно изучать человека вообще?
Звучит также мнение, что акцент на «женской уникальности» только закрепляет стереотипы. Ведь если постоянно говорить об особой женской интуиции или стиле лидерства, мы рискуем снова попасть в ловушку биологизации различий — «женщины с Венеры, мужчины с Марса». В ответ можно услышать контраргумент, что женский опыт принципиально отличается от мужского, и именно признание его особенности — ключ к справедливости. Этот спор между равенством и различием — давний и не имеет однозначного ответа.
Женщина как «Другой»
Чтобы понять, зачем и сегодня требуется особое внимание к женскому опыту, стоит задать, казалось бы, простой, но важный вопрос: а чей опыт считается универсальным? Исторически так сложилось, что в западной культуре за эталонную модель человека долгое время принимался опыт белого мужчины — в философии, науке, искусстве, образовании, а также в праве и медицине. Симона де Бовуар писала, что мужчина на протяжении веков воспринимался как универсальный субъект, а женщина — как «другая». То есть мужчина — норма, а женщина — «отклонение» от нее.
В научных исследованиях, в медицине, в трудовом праве — повсюду исходной моделью был мужчина, а женские особенности либо игнорировались, либо объявлялись вторичными. Это проявлялось во множестве областей. Например, в медицине симптомы некоторых заболеваний и побочные эффекты от лекарств у женщин долгие годы оставались малоизученными — ведь протоколы основывались на исследованиях мужского тела.
Те, кто сегодня говорит об особом женском опыте, стремятся скорректировать исторически сформировавшуюся оптику. Это попытка сделать видимым то, что раньше оставалось за рамками рассмотрения из-за того, что считалось несущественным.
Важно подчеркнуть: фокус на женском опыте не означает замену одного универсализма другим. Это попытка дестабилизировать саму идею нейтральности. Поэтому требование учитывать женский опыт — это требование справедливости и полноты картины.
Необходимо сказать и об отказе от идеи универсального женского опыта. Как показала юристка и правозащитница Кимберли Креншоу, автор термина «интерсекциональность», невозможно говорить о «женщинах» в общем. Опыт мигрантки, занятой в теневом секторе, с двумя детьми и без медицинской страховки, будет отличаться от опыта белой женщины из академической среды — и, тем не менее, обе сталкиваются с гендерной дискриминацией, пусть и в разных формах.
Таким образом, мы говорим о женском опыте — но не как о чем-то однородном, а как о множественности позиций внутри структурной уязвимости. Патриархальные механизмы действуют повсеместно, но проявляются по-разному.
Равенство, которого не видно
Часто можно услышать: «У женщин давно есть все права — работают, голосуют, никто не мешает». Современная социология показывает: формального равенства недостаточно, чтобы представители разных групп ощущали себя равными на деле. Как подчеркивает философ Нэнси Фрейзер, справедливость невозможна без признания — культурного подтверждения статуса и значимости. Недостаточно уравнять зарплаты и отпуска, если женский труд по-прежнему воспринимается как «второстепенный» или «подверженный эмоциям».
Это особенно заметно на рынке труда. Формально дискриминация запрещена, но на верхних ступенях карьерной лестницы — почти исключительно мужчины. Из-за социальных ожиданий, скрытой дискриминации или двойной нагрузки женщины просто не могут воспользоваться «равными условиями» в той же мере, что и мужчины.
Похожая логика действует и в частной жизни: несмотря на формальное равенство, повседневные заботы (готовка, уборка, забота о ребенке) по-прежнему остаются преимущественно женской обязанностью — так работают устойчивые культурные ожидания. Если игнорировать эту незаметную, но постоянную нагрузку, становится непонятно, почему женщины чаще выгорают и имеют меньше возможностей для отдыха или продолжения образования.
Идея меритократии нередко используется как аргумент против программ гендерного равенства — будто бы равные правила автоматически гарантируют равные шансы. В этой логике любые меры — от квот и целевых программ до адаптации условий труда — воспринимаются как нарушение принципа «пусть побеждает сильнейший». Но это лишь риторика видимой справедливости, за которой скрывается игнорирование стартового неравенства.
На самом деле цель таких мер — не понижение стандартов, а устранение системных искажений. История позитивной дискриминации показывает: временные механизмы компенсации неравенства способны давать долгосрочный эффект. Чтобы это работало, нужна не только реализация таких мер, но и ясное публичное объяснение — зачем они нужны и какие сбои в системе они исправляют.
Однако риторика равенства часто воспроизводится в формате «феминистского китча». Например, компании публикуют отчеты о «гендерном балансе», не пересматривая реальные механизмы найма, удержания и продвижения. Создаются специальные комиссии, чьи рекомендации не приводят к реальным изменениям. В отчетах фигурируют данные о количестве женщин на руководящих позициях, но не анализируется, как эти женщины туда попадают, с какими барьерами сталкиваются и почему часто не задерживаются на этих позициях.
Особый опыт: аргументы «за» и «против»
Когда мы говорим об особом женском опыте, речь идет не о выделении женщин в отдельную категорию, а о том, чтобы перестать рассматривать мужской опыт как норму, а женский как исключение.
Например, представления об идеальной трудовой траектории по-прежнему ориентированы на линейную карьеру без перерывов, с полной отдачей и мобильностью. Такой сценарий занятости незаметно исключает тех, чьи биографии не вписываются в эту модель: с перерывами на уход за ребенком, необходимостью гибкого графика, ответственностью за заботу о других. Исключение женщин происходит не через формальные запреты, а через карьерные ожидания, неявные стандарты продуктивности и систему вознаграждений, заточенную под непрерывную занятость.
Обращение к женскому опыту помогает переосмыслить саму логику равенства — не как подгонку под универсальные, но не нейтральные стандарты, а как признание различий, без которого реальная справедливость невозможна. Гендерная оптика в исследованиях изменила не только предмет анализа, но и методы его описания: были признаны значимыми ранее «невидимые» формы угнетения и иерархии. Женский опыт перестал быть фоновым.
Но у такой рамки есть и риски. Первый из них — соблазн эссенциализма. Подчеркивание особой «женской природы» рискует закрепить старые ожидания: забота, эмпатия, заниженные карьерные притязания и отказ от власти. Здесь особенно важно помнить, что гендерные различия — это не биологическая предзаданность, а социальная конструкция, которая воспроизводится через нормы, практики и ожидания.
Второй риск — геттоизация. Как только проблема маркируется как «женская», она легко выводится за пределы общего интереса. Это касается, например, недопредставленности женщин в науке, в IT, в политике — все это интерпретируется как следствие индивидуального выбора, а не системных ограничений. Чтобы избежать этого, важно рассматривать женский опыт как часть более широкой структуры социальных неравенств.
Наконец, остается риск поляризации. Если разговор о женском опыте воспринимается как упрек или требование признания вины, он часто вызывает защитную реакцию — от отстранения до агрессии. Некоторые мужчины начинают воспринимать такие разговоры как атаку на себя. Но феминизм — не про «мы против них», а про демонтаж норм, которые вредят всем. В том числе мужчинам — тем, кто исключен из заботы, уязвимости, эмоционального участия. Речь не о войне полов, а о расширении возможностей для всех быть собой.
Баланс между универсальным и особенным
Как сегодня соотносятся универсализм и внимание к различиям — особенно в контексте политики равенства? Это, пожалуй, один из самых важных для современной социологии вопросов. Она предлагает думать гибко: избегать как слепого универсализма, так и абсолютизации различий.
Есть ситуации, где акцент на универсальном необходим. Например, в защите базовых прав: здесь мы говорим о человеке вне зависимости от пола. Право на жизнь, на свободу от насилия, на образование — универсальные ценности, и, утверждая их, мы не обязаны каждый раз делить по гендеру. Универсализм важен, чтобы подчеркнуть: женщины — такие же граждане и субъекты, как и мужчины, без всяких оговорок. Когда женщинам в каком-то обществе отказывают в праве водить машину или распоряжаться своим телом, здесь не требуется апелляция к специфике женского пути — это прямое нарушение общечеловеческих прав.
Однако есть и задачи, где без разговора о различиях не обойтись, иначе политика может промахнуться мимо цели. Например, государственная программа поддержки семьи, рассчитанная как будто на всех, на деле адресована тем, кто состоит в официальном браке и имеет детей, а одинокие матери или гражданские браки остаются «за кадром». Формально универсальная мера фактически исключает множество (преимущественно женских) судеб. Вот тут и нужен анализ различий, чтобы политика стала по-настоящему инклюзивной. Только соединение универсальных принципов справедливости с учетом конкретного социального опыта делает равенство реалистичным и достижимым.
Философ Марта Нусбаум предлагает говорить о «равенстве способностей»: задача общества — дать каждому максимально равные возможности развить свои способности. А для этого как раз иногда нужно разное обращение. Например, равный доступ к образованию может означать специальные программы по вовлечению девочек в науку и технологии там, где исторически закрепилось убеждение, что это «не женское дело». Формально всех пускают в класс, но если половина класса с детства получила сигнал «ты не математик», то равенства нет. Универсальный подход (одинаковое образование) дополняется адресным (особое поощрение девочек в STEM) — и только вместе они дают результат.
Различие, которое приближает равенство
Феминистская мысль прошла долгий путь, пытаясь примирить эти два полюса — равенство и различие. Как метко заметила гендерный историк Джоан Скотт, у феминизма часто «нет ничего, кроме парадоксов в запасе». Приходится одновременно утверждать и то, что женщины такие же люди, как мужчины (иначе мы навсегда останемся за пределами универсального), и то, что женский опыт уникален и ценен (в противном случае нас продолжат оценивать по внешнему стандарту). Разница есть, и разница имеет значение — вот с чем мы остаемся. Это не отрицание равенства, а путь к более глубокому его пониманию.
Можно предложить следующее: чтобы женщины стали равными, их нужно сначала немного «выделить». Выделить — в смысле увидеть отдельно их перспективу, проблемы, голоса. В этом, на первый взгляд, парадоксе и кроется суть современной гендерной повестки. Речь не о создании новой границы, а о демонтаже старых. Мы говорим о женском опыте не для того, чтобы возвести новую стену между полами, а чтобы точнее увидеть существующие барьеры — и устранить их.
Конечная цель — чтобы понятие «человек» действительно включало всех, без оговорок и исключений. А для этого пока что нужно честно признавать: да, разница есть — и говорить о ней открыто. Только тогда равенство перестанет быть декларацией и станет реальностью — для каждой и каждого.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора