Техника взаимности: как «вырастить» спектакль, который произведет впечатление
В советские годы о предпочтениях и настроениях театральных зрителей узнавали из исследований группы «Социология и театр» при Ленинградском ВТО. Сейчас за аналитикой этой специфической целевой аудитории обратиться особо некуда. Современному театру приходится методом проб и ошибок изучать своего зрителя и постоянно трансформироваться, чтобы не потерять его в наш динамичный век. Впрочем, эксперименты всегда шли на пользу театральному искусству. В своем интервью молодой режиссер Семен Барков рассказал о том, как менялся театр, почему слово «иммерсивный» становится неприличным, для чего нужны грамотные продюсеры и как преображаются спектакли в зависимости от площадки.
— Очень часто жизнь творческого человека складывается из череды неслучайных встреч со знаковыми людьми, которые круто меняют его жизнь…
— Моя история тому пример. Я родился в Обнинске, который был в ту пору довольно криминальным. Многих моих друзей сейчас либо нет в живых, либо они сидят. Я понял, что надо в своей жизни что-то менять. Театр стал той спасительной соломинкой, благодаря которой я вырвался из порочного круга. Режиссер Обнинского драматического театра Олег Леонидович Демидов разглядел во мне, 13-летнем отпетом хулигане, потенциал и здорово мне помог, вытащив из этого болота. Если бы не он, закончил бы я свою жизнь в какой-нибудь подворотне. Огромное ему спасибо! Мой театральный педагог Семен Евгеньевич Ярмолинец помогал готовиться в институт, буквально вложил в меня свою душу. Он стал старшим товарищем, мы много общались, я был с ним до последнего его вздоха. В Театральном институте имени Щукина моим добрым гением стал Александр Анатольевич Коручеков. Прекрасный, замечательный педагог, которому я очень благодарен за то, что он вложил в мою голову. Время, проведенное в институте, было довольно сложным в моей жизни. И то, что я окончил вуз, во многом заслуга моего мастера.
— После театрального вуза для творческого человека настает довольно суровая пора. Никто не приглашает выпускников на главные роли и в перспективные проекты. Как вам удалось обратить на себя внимание?
— Только Москва каждый год «выплевывает» по 120–150 актеров. Из них от силы человек 7–10 находят свою нишу. То же самое происходит и со сценографами, сценаристами и режиссерами. Конкурс на актерский факультет — по 350 человек на место, учишься четыре года в графике 24/7, а на выходе из вуза осознаешь, что ты никому не нужен. Мне кажется, в артисты идут не вполне здоровые люди — чрезмерно амбициозные, например. У них должно внутри что-то очень сильно гореть. И вот ты столько лет горел, но не можешь, как Данко, вырвать свое сердце из груди и осветить кому-либо путь, а вынужден, условно говоря, тлеть в одиночестве у себя на кухне. У меня была похожая история. С самого начала, когда поступал в театральный институт, я не собирался быть актером. Хотел закончить актерский факультет и поступать на режиссуру. Окончив институт, я понял, что нет мастера, с которым готов тратить еще пять лет своей жизни на учебу, поэтому начал писать сценарий «Ямолодость», готовя замысел первого спектакля. Через полтора года написал его, потом полгода собирал команду. А еще через два года, когда сценарий был переписан раз пять, приступил к репетициям. Параллельно я как актер играл на разных театральных площадках, снялся в нескольких «проходных» фильмах — надо было как-то зарабатывать на жизнь. Это было долгое время, состоявшее из одной работы. Наверное, в этом и заключалось мое везение. Премьеру «Ямолодости» мы сыграли в одном московском баре, затем перебрались в джазовый клуб Алексея Козлова. Там спектакль и дорос до того уровня, с которым можно идти в театры. В ноябре 2021 года, благодаря продюсеру Анастасии Приц и писателю Александру Цыпкину, который выступил сопродюсером проекта, мы поставили «Ямолодость» на малой сцене «Гоголь-центра», а через год — на основной сцене Театра Ермоловой. Конечно, проект видоизменялся: театральное пространство и пространство бара или джаз-клуба кардинально отличаются. С этого спектакля все и началось в моей режиссерской жизни, и поэтому он мне особенно дорог.
— В основе «Ямолодости» лежат добрые истории о чувствах и эмоциях, которые мы получаем в процессе становления личности. Это ваши собственные переживания?
— Все истории абсолютно подлинные. Я понял, что есть моменты в моей жизни, которые я не смогу уже ощутить через два года так, как я чувствовал их, будучи молодым. Сейчас еще смогу, а дальше уже начну взрослеть. И вот, чтобы их запечатлеть, остановить и, главное, постараться этими переживаниями зажечь других людей, я и решил воплотить их в своем спектакле. Каждый находит в моем спектакле историю, откликающуюся в его сердце. После спектакля ко мне часто подходят зрители, разница с которыми у меня лет 15, с одним и тем же вопросом: «Откуда вы это знаете? Это же было в моей юности». Как-то пришел в театр Эмир Кустурица и также был изумлен: «У нас было явно разное детство, но почему ощущение, что оно у нас с тобой схожее?» Пожалуй, в этом и есть магия, мы возвращаем зрителю те самые ощущения, которые он сейчас уже не может прожить. Это для меня самое дорогое и самое важное. Я никогда не пытался в этом спектакле кого-то чему-то научить, и это не мемуары. Мне уже 31 год, и я четко понимаю, что начинаю видеть жизнь по-другому. Я ставил про то, что знал и чувствовал. Спектакль постоянно обновляется. Есть вещи, которые в нем не меняются, но музыкально он очень трансформируется. Сколько бы я ни добивался какой-то фиксированности, он всегда идет по-разному. Я стараюсь не дописывать новых частей, чтобы не изменить его душу. Но без локальных изменений все же не обойтись. Спектакль, который мы будем играть 22 февраля на сцене театра «Градский Холл», тоже будет иным. Это одна из суперсовременных площадок. Ее возможности подходят для нашего спектакля идеально, потому что там качественный звук, хороший свет, лазерные установки, которых нет в театрах. Состоится он исключительно, как я выше сказал, благодаря инициативе Александра Цыпкина и Анастасии Приц, которые часто помогают молодым артистам и режиссерам. Если бы не они, «Ямолодость» не получил бы второго дыхания и не просуществовал бы столько времени. Конечно, он жив и благодаря артистам, которые очень трепетно ко всему относятся, но этого мало. Всегда нужна сильная продюсерская и административная рука — это люди, которые дают жизнь искусству.
— В своем спектакле вы человек-оркестр: одновременно и режиссер, и актер, и сценарист, и музыкальный продюсер, и музыкант. Не идет ли кругом голова?
— На самом деле я давно хочу полностью убрать себя из спектакля. Но есть некоторые сцены, которые для меня настолько личные, что другой актер будет проживать их по-своему, что совершенно правильно, но это будет совсем другая история. Я бы с радостью убрал себя из спектакля. Честно. Потому что это мой личный режиссерско-актерский ад. Ты выходишь на площадку как артист и работать должен как артист, но я замечаю, что темпоритм здесь загнан, тут актриса не полностью попала в свет и так далее. Я об этом думаю, хотя должен играть. Занимаясь режиссурой, я понял, насколько классно быть артистом, потому что ты отвечаешь только за свою игру, должен хорошо сыграть сцену, помнить текст, правильно двигаться. А когда ты режиссер — отвечаешь за все. Вплоть до того, что, если актеры играют не очень, — это твоя вина.
— Как вам удалось собрать такую яркую талантливую актерскую команду?
— Случайно-неслучайным образом. Марк Богатырев пришел к нам последним. Но я точно знал, когда пять лет назад писал некоторые сцены, какой артист нужен, и я предполагал, что это будет именно Марк. Я знаю его давно, он мой земляк, нас воспитал один и тот же педагог. И вот Марк с нами. Даша Руденок попросилась прийти на репетицию как зритель. Случился какой-то форс-мажор, не пришла актриса, я предложил Даше выйти на сцену попробовать себя в сцене, так и осталась. Валерию Дергилеву ввели суперсрочно — она должна была временно заменить героиню. И тоже в итоге оказалась в спектакле. Вера Кинчева — наш отдельный цветок. Мы уже и не помним, как познакомились, но ощущение, как будто она была всегда, я очень уважаю и ценю ее. Музыканта Владислава Михайлова я целенаправленно «схантил». Это большая редкость, когда человек — очень сильный музыкант и при этом талантливый актер. Нам придется вскоре заменить Надю Игошину — она ожидает четвертого малыша, поэтому снова нужен ввод актрисы. И от этого спектакль в очередной раз преобразится.
— В Театральном центре «На Страстном» 15 и 16 марта состоятся показы спектакля «Не скажу» по пьесе Александра Цыпкина. Почему было выбрано именно это произведение?
— Мы не раз обсуждали с нашими продюсерами, что сейчас крайне мало простых добрых спектаклей. Почти везде тебе пытаются донести умную мысль, чем-то завлечь, а хочется светлой истории, чтобы стало тепло на душе. Настя Приц попросила Александра Цыпкина написать подобную пьесу, и он взял за основу свой рассказ «Не скажу». Премьера одноименной пьесы состоялась в декабре 2022 года. Мы его довольно быстро сделали в сжатые сроки. Ставили в тандеме с Григорием Артамоновым — он уже делал спектакль Burnt in the USSR по первому сборнику рассказов Александра Цыпкина. Так два молодых режиссера оказались в одном спектакле. Если бы мне раньше сказали, что так со мной случится, я посчитал бы это бредом. Но приступая к работе с Гришей, я понимал, что мы отлично сработаемся. У нас опять же сложился прекрасный актерский состав: Рита Крон, с ней мы знакомы по спектаклю «Ямолодость», очень крутой актер Дмитрий Чеботарев. Когда я еще учился, он у нас на первом курсе был педагогом. Я был поражен спектаклем, который он поставил в театральном институте, его работой с нами, его тренингами. Я внимательно следил, как он развивается, как из талантливого юного педагога становился серьезным артистом. И мне было приятно поработать с ним. Этот спектакль на самом деле актерский, есть хороший текст, и есть хорошие артисты: Виктор Ворзонин, Ирина Выборнова, Феодор Кирсанов, Ярослав Матвеев, Екатерина Стеблина, Георгий Перадзе, Алиса Прохорова, Полина Фирсова. Антона Косточкина посоветовала наш продюсер, она знала, что Антон и Дима Чеботарев — друзья, работают в одном театре. Она оказалась права: вместе это огромное количество шуток за кулисами и хороший легкий дух на сцене. Думаю, у нас получился абсолютно добрый и светлый спектакль про то, на что готовы идти любящие люди, чтобы сохранить семью.
— Сохранилась ли мода на иммерсивные шоу? Должен ли зритель оставаться в зале или быть частью действия?
— До Островского люди ходили преимущественно на артистов. Иногда на афишах даже не было написано, что он играет. «Бенефис Топоркова!» — и все. Потом появился суперзлободневный Островский, и стал важен текст. Дальше вместе со Станиславским появляется режиссерский театр, и становится интересно, как прочел пьесу режиссер. Становится интересна режиссура, даже неважно, кто играет, хотя до сих пор остается важным, что ставят. Театр идет дальше. В моде театр интерпретаций: как привычное произведение было пересмотрено, в какой новой форме было создано, зритель шел смотреть на форму. Сейчас, мне кажется, зритель приходит не за артистом, не за пьесой, не за режиссурой, не за интерпретацией, он приходит за собой. Ему стал интересен он сам, что с ним происходит от всего того, что он чувствует, что испытывает. Это стало самым важным для зрителя, поэтому и появился иммерсивный театр, где он может стать участником действия. Это естественная потребность, но мне кажется, что она не проживет долго, потому что события в мире сейчас вновь будут менять театр. В Москве слово «иммерсивный» уже звучит немного неприлично. Наелись. В регионах оно еще, может, держится на плаву. А в столице стараются этого слова избегать. Лично мне нравится любая интерактивная форма с залом. Обожаю ставить спектакли так, чтобы артисты были очень близко со зрителем, чтобы они работали с ним напрямую. Я это все очень люблю и ценю, но опять же важно задавать себе вопрос: «Что от этого испытывает зритель?»