«Левиафан» по косточкам: почему для режиссера Андрея Звягинцева не существует случайностей
Кадр №6
— Нам повезло, что не было ветра — и озеро было, как зеркало, ровным. Если перевернуть это изображение, будет абсолютно такое же впечатление: зеркало. Если бы была даже легкая рябь, мы получили бы другой эффект.
И тут тоже были варианты. Когда мы сели за монтаж, я долго выбирал, мучился с композицией. Были варианты, когда правую часть кадра эта вот скала занимала полностью.
— Это был поиск золотого сечения?
— Это был поиск композиции, гармонического равновесия, соответствия темного и светлого неба, воды и вот этих темных скал… Были сняты варианты на широкую оптику. Вообще говоря, мы не злоупотребляем широкими объективами, в особенности такими, которые сильно искажают пространство.
Кадр №14
— Я так понимаю, задача здесь — вписать дом в тот пейзаж, который вы только что показали. Как вы искали оптимальную точку?
— Ясно было, что должен быть общий план, самый общий план, который здесь возможен. Но в той мере, в которой… Как бы сказать?.. Слушайте, я не думал, что это можно даже как-то объяснить… Давайте попробую.
Композиционно кадр должен был вмещать в себя все: и сам дом, и окружающий его пейзаж, но в некоторой соразмерности, что ли. Вот эта теплица слева, авторемонтная мастерская справа, оба этих крыла, весь этот ансамбль и есть — дом Николая. Чем дальше от дома отступать или чем шире оптику ставить, тем меньше в кадре дома и тем шире раскрывается пейзаж. Тогда больше попадает в кадр всего остального пространства — камней, берегов, ветвей каких-то брусничных (куча ягоды здесь, кстати, брусники и черники, поляны целые). Разбавляется концентрация присутствия дома.
Следовало найти середину. Вот в этом нашем ракурсе и на этой крупности, мне кажется, главным событием кадра является дом. И когда зажигается на веранде свет, то сразу становится понятно, что это…
— Главный герой.
— Главный герой, да.
— Мы сейчас не будем касаться декорации в подробностях, но все это — построенное?
— Да, все построено. Здесь было голое место.
— Вы не рушили здесь ничего?
— Нет, ничего.
— А все вокруг — настоящее?
— Да, все остальное настоящее. Только на мосту наши фонари.
— И зачем вы их поставили? Чтобы четче обозначить границу дня и ночи?
Не только. Все это дополнительная изобразительная опора кадра — горизонтальная линия, световое пятно. Это то, что является таким, что ли, вспомогательным элементом грунта на этом холсте (если фон воспринимать как плоскость холста). Это те вещи, которые обогащают впечатление целого. Эти отражения на воде — они же хорошо тут работают. Представьте себе, что их не будет. Выключи вот эти четыре лампочки — и будет такая хмарь и серь… А появляются эти элементы — и что-то вносят, какую-то дополнительную игру.
— А вот слева огонек?
Это реальный огонек, чего-то там горит.
Кадр № 36
— Это один из ключевых моментов фильма, поэтому я не удержусь и спрошу: как родился этот ответ на «Люблю тебя» — не «Я тоже», а «Я знаю»? Это из жизни?
— Из их взаимоотношений. Уже здесь мы заронили в душе зрителя это семя: между ними что-то не так, нет полноты. Она не дала ему сигнала (а через него не дала сигнала и нам), что тут полная чаша, что здесь сплетено все вместе, что они любят друг друга по-настоящему.
Кадр № 64
— Это настоящий Зюзинский суд в Москве.
— В картине есть несколько таких эпизодов, которые, в принципе, можно было снять где угодно, не обязательно на Кольском полуострове. Выходит, вопрос абсолютной аутентичности не был для вас принципиальным?
— Так они же все одинаковы. Я думаю, московский суд ничем не отличается от суда в Кировске или Мончегорске. Любые чиновные присутственные места — кабинет прокурора, суд, полицейский участок, — все они абсолютно одинаковы. Поэтому не было необходимости гнаться за этими объектами.
Кадр № 90
— Всю эту огромную сцену мы играли полностью до конца, и, кстати, несмотря на две склейки (на Лядову и на фотографию), это один и тот же дубль. Я долго не хотел разрезать его фотографией, она здесь появляется только потому, что просто необходима. Но в длине самой сцены я никаких пауз не подрезал. Иногда, когда ты уходишь склейкой на другой план, ты можешь за кадром немного подвинуть звук: допустим, поплотнее его сделать, что-то подсократить. Но здесь в этом просто не было нужды, потому что чувствуется живой ритм сцены: «Ты не лезь!» — «А ты не ори!» — и дли-и-инная пауза, длиннющая, он долго так осоловело смотрит на нее… И мы не знаем, чего сейчас ждать. Мне все это очень нравится.
Мне очень нравится, как оба парня сделали эту сцену, и Володя, и Леша. Лешу сейчас даже на слезы пробьет, и он их сдержит так… Он как бы спрячет их за бравадой: «Че ты, че ты вообще? Ты психолог, что ли?» — а этот его утешает… Эта сцена, конечно, дорогого стоит.
Кадр № 160
— Это настоящая квартира, мы взяли ее в аренду на три месяца экспедиции. Здесь останавливались те, кто приезжал на какое-то короткое время, по необходимости: то пиротехник, то оружейник, то какой-нибудь актер-эпизодник; она была своего рода переходящей эстафетной палочкой.
И вот за несколько дней до этой съемки, дня за три, пришли сюда художники-декораторы — и уделали ее до неузнаваемости!.. Обои ободрали прямо до исподнего, до цементной стены оштукатуренной (причем где-то куски содраны, где-то нет). Повыбили розетки. Стекло вынули и в некоторых местах разбили, вставили фанеру, а потом выбили и в ней кусок, чтобы щель образовалась, дыра. Навалили хламу в комнате, на подо коннике… Короче говоря, убили полквартиры: весь коридор от входной двери и эту вот комнату. Но хозяин наверняка даже не узнал, что мы с его жилищем сотворили, потому что, разумеется, после съемок все было отремонтировано в лучшем виде.
Кстати, видите крышу дома напротив? Там таких домов немало. Внешнюю отделку стен нещадно сдирает северный ветер, пронизывающий их вьюгой и снегом. Значительные перепады температур, ветер, насыщенный соленой морской влагой, дождь — все это выедает поверхности стен. Это зрелище впечатляет, будто расстрелянный Сталинград!.. Поэтому северяне облицовывают теперь подветренные стороны домов какой-то специальной плиткой, противостоящей и дождю, и ветру.
Так вот, этот фон свою роль в нашем выборе, конечно, сыграл, он был определяющим. Квартира могла быть абсолютно любой — мы выбрали эту потому, что за ее окнами открывался нужный нам вид. И перенесли в эти четыре стены, словно в декорацию, ту разруху, которую можно встретить повсюду.
— Страшно даже представить, что там на кухне…
— «Пошли, кухню покажу. О, даже батарея есть!.. Лиль, слышь?!..» — это все на площадке родилось. Этих реплик в сценарии не было.
Кадр № 209
— А вот здесь, по-моему, мы эти фонари зажечь забыли. Профукали. Выставили камеру, зажгли свет внутри дома, на веранде и в соседней комнате, а про фонари забыли, потому что снимали этот кадр совершенно уже в другой день. Спохватились, когда поздно было, в процессе монтажа. И поэтому «зажечь» их просили компьютерщиков.
И это было довольно непросто, потому что нужно ведь не только четыре эти точечки зажечь. На изображении в высоком разрешении можно, конечно, найти эти столбики и к ним прикрепить светлые пятнышки, это легко сделать. Но вот отражения на воде — уже сложнее. Ребята посмотрели на референсы, на примеры того, как отражается в воде свет этих фонарей, — и тщательно это повторили. Впрочем, это их работа, они умеют делать подобные вещи.
Кстати, это ведь тот самый причал из первых кадров фильма. Тогда рядом с ним просто ничего не было, а сейчас тут кораблики. Видите, как он опадает, этот причал: наклонился и падает в воду… Кораблики мы не подгоняли, они так и стояли там в день съемки: большое судно, меньше и совсем маленькое. И конечно, замечательно, что они там оказались, потому что все эти их мачты и флагштоки — все это хорошо работает в отражениях. И здесь вот отражение этой самой ЛЭП…
— Птицы случайные?
— Нет, птиц мы гоняли. Они расселись на ночлег где-то на этих вот крышах, слева, перед причалом. И мы пугали их по команде. «Приготовились. Камера. Снимаем». И уже в рацию: «Дима, Сережа, гоним чаек!» — и ассистенты начинают стучать по всем поверхно- стям: вух-ух-ух — у-у-у — бум-буб!.. Чайки, естественно, взлетают — вш-вш!.. — галдят, кружат над водой непродолжительное какое-то время — и возвращаются на свое место, для нового дубля.