Неуловимый постмодернист: как Томас Пинчон больше 60 лет скрывается от читателей

Игра в прятки и камео в «Симпсонах» 

Человек, который попытается узнать побольше о Томасе Пинчоне, одном из столпов постмодернизма, наткнется на почти полное отсутствие информации о нем. Про писателя известно лишь самое основное: он родился в 1937 году на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк, два года учился на отделении инженерной физики в Корнеллском университете, затем пошел на флот и до 1957-го входил в экипаж эскадренного миноносца «Хэнк». В конце 1950-х Пинчон вернулся в Корнелл, но сменил специализацию на художественную литературу. Говорят, что там он посещал лекции Владимира Набокова. Тогда же Пинчон начал писать. 

После университета Пинчон несколько лет проработал составителем технических брошюр в Boeing, но, выпустив дебютный роман «V.» в 1963 году, сосредоточился на писательстве. Он жил в Мексике и Калифорнии, женился, завел сына и переехал в Нью-Йорк. Больше о жизни и работе Пинчона не известно почти ничего: он не дает интервью, не занимается продвижением книг и не участвует в публичных мероприятиях, что кажется немыслимым для такого популярного автора. Из-за всего этого за Пинчоном закрепилась репутация главного литературного отшельника. 

Сам Пинчон относится к такому ярлыку явно скептически — когда в 1997-м съемочная группа CNN «выследила» писателя и сделала кадры с ним, тот связался с каналом по телефону, попросил не пускать пленку в эфир и сказал: «Отшельник — это просто кодовое слово, придуманное журналистами для тех, кто не хочет с ними общаться». Руководство CNN пошло на компромисс — кадры с Пинчоном в репортаже «спрятали» среди кадров толпы, и поэтому зрители так и не поняли, кто из прохожих — известный писатель. Зато канал получил едва ли не единственный эксклюзивный комментарий Пинчона за всю его карьеру. 

Даже когда с 1973-го по 1990-й он ушел в подполье — поговаривали, что работа над романом «Радуга тяготения» получилась изнурительной и потребовала долгого отдыха — пророк постмодернизма не растерял поклонников. Его загадочность все так же будоражила воображение читателей. В результате Пинчон стал объектом многочисленных теорий заговора. Большинство из них звучали так, будто их придумал сам автор для сюжета нового романа.

Так, ходили слухи, что Пинчон и другой известный писатель-затворник Джером Сэлинджер — один и тот же человек, что Пинчон — компьютерная программа или альянс нескольких авторов. Поиски сведений о Пинчоне превратились для его поклонников и журналистов в игру, не менее увлекательную, чем чтение романов. Один энтузиаст даже приехал в школу писателя, но обнаружил, что местный архив сгорел и дело Пинчона со всеми его снимками исчезло в огне. 

При этом, по словам знакомых Пинчона, он вовсе не оторванный от цивилизации фанатик-одиночка, а просто человек, который дорожит конфиденциальностью и не хочет взаимодействовать с посторонними больше необходимого. Писатель не раз с юмором обыгрывал свою репутацию: например, когда в 1974 году его объявили победителем Национальной книжной премии за «Радугу тяготения», он прислал получать награду вместо себя комика Ирвина Кори по прозвищу Профессор. Тот произнес бессвязную речь, вогнав всех присутствующих в ступор. А когда в 2004-м Пинчон согласился озвучить самого себя в двух эпизодах «Симпсонов», создатели сериала изобразили его  в надетом на голову пакете. 

В середине 2010-х Пинчон пережил новую волну массовой популярности, когда режиссер Пол Томас Андерсон решился сделать то, что до него не осмеливались даже самые амбициозные кинематографисты — экранизировать Пинчона. Выбор Андерсона пал на «Внутреннего порока» — неонуар 2009 года о частном детективе Ларри Спортелло, расследующем исчезновение бизнесмена Мики Волкманна, вместе с которым пропала бывшая девушка самого Ларри. 

Выход первой в истории экранизации Пинчона не развеял завесу тайны над личностью автора, а лишь укрепил его почти мистический статус. Главным поводом для этого послужили сообщения в прессе, что камео писателя можно увидеть во «Врожденном пороке», подтвержденные исполнителем одной из главных ролей Джошем Бролином. Однако в какой именно сцене фильма появляется Пинчон, создатели раскрывать не стали.

С тех пор его поклонники разобрали картину Андерсона едва ли не покадрово, но так и не выяснили, где на заднем плане притаился неуловимый Пинчон. Учитывая, что последнему подтвержденному снимку автора на тот момент было уже больше 60 лет, о том, как выглядит постаревший Пинчон, оставалось только догадываться. 

Бунтарь-параноик

До авантюры Андерсона Пинчон считался автором, не поддающимся экранизации, — в первую очередь из-за наслоения смыслов, которое восхищает одних и раздражает других. Действие романов Пинчона происходит на разных континентах в разные эпохи — от Северной Америки второй половины XVIII столетия в «Мейсоне и Диксоне» до нацистской Германии в разгар Второй мировой в «Радуге тяготения», которую причисляют к ключевым произведениям постмодернизма. Столь же широк разброс тем: тут и правительственные заговоры, и личные драмы в нуарном антураже, и вековые противостояния курьерских служб, и экскурсы в математику, физику и историю.

Некоторые романы Пинчона объемом приближаются к тысяче страниц. Другие можно прочитать за несколько дней. Действие некоторых умещается в пару месяцев. В других повествование растягивается на десятилетия и вовлекает сотни персонажей. И все же в библиографии Пинчона можно выделить общие черты, которые позволяют безошибочно узнать его произведения.

Стиль Пинчона характеризуется прежде всего именно разнообразием: в его романах энциклопедические отступления на несколько глав непринужденно сочетаются с нелепыми песенками, тяжеловесная рефлексия — с поверхностными диалогами ни о чем, а отсылки к массовой культуре — с деконструкцией самых изощренных конспирологических теорий. Легко представить, как такой радикальный плюрализм превращается в какофонию. Однако в исполнении Пинчона хаос получается не раздражающим, а обаятельным, даже когда запомнить говорящие имена действующих лиц и уследить за сюжетом становится все сложнее. 

Пинчона как автора сформировала эпоха, в которую он вырос и в которой разворачивается действие нескольких его романов. Период с конца 1950-х по середину 1970-х в США ознаменовался ожесточенными социальными конфликтами, громкими политическими убийствами и расцветом конспирологических теорий. Герои Пинчона тоже часто соприкасаются с чем-то тайным и масштабным, будь то борьба двух корпораций за сферу влияния или махинации спецслужб.

Привлекательности — и вместе с тем жутковатости — таким сюжетам в его романах придавало то, что они часто напоминали реальность американского общества того времени. После короткого отрезка стабильности в послевоенных США поползли слухи об экспериментах по контролю сознания, проводимых ЦРУ. Советский Союз превратился из союзника в борьбе с нацизмом в главного идеологического противника. Началась охота на ведьм — то есть на коммунистов — во всех сферах жизни, от правительственных структур до Голливуда. Вместо войны, в которой противник был известен и понятен, Штаты начали ввязываться в намного более запутанные конфликты, поддерживая диктатуры в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии. 

Романы Пинчона, даже если их действие происходит в другую эпоху, прежде всего фиксируют мироощущение поколения на стыке 1960-х и 1970-х — между мечтой движения хиппи о всеобщей гармонии и жестокими нападениями секты Чарльза Мэнсона, между реформами против расовой дискриминации и убийствами инициаторов этих реформ, братьев Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Это поколение разочаровалось в своем правительстве, перестало доверять мейнстримным СМИ и начало искать скрытые закономерности во всем, от магазинных ярлыков до политических лозунгов. 

Похожим настроением пронизаны книги Пинчона. В них вроде бы абсолютно не связанные вещи и процессы вдруг начинают казаться частью чьего-то плана. Автор редко дает окончательные ответы — скорее, создает у читателя ощущение близости тайной истины, которую никак не удается ухватить. У Пинчона вроде бы ненароком оброненная фраза или символ на двери туалета через пару сотен страниц вдруг встречаются в абсолютно другом контексте, заставляя персонажей задуматься о том, не являются ли они пешками в чужой игре. Такой вайб идеально соответствовал параноидальному ощущению периода, когда агенты ЦРУ давали заключенным ЛСД под видом эксперимента по поиску лекарства от шизофрении, чтобы посмотреть, как обманутые испытуемые отреагируют на наркотик. 

Пинчона редко рассматривают как протестного писателя, хотя политическая подоплека его произведений очевидна. Так, например, в романе «Внутренний порок» говорится о том, что спецслужбы проникают на все контркультурные мероприятия, извращая любую благую цель: «Возможно ли, что на каждом сходняке — концерте, митинге за мир или групповом протестном схождении с ума, здесь, на севере, вдали, на востоке, где угодно — эти мрачные бригады действовали всю дорогу, утилизировали музыку, сопротивление власти, низводили сексуальное желание с эпического до повседневного, брали все, что могли замести в свой совок, и отдавали силам алчности и страха?» 

Протестный подтекст романов Пинчона заключается и в сознательном отказе от сведения разных сюжетных линий, персонажей, пластов повествования к единому нарративу. По Пинчону, существование цельной и универсальной картины мира с одинаковыми для всех узловыми точками типа выдающихся личностей или значимых дат — это уже пример политического подавления.

«Способ Пинчона искупить историю изнутри самой историографии — это продемонстрировать сложность истории, вымышленный характер всех форм историографии и те способы, которыми история захватывается и обманчиво фактуализируется власть предержащими», — объясняет литературовед Ханьо Беррессем. Единству нарратива Пинчон противопоставляет понятие энтропии — так в разных науках, включая физику, биологию, информатику, химию и психологию, называют меру неопределенности и беспорядка, присущего любой системе, а также тенденцию к увеличению этого беспорядка. 

«Пинчон был, пожалуй, первым писателем, выразившим возникшее в эти годы ощущение, что «все вырождается», — рассуждают переводчики романов Пинчона «V.» и «Выкрикивается лот 49» Николай Махлаюк и Сергей Слободянюк. — Согласно Второму началу термодинамики, закрытая система неизбежно движется от порядка, активности и разнообразия к хаосу, неподвижности и однообразию. В этом смысле энтропия — это мера хаоса такой системы. В теории информации энтропия является мерой неопределенности сообщения в зависимости от числа возможных сообщений, которые могут заменить данное сообщение. <...> Энтропия становится основной метафорой творимой Пинчоном картины мира». 

Сюжеты Пинчона — это полифония исторических, политических, мировоззренческих перспектив в пределах одной реальности. Параноидальная конспирология для его персонажей часто оказывается не менее легитимным подходом к осмыслению этой реальности, чем холодный научный рационализм. 

Культурный феномен

Даже в последние годы Пинчон не воспринимается как фигура из прошлого. Он продолжает незримо присутствовать в американской культуре и во многом формировать ее. Кто-то снимает фильмы в стиле Пинчона — как, например, вышедший в 2018 году абсурдно-параноидальный триллер о бездельнике-конспирологе «Под Сильвер-Лэйк» с Эндрю Гарфилдом в главной роли. 

А кто-то посмеивался над знаменитым постмодернистом и его репутацией. Пожалуй, самый яркий пример такого отношения — диалог персонажей Дэниела Крейга и Аны де Армас в ироничном детективе «Достать ножи», одном из главных хитов 2019 года:

— «Радуга тяготения». 

— Это роман. 

— Да, я знаю. Правда, я его не читала. 

— Я тоже. Никто не читал. 

Этот обмен репликами может показаться подтруниванием режиссера и сценариста Райана Джонсона над автором «Радуги тяготения» с его тяжеловесным стилем и неохватными сюжетами, похороненными под мешаниной из идей. Вполне возможно, что это действительно так — Джонсон был бы далеко не первым, кто относится к Пинчону скептически.

В свое время даже Пулитцеровский комитет наложил вето на решение жюри вручить «Радуге тяготения» премию за лучшее художественное произведение, вместо этого оставив награду в 1974 году без обладателя. Объясняя свое решение, члены комитета назвали роман Пинчона «нечитаемым, высокопарным и пошлым». 

Однако у Пинчона на протяжении всей его карьеры хватает и почитателей. Например, австрийская писательница Эльфрида Елинек, когда ей вручили Нобелевскую премию по литературе в 2004 году, сказала: «Смешно, что у меня есть Нобелевская премия, а у него [Пинчона] — нет. Не может быть такого, чтобы мне вручили Нобелевку раньше, чем Пинчону! Это противоречит законам природы». 

Легко догадаться, что другой верный почитатель Пинчона в мире искусства — режиссер Пол Томас Андерсон. «Я впервые прочитал «Внутренний порок» в июле 2009-го в Глостере, штат Массачусетс, — вспоминал он. — Издатель прислал мне экземпляр до официального выхода книги. Всю мою сознательную жизнь, когда Пинчон выпускал новый роман, я словно вешал на дверь табличку «Не беспокоить» и не выходил из комнаты, пока не дочитаю. В тот раз у меня ушла на это пара дней». 

Несмотря на положительную реакцию критиков на «Внутренний порок» и две номинации на «Оскар», на новую работу по мотивам Пинчона режиссер решился только через 10 лет. Но вместо экранизации Андерсон лишь использовал роман «Винляндия» как один из источников вдохновения для «Битвы за битвой». 

«Мне было бы трудно адаптировать «Винляндию», — признал Андерсон. — Поэтому я просто украл части, которые мне особенно откликались, и начал складывать вместе все эти идеи. С благословения Пинчона. Центральная тема «Винляндии», которую мы и позаимствовали, — это вопрос, что происходит, когда революционеры уходят на покой». 

Возможно, именно неоднозначное отношение к творчеству Пинчона позволяет писателю сохранять культурную значимость. В отличие от авторов, чей вклад уже давно признали и про которых забыли, по поводу него все еще ожесточенно спорят. А может быть, дело в том, насколько метко Пинчону удается транслировать чувство глубинной тревоги от жизни в мире, раздираемом конфликтами и противоречиями.

В 2020-х его романы кажутся такими же точными слепками реальности, как в 1970-х — во времена холодной войны и войны во Вьетнаме, Уотергейта и энергетического кризиса, разборок коммунистов и неофашистов, партизанских терактов и репрессивных режимов. Пытаясь осмыслить нынешнюю эпоху коронавируса, популизма и ядерных угроз, все так же легко представить себя персонажем Пинчона.