Что произошло бы с нефтяным рынком, если бы все коммерческие складские запасы нефти в США, составляющие примерно 500 миллионов баррелей, вдруг исчезли? Это не праздный вопрос. Статистика мирового нефтяного баланса, по данным Мирового энергетического агентства (МЭА), свидетельствует о том, что производство нефти за последние полтора года превысило спрос (включая товарные запасы и нефть в состоянии транзита) как раз на 500 миллионов баррелей. Эти баррели якобы были произведены, но их не фиксирует статистика на стороне спроса. Проблема стала широко обсуждаться на прошлой неделе, после публикации в The Wall Street Journal. Объяснений пропажи публика пока не получила. Возможно, речь идет о статистической ошибке.
Нефтяной рынок, столкнувшийся с профицитом предложения, переживает мучительный период ребалансировки.
В начале этого года цены упали до уровней, который рынки не видели с начала 2000-х и которые не обеспечивают нормальное воспроизводство в отрасли. Для восстановления цен необходимо, чтобы предложение и спрос вновь пришли в равновесие. Этот процесс уже начался. Добыча производителей с высоким уровнем затрат замедляется; мировой спрос на подешевевшую нефть подрастает. Большинство прогнозистов считают, однако, что профицит предложения настолько велик, что ребалансировка может растянуться на многие месяцы, возможно до середины 2017 г. и даже дольше, а до этого цены на нефть останутся низкими. Но насколько высок размер профицита?
Очевидно, что статистические оценки профицита на рынке нефти играют огромную роль в текущих ценовых прогнозах. В конце февраля МЭА выпустило отчет о среднесрочном (до 2021 года) состоянии нефтяного рынка, согласно которому среднегодовое превышение добычи нефти над потреблением выросло с 1 миллиона баррелей в сутки в 2014 году до 2 миллионов баррелей в сутки в 2015 году. Это позволило МЭА заявить, что ожидать роста нефтяных цен в краткосрочной перспективе не приходится. При этом из 2 миллионов «лишних» баррелей в сутки в прошлом году лишь половина получила точную классификацию в статистике: 0.77 миллионов баррелей в сутки пришлась на рост запасов нефти в хранилищах, 0.3 миллиона баррелей в сутки составила нефть в состоянии транзита. Но почти миллион баррелей нефти в сутки из общего объема оценки профицита в 2015 году МЭА не смогла отнести ни к товарным запасам ни к транзиту и поместила его в категорию “miscellaneous to balance”, также известную как «потерянные баррели» (“the missing barrels”). Если мы сложим «лишние» объемы, производимые каждые сутки на протяжении последних полутора лет, мы и получим 500 млн. баррелей «пропавшей» нефти, с упоминания о которых начинается эта статья.
Этот объем так велик, что вызвал в аналитическом сообществе массу вопросов. Трудно убедить мир в том, что в эпоху спутниковых фотографий можно где-то построить никем незамеченные нефтехранилища, в которых содержится полмиллиарда баррелей нефти. Возникли даже «теории заговора», обвиняющие МЭА в сознательной манипуляции данными для снижения цен на нефть (в конце концов, МЭА представляет интересы стран ОЭСР, большинство которых являются чистыми импортерами нефти).
Но стоит отметить, что статистические ошибки и постоянный пересмотр данных мировых нефтяных балансов являются неотъемлемой частью нефтяного бизнеса.
При всей критике относительно данных МЭА, альтернативные оценки мировых балансов, которые представляет секретариат ОПЕК или американское Министерство энергетики, не говоря уже об оценках частных консалтинговых компаний, страдают от тех же проблем с надежностью и верификацией статистических данных. Что такое «потерянные баррели»? Эта категория, по сути, представляет собой балансирующую строку в мировом нефтяном балансе, которая позволяет МЭА привести в соответствие многочисленные статистические допущения и неточности на стороне спроса и предложения.
Важно отметить, что МЭА обладает относительно корректной статистикой для стран ОЭСР, но вынуждена полагаться на довольно грубые оценки для других стран. Статистика на стороне предложения обычно гораздо корректнее, чем статистика на стороне спроса. Также статистика объема запасов в странах ОЭСР довольно аккуратна, но прочие запасы оцениваются весьма приблизительно. Во-первых, технология учета потоков при добыче и экспорте нефти позволяет относительно точно и оперативно получать необходимую информацию, а вот данные о спросе поступают со значительным временным лагом, причем от огромного количества потребителей. Во-вторых, страны ОЭСР имеют хорошо организованную систему сбора и анализа статистических данных, но в странах, не входящих в организацию, статистика нефтяной отрасли часто не позволяет корректно отслеживать не только потребление, но и состояние товарных запасов и даже добычу. В результате, для оценки текущего состояния рынка и краткосрочных прогнозов МЭА использует не фактические данные, а свои собственные оценки, основанные на моделировании и экстраполяции исторической статистики за предшествующие два-три года (именно в этом временном диапазоне, как правило, происходит основная ревизия статистических данных, например, в отчете 2016 года МЭА исправляло исторические балансы за 2012-2014 годы).
При этом в моменты перелома ценового тренда вероятность и цена ошибки возрастают.
Вопрос, таким образом, не в том, чтобы полностью избавиться от статистического «шума», а в ограничении его разумными пределами. В какой мере МЭА справлялось с этой задачей? За последние сорок с лишним лет было несколько моментов, когда цифры МЭА демонстрировали существенное (свыше 1 миллиона баррелей в сутки) превышение производства нефти над спросом и товарными запасами. Это возможно вследствие переоценки объемов добычи, недооценки объемов спроса и/или комбинации того и другого. В 70-е годы ХХ века это, скорее всего, объяснялось зачаточным состоянием системы сбора и анализа статистической информации МЭА и сознательной дезинформацией со стороны ОПЕК относительно объемов добычи. Во время кризиса 1998 года свою роль, видимо, сыграла недооценка спроса в Азии. Что стоит за отклонением 2015 года?
В какой-то мере МЭА, похоже, недооценивает рост спроса в странах, не входящих в ОЭСР, в ответ на резкое снижение цен на нефть. Свою роль здесь сыграл рост потребления нефти китайскими независимыми НПЗ в результате выдачи им лицензий на импорт нефти, строительство новых трубопроводов и заполнение их технологической нефтью и создание новых мощностей по хранению в Китае и Индии. Тогда можно ожидать, что эти факторы будут учтены в будущих оценках и исторические балансы будут исправлены. Но все же этого недостаточно для того, чтобы объяснить «пропажу» 500 миллионов баррелей нефти. Если допустить, что речь идет просто о статистической ошибке и большая часть «пропавших баррелей» просто никогда не существовала, то размер профицита предложения над спросом вовсе не так велик, как думает большинство игроков нефтяного рынка.
В феврале на основании своей статистики о росте профицита предложения МЭА заявило, что не приходится ожидать роста нефтяных цен в краткосрочной перспективе. Однако за месяц, прошедший с даты опубликования отчета, цена барреля Brent выросла с $33 до $42, или почти на 30%. Если 500 миллионов баррелей не пропадали просто потому, что никогда не существовали, нас может ждать гораздо более быстрая, чем ранее предполагалось, ребалансировка рынка и резкий рост цен на нефть. Возможно, «пропавшие» баррели объявятся и нам объяснят, в какой категории баланса были ошибки. Но фундаментальная неопределенность на нефтяном рынке сохраняется.