«Равнодушных к ВНДХ нет»: архитектор Сергей Переслегин о самом цельном районе Москвы

У большинства москвичей с ВДНХ сложные отношения формата любви-ненависти: одни помнят огромный рынок и шашлычные из 90-х, другие — ностальгируют по доперестроечным павильонам. Как бы то ни было, равнодушным к этому месту остаться нельзя. Здесь постоянно смешивались люди, история, события, здания — порой с очень необычными результатами. Сергей Переслегин, архитектор, партнер Kleinewelt Architekten и преподаватель МАРХИ, объяснил, как его новый проект, жилой дом МИRA девелопера MR Group, будет продолжать историю ВДНХ и создавать собственную. 

— Говорят, что ВДНХ — особенный район для архитекторов. Так ли это и почему? 

— Для нас ВДНХ — выставка интересных, забавных и затейливых архитектурных решений. Прогуливаясь там, ты словно путешествуешь во времени: вот здания, построенные по первому генплану Олтаржевского, а вот абсолютно модернистские павильоны.

Я думаю, что у каждого архитектора есть свои взаимоотношения с этим местом. Когда я учился на втором курсе МАРХИ, нам дали учебный проект — спроектировать на пустых местах генплана павильоны. Это было первое профессиональное погружение в контекст ВДНХ. 

Место, где мы проектируем, в первую очередь относится к Проспекту Мира — это один из самых богатых и целостных сложившихся градостроительных ансамблей Москвы. Он начинается от Сретенки и как единая монолитная застройка доходит до Яузы. И в ансамбль Проспекта Мира уже вписывается ВДНХ с его окружением. 

— Что формирует эту атмосферу? 

— Все знают круглый вход в метро ВДНХ. Не говоря уже о памятнике «Рабочий и Колхозница», гостинице «Космос», «Доме на ножках» и других знаковых зданиях. 

Важно понимать, что ВДНХ —  одно из немногих мест, спроектированных по единому генплану. Причем не только сама выставка, но и ансамбль Проспекта Мира. В этом заключаются и плюсы, и минусы этой локации для архитектора. Плюсы — то, что рядом с тобой очень достойное качество застройки. Минус — а точнее, вызов — что нужно соответствовать заданному уровню. 

— Как вы решали эту задачу, работая над концепцией квартала МИRA? 

— Можно сказать, что новый квартал реагирует на два больших градостроительных явления. Первое — это Проспект Мира. Хотя наши дома не находятся на его первой линии, они продолжают фронт застройки. Вторая градостроительная ось — это широкое пространство поймы Яузы. И основная градостроительная задача — соединить застройку на холме над Яузой со всем ансамблем. Можно сказать, что наш квартал — это точка, в которой застройка центра — Сретенки, Садового кольца, продолжаясь в ансамбле Проспекта мира, через наш квартал поворачивает на пространство набережной Яузы, ее фасад. 

Квартал MИRA состоит из нескольких домов и крыльев. Первый, самый низкий, расположен ближе к дому Жолтовского, продолжает линию его застройки и масштаб. И ведет с ним диалог волнообразной формой межэтажных поясов, полукруглыми колоннами. 

Центральный корпус увенчан башней-маяком, которую видно издалека. Это центр всей композиции. Башенка словно фиксирует точку поворота застройки к Яузе. Ее видно с дальних точек перспективы Проспекта Мира, при движении в центр и из парка, расположенного по обоим берегам реки. Наконец, третий корпус стоит в глубине. Если смотреть по генплану, он расположен на одной линии с модернистским «Домом на ножках». Поэтому у него похожие опорные конструкции, сам он светлый, прозрачный, открытый. 

— У застройки в районе ВДНХ не только характерные композиции, но и визуальное оформление. Какие материалы вы выбрали, чтобы поддержать эту эстетику?

— Речь, конечно, не только про материалы, но и про детали. Корпуса, которые выходят на первую линию застройки, решены немного по-разному. Массивные стены, пилоны и колонны из минеральных материалов разных оттенков — темно-серого, розового и светло-серого — контрастируют с широкими окнами. 

Детали в этих корпусах тоже очень важны, они перекликаются по масштабу с окружением, ведут с ним диалог. Это и волнообразные пояса-карнизы, полукруглые колонны, наклонные пилоны, тонкие опоясывающие пояса горизонтального разделения фасада. 

Одна из интересных деталей — ступенчатое заглубление ниши-маяка на фасаде угловой башенки. Эти тонкости должны быть видны издалека, с самых разных точек. Они создают ощущение уюта, хорошее для жилого дома. 

Корпус, который стоит в глубине застройки, с точки зрения деталей и материалов решен более целостно — это стеклянные эркеры высотой в целый этаж, которые смещаются относительно друг друга на полшага оси. Получается по-разному бликующая, отражающая и пропускающая свет стеклянная чешуя. Этот корпус самый высокий. И с дальних ракурсов его фасад, как корона, завершает композицию всего комплекса. 

— Как вы оцениваете импортозамещение в сфере строительства?

— К строительным материалам я отношусь утилитарно, они всегда есть, не в одном месте, так в другом. Для архитектора нормально использовать локальные возможности. Было время, когда все «шиковали» и заказывали какой-нибудь мрамор из Португалии. Кто хочет, может и сейчас себе это позволить, просто с более высокой ценой и сложной доставкой. Но встает вопрос целесообразности. У того же Жолтовского, нашего соседа по участку, не было каррарского мрамора. Однако архитектура от этого не пострадала, наоборот, выиграла. 

— Квартал находится довольно близко от магистрали — насколько зеленым удалось его сделать?

— Наш комплекс стоит в непосредственной близости от Яузы, можно из дома спуститься прямо в парк. Сложный рельеф помог нам спрятать разные инфраструктурные объекты, которые не должны быть заметны: въезд на территорию, паркинг и так далее. В стилобате расположились магазины, супермаркеты, кафе и рестораны, фойе.

Если спросить, для кого наши дома, я бы сказал, что в первую очередь для людей с хорошим вкусом. Для тех, кто ценит необычные пространства, кто любит красоту и кому важно интересное окружение.

— Возвращаясь к истории района — вдохновляет ли вас тема космоса, которой так заряжено ВДНХ?

— Если честно, нет. Ее и так вокруг слишком много, да и у ВДНХ есть более интересные для нас смыслы, в первую очередь, архитектурные и исторические. Например, мы нашли старый чертеж, где рядом с домом Жолтовского, примерно на месте наших зданий, был проект другого дома, полностью симметричного памятнику «Рабочему и колхознице». Вместе со скульптурой Мухиной они создавали своеобразные пропилеи, въездные ворота в Москву. Эта находка подтвердила, что мы правильно почувствовали место для башенки-маяка. 

Вообще, изучать историю этого района очень увлекательно. Например, Ростокинский акведук, который виден из окон наших корпусов, — это, по сути, гуманитарный проект Екатерины II: в городе бушевали дизентерия и холера, его нужно было обеспечить чистой питьевой водой. Акведук стал частью Мытищинского водопровода, первого в Москве. 

А нынешний Проспект Мира исторически был паломническим путем в Сергиев Посад. Недавно я читал воспоминания Карамзина, он ехал этим путем и подробно описывал все увиденные места, в том числе те, где сейчас стоят наши дома. Это все очень интересно. 

— Какой, на ваш взгляд, вектор архитектурного развития Москвы? Куда все идет?

— Сейчас у архитекторов огромные возможности с точки зрения работы с формой, применения тех или иных материалов, конструкций, технологий. Но такая свобода хороша при высочайшем уровне профессионализма. Сейчас во многом заново вырабатываются законы красоты, которые европейская цивилизация вынашивала на протяжении нескольких тысячелетий. XX век во многом отменил или перечеркнул эти законы, и архитекторам приходится снова их изобретать, узнавать, нащупывать и применять к большим масштабам и новым строительным технологиям.