Витрина на подкладке: на выставке в Cube показывают 500 работ галереи «Пальто»

За 27 лет существования «Пальто» галерист Александр Петрелли и его проект превратились в легенду московской арт-сцены. В пространстве Cube Петрелли собрал (и развесил по стенам, что для него не характерно) 500 работ 50 художников.

— Александр, вашей галерее «Пальто» исполнилось 27 лет. Как появилась идея столь неожиданной продажи искусства?

— Как-то мы с художниками Людмилой Скрипкиной и Олегом Петренко, в середине 1990-х составлявших арт-группу «Перцы», смотрели фильм «Иван Васильевич меняет профессию», где один спекулянт предлагал главному герою дефицитные радиодетали, развешенные внутри пиджака. То есть он эти детали продавал, витрина была на подкладке. А я в те годы носил выдающееся драповое пальто, настоящий шкаф, как на рисунках Гарифа Басырова. «Перцы» предложили: «А давай-ка, Саша, у тебя в пальто галерею откроем». Мы подумали, почему бы не продавать таким образом картины, самой подачей превращая их в дефицитный товар. Со временем «Перцы» к затее охладели, а я, наоборот, утвердился в роли галериста.

— Так вы все-таки галерист или художник?

— Это непростой вопрос. Я, конечно, галерист, я сотрудничаю с лучшими современными художниками. У меня выставлялись первые имена — от Виктора Пивоварова до Дубосарского с Виноградовым, Звездочетова, Валерия Чтака. Даже Зураб Церетели делал выставку в «Пальто». Но не каждый сможет продавать искусство таким образом. Это острая подача, люди ведь могут и шарахнуться, и надо иметь коммуникативные навыки и таланты. Так что, определенно, я — художник.

— Какие дополнительные смыслы приобретают работы, если их развесить у вас в «Пальто»?

— От самого очевидного — это как бы подпольные произведения, секретные, редкие и потому ценные — до добавленной символической стоимости. С тех пор как в 1917 году Марсель Дюшан показал на выставке обыкновенный писсуар с подписью R.Mutt, назвав его «Фонтаном», и эта работа стала чуть ли не важнейшей в искусстве XX века, не приходится объяснять, что смена контекста меняет смысл вещи: профанное становится священным, заурядное —  исключительным. Так и галерея «Пальто» — это такая камера обскура, которая преображает все, что попадает в нее.

— Насколько ваш бизнес прибылен?

— Сейчас вполне прибылен, на это можно жить. Но так получилось далеко не сразу. Качественный сдвиг я почувствовал только после того, как в 2015 году в Музее Москвы прошла выставка в честь 20-летия «Пальто», инициатором которой была Кристина Штейнбрехер. Мы расчертили стены выкройками одежды, на пол и в витрины положили настоящие пальто, увешанные небольшими картинами, — экспозиция была предельно информативна. Думаю, после той выставки идея моего проекта стала понятна не только людям внутри арт-тусовки, но и широкой аудитории. Сегодня, когда я появляюсь на вернисажах, коллекционеры сами ко мне подходят. Все знают, что у меня можно купить первоклассных художников небольшого формата за приемлемые деньги.

— В каком диапазоне колеблются цены?

— От €100 до десятков тысяч, особенно если речь о покупке всей экспозиции вместе с пальто. Например, Валерий Чтак не только дал мне работы, но и разукрашивал фон-подкладку.

— Часто вы продаете оптом?

— Случается. Один раз на аукционе Vladey все пальто с выставки купил Московский Музей современного искусства, еще одно пальто с картинками находится в собрании Третьяковской галереи. На ярмарке в Вене полную, на мне висящую экспозицию приобрел коллекционер Михаил Абрамов.

— Мужчина, распахивающий пальто, — это образ эксгибициониста. Содержание художественных произведений внутри вашей одежды коррелирует с такой двусмысленностью?

— Хотя самая первая выставка в пальто Дубосарского и Виноградова называлась «Художники за секс» и представляла собой картинки, срисованные с порножурналов, сейчас я стараюсь подобной тематики избегать. Это был бы избыточный эпатаж, я все-таки не за скандал, а за искусство.

— Насколько ваша уникальная практика конвертируется в западном арт-мире?

— Я принимал участие в некоторых арт-ярмарках: в параллельной программе Art Basel Майами, viennacontemporary, London Art Fair, в параллельной программе лондонской Frieze, Zoo Art Fair. Это был ценный опыт. Я понял, что основной мой покупатель все-таки в России, где сейчас появилось новое поколение молодых коллекционеров с широчайшим кругозором и отличным вкусом, нацеленных именно на современное искусство. И я совершенно избавился от комплекса провинциальности. Когда на внутреннем рынке России художников начнут покупать за сотни тысяч долларов, эти художники автоматически перейдут в «интернациональный контекст» мировых звезд contemporary art.

Обычно этот процесс в России представляют ровно наоборот: художник должен вначале прославиться на Западе, и только потом в него начнут вкладывать серьезные деньги на родине. Но опыт, в частности, китайских художников показал, что репутации, легенды, звездный имидж создаются на локальном рынке и потом автоматом признаются на международной сцене. Так что я призываю коллекционеров вкладывать деньги в российские таланты.

— Вы продержались на русском арт-рынке 27 лет. Вы это делаете для денег, из любви к искусству?

— Все, что я делаю примерно со своих 15 лет (а я работал в театре в мимансе, позже у нас была рок-группа «Ди Папл под фанеру», когда мы выходили с фанерными гитарами и под записи выламывались на сцене как могли, и, наконец, три десятка лет «живу» галерей), я делаю исключительно из любви к искусства. И к Богу.