«Великий разлом»: как одна стройка навсегда разделила Панаму и человеческие судьбы

«Дождь все лил и лил, и Берисфорд мысленно играл с ним в игру, проверяя, кто продержится дольше — он или дождь. «Лей, лей», — произнес он в полузабытьи, так что даже не понял, сказал ли это вслух или про себя. Он пообещал себе, что закончит работу не раньше, чем кончится дождь. Он подумал о Наоми и о том, как она гордилась бы его стойкостью. Конечно, зная Наоми, можно было предположить, что она назвала бы его дураком, если он решил, что сможет обыграть дождь. Вероятно, именно так она и сказала бы, но он не хотел этого слышать, поэтому стал считать, что Наоми гордилась бы им. Он стал считать, что если бы она была сейчас рядом, то улыбнулась бы, увидев, что он работает усерднее самого Господа Бога. Он хотел получить эту платежку. Ему нужны были деньги, которые он получит в обмен на чек. Двадцать долларов панамским серебром стали бы еще одним кирпичиком в жизни, которую он пытался построить — для себя, для Наоми, для детей, которые когда-нибудь у них, дай бог, появятся. Все это начиналось здесь. Покопай землю в Панаме, чтобы купить немного земли дома. Если у него получится заработать достаточно, это поможет им устроиться. Он не стремился к богатству, как некоторые. Он просто хотел заработать достаточно денег, чтобы зажить по-людски с Наоми. Чтобы они наконец смогли сыграть свадьбу — это же такое счастье! Он представил Наоми в длинном белом платье, да еще с вуалью, представил, как бы он снял эту вуаль во время церемонии, словно кожицу с крыжовника, медленно, неторопливо, и лицо Наоми под вуалью было бы слаще, намного слаще любой ягоды в целом мире. Все, чего он хотел, находилось по ту сторону от копания и дождя. Но дождь не прекращался, и спустя какое-то время — он понятия не имел, сколько прошло, — Берисфорд, продолжая копать, закричал в небо:

— Ты играешь нечестно!

Дождь не отступал. Он столкнулся с грозным противником. И все же он решил, что победит, потому что все, чего он хотел, было по ту сторону.

Час за часом он махал кайлом. Вверх и назад, вверх и назад. И час за часом небо низвергало дождь. Он не прекращался. Берисфорд снова взглянул в небо и увидел, как оттуда падают миллионы капель, без конца и края, и у него возникла новая мысль: надо малость передохнуть. Это то, что ему нужно. Совсем малость, чтобы никто не заметил, даже дождь, а потом он сразу продолжит, готовый сразить врага, готовый победить и получить все то, что ожидало его по ту сторону. Берисфорд спотыкался, увязая в грязи. Он был так измучен, что еле двигался. Он винил во всем дождь — как в своей усталости, так и в бесконечных равнинах грязи. Он злился на дождь и хотел укрыться от него, чтобы малость передохнуть. Он покачивался из стороны в сторону, пытаясь двигаться, но грязь мешала ему. Он упал на колени. Наклонился, опуская руки в грязь, и почувствовал, что тонет.

«Может, я еще выползу по ту сторону», — подумал он.

Люди увидели, как Берисфорд рухнул, точно пшеничный стебель под проливным дождем. Клемент, Принц и Омар, работавшие рядом, все время поглядывали в его сторону, видя краем глаза, как Берисфорд махал, махал и махал кайлом. В какой-то момент он выкрикнул что-то о нечестной игре, и Омар подумал, что он обращается к Миллеру, хотя того и не было поблизости. Миллер поднялся на холм, а все рабочие с кайлами и лопатами ушли на ланч. Во всей Выемке только одна их бригада продолжала работать. И больше всех — Берисфорд. Он все махал и махал кайлом, а потом Омар увидел, как он выпустил его из рук и, пошатываясь, побрел к рельсам позади них, с трудом передвигая ноги.

— Ты как? — спросил его Омар.

Но Берисфорд его либо не услышал, либо у него не было сил ответить. Он опустился на колени, а затем рухнул без чувств.

— Берисфорд! — прокричал Омар.

Он подбежал к нему с кайлом в руке и перевернул Берисфорда на спину. Глаза Берисфорда были закрыты, а тело обмякло. Дождь поливал его.

— Берисфорд! — крикнул Омар снова.

Клемент тоже подбежал к нему.

Омар сказал:

— Он, наверное, упал в обморок.

— Он дышит?

— Не знаю.

Клемент провел рукой под носом у Берисфорда. Приложил ухо к его груди. Затем нахмурился и приподнял его запястье. Медленно опустив его, он посмотрел Омару в глаза.

— Мы можем отнести его в полевой госпиталь, — предложил Омар.

Клемент покачал головой.

— Можем. Это недалеко.

— Уже поздно.

— Поздно? — промямлил Омар.

Клемент ответил ему таким взглядом, словно ему больше нечего было сказать.

— Но…

— Лучшее, что мы можем сделать, — это начать копать, пока Миллер не вернулся.

Омар непонимающе уставился на Клемента.

— Надо вырыть могилу, — сказал Клемент.

— Здесь?

— Лучше здесь, чем мало ли куда они его положат.

Омар был так ошеломлен, что не мог пошевелиться. Он посмотрел на Берисфорда, неподвижно лежавшего на земле. Это казалось немыслимым. Он только что копал. Он только что работал с ними. Омар нерешительно положил руку Берисфорду на грудь, ожидая почувствовать сердцебиение, но напрасно.

Клемент схватил Омара за руку и поднял его.

— Надо поспешить. Давай.

Клемент жестом подозвал Принца и Джозефа, и они вчетвером, не сговариваясь, принялись копать. Омар сморгнул слезы. Они копали так быстро, как только могли, и, когда яма стала достаточно глубокой, они перенесли Берисфорда и опустили туда. Они вернули его земле, чтобы он мог отдохнуть».