Общая проблема: как мужчины работают в организациях, которые помогают жертвам насилия

Почему мужчины идут работать в НКО
По данным исследования НИУ ВШЭ, женщины чаще мужчин участвуют в деятельности НКО (30% против 22%). При этом среди мужчин есть и те, кто работает в благотворительных фондах, помогающих преимущественно женщинам. Причины, по которым мужчины идут работать в подобные организации, — совпадение ценностей и стремление помогать пострадавшим.
Илья Гришков с октября 2024 года работает фандрайзером в Нижегородском женском кризисном центре (НЖКЦ), который оказывает психологическую и юридическую помощь пострадавшим от насилия. В благотворительном секторе он два года, до этого пять лет работал в государственных социальных учреждениях. Он рассказывает, что развитая эмпатия доставляла ему неудобства, а работа в НКО помогла почувствовать себя легче. Кроме того, Илью возмущает отсутствие закона о профилактике семейно-бытового насилия: «Был в шоке, когда узнал, что в России нет уголовной ответственности за домашнее насилие. Я его не приемлю в любом виде. Я общался с разными правозащитными организациями и понял, что хочу помогать бороться с этой проблемой».
Адвокат НЖКЦ Павел Родионов работает в центре уже около семи лет. Сначала туда позвали его знакомую, но она отказалась и посоветовала на должность его.
Психолог Максим Максимов рассказывает, что многие его знакомые сотрудничали с центром «Не Терпи», который специализируется на психологической поддержке пострадавших от насилия. С 2021 года он и сам присоединился к ним. Зарабатывает на частной практике, а в центре работает pro bono.
Михаил Суворов около полугода занимается фандрайзингом в Консорциуме женских неправительственных объединений, который специализируется на оказании юридической помощи пострадавшим от насилия, а всего в благотворительности уже три года. Кейсы Консорциума вдохновляют, признается Михаил: специалисты организации не только помогли многим женщинам, но и смогли добиться принятия ряда законодательных актов. Например, благодаря работе по делу заявившей об изнасиловании журналистки Екатерины Федоровой Верховный суд подтвердил право женщин открыто говорить о пережитом насилии. Также команда Консорциума смогла через Конституционный суд добиться изменения статьи 116.1 УК РФ: теперь за повторные побои при наличии непогашенной судимости за совершение насилия привлекают сразу к уголовной, а не административной ответственности.
Амин Рашидов работает юристом в фонде SilSila, который оказывает помощь в ситуации насилия женщинам-мигрантам, беженкам и представительницам восточных культур в России. Вакансию он нашел через интернет, прошел тестирование и собеседование. В помощи людям, которые оказались в тяжелой жизненной ситуации, он видит свою миссию.
Без стереотипов и неловкости
Все собеседники Forbes Woman отмечают, что не сталкивались с предубеждениями о работе в «женской» сфере: близкие и коллеги их поддерживают. С другой стороны, самим пострадавшим от насилия женщинам может быть некомфортно обращаться за помощью к мужчинам. Впрочем, у сотрудников фондов, с которыми поговорил Forbes Woman, таких ситуаций не возникало.
Юрист SilSila Амин Рашидов объясняет, что важно уметь задавать правильные вопросы, выстраивать диалог так, чтобы клиентке было комфортно: «Нужно думать, прежде чем говорить. Ты должен понимать, что ты работаешь с человеком, который попал в тяжелую жизненную ситуацию». Фандрайзерам НЖКЦ и Консорциума женских НПО и вовсе не приходится напрямую работать с клиентками их организаций.
Психолог центра «Не Терпи» Максим Максимов говорит, что иногда в заявке на психологическую помощь девушки указывают, важен ли им пол специалиста. Он добавляет, что в случае, если уже на консультации почувствует дискомфорт со стороны пострадавшей, передаст работу с ней другому специалисту, однако пока что на практике у психолога такого не происходило.
Желание пострадавших женщин сократить общение с мужчинами понятно. В то же время помогающим организациям имеет смысл, напротив, активнее работать с мужской аудиторией, считает Михаил Суворов. Избегая антагонизирующей риторики — автоматического записывания всех мужчин в агрессоры, — можно наладить диалог, эффективнее вести просветительскую работу и фандрайзить, считает он.
Что дает работа в женских НКО мужчинам
Адвокат НЖКЦ Павел Родионов рассказывает, что изначально работу с темой абьюза воспринимал как обычную часть юридической практики. Его мнение изменилось, когда он узнал о цикле насилия: он понял, почему женщины часто не могут уйти от агрессора, задумался об особенностях работы с пострадавшими. Юрист SilSila Амин Рашидов отмечает, что работа с темой насилия научила его выстраивать границы и формулировать вопросы так, чтобы не обидеть пострадавшую. «Как бы это ни звучало, я люблю помогать людям. Когда я слышу слова благодарности, я чувствую, что сделал что-то полезное для человека и не зря прожил этот день», — добавляет он.
Для психолога центра «Не Терпи» Максима Максимова весомая часть работы — доносить информацию о том, что насилие — это выбор. «Далеко не все люди, которые применяют насилие, понимают это. Причина не в том, что «она меня довела» или что-то еще произошло, и человек такой не потому, что в детстве его не любили, а потому, что это выбор. И последствия этого выбора лежат на том, кто его совершает. Мне важно сообщать об этом», — говорит он.
Фандрайзер НЖКЦ Илья Гришков отмечает, что находить деньги на работу центров, работающих со стигматизированной темой, — настоящий вызов. Иногда приходится придумывать, как написать заявку на грант так, чтобы не упоминать пугающее грантодателей слово «насилие», но при этом дать им понять, чем занимается центр и почему его работа важна.
«Меня всегда удивляло, почему организации, которые помогают женщинам, так редко поддерживают мужчины. Казалось бы, в этом нет ничего неестественного: у всех нас есть сестры, жены, дочери, мамы, — размышляет фандрайзер Консорциума женских НПО Михаил Суворов. — Если у меня будет дочь, я не хочу, чтобы она жила в обществе, где муж может ее бить. Это ненормально». Важно показывать, что борьба с домашним насилием — это не сугубо женская тема, уверен он: «Я разделяю эти ценности не потому, что я какой-то уникальный, а потому, что это нормально».