Полина Кнороз — Forbes: «У нас в легкой атлетике все ходят по лезвию ножа»

На завершившемся в августе чемпионате России по легкой атлетике Полина Кнороз прыгнула с шестом на 4,86 м. Это не только личный рекорд спортсменки, но и второй результат сезона в мире, который давал бы ей право не только приехать на чемпионат мира в Токио 13 сентября, но и побороться за победу с Амандой Молл — американкой с лучшими показателями в этом году (4,91).

Международных медалей, как и стартов, в карьере 26-летней Кнороз не было уже более четырех лет. На Олимпиаду в Токио в 2021 году шестовичку не взяли тренеры, предпочтя более опытных спортсменов. А затем случилось общее отстранение нашего спорта, из которого Всероссийская федерация легкой атлетики (ВФЛА), имея сложные отношения с Международной ассоциацией легкоатлетических федераций (World Athletics), пока так и не выбралась.

Долгое отстранение, а членство ВФЛА в международной федерации из-за допинговых обвинений было приостановлено в 2015 году, пережили не все топовые спортсмены. Многие предпочли уйти, не видя перспектив и мотивации соревноваться внутри страны, потому что еще до 2022 года не всем была дана возможность ездить на мировые старты. Кнороз не только осталась, но и привнесла отечественным соревнованиям больше узнаваемости: ругалась на организаторов в прямом эфире и эффектно врывалась в интервью на легкоатлетических дорожках. Мы решили поговорить с ней лично.

«Моя судьба была решена еще до моего рождения»

— Ваши родители — бывшие легкоатлеты. Мама Анна — чемпионка мира 1991 года в беге на 400 метров, участница Олимпиады-1996, папа Алексей — мастер международного класса. Правильно ли я понимаю, что у вас не было выбора, кем стать? Или все-таки спорт — это осознанный выбор без давления?

— У меня не то, что не было выбора, у меня даже не было выбора на выбор. Моя судьба была решена еще до моего рождения. Я просто не могла не пойти в легкую атлетику. До 12 лет еще были гимнастика, плавание. Но, естественно, легкая атлетика всегда была в приоритете. Родители просто ждали, когда я подрасту, и на 12-й день рождения меня под руки повели на тренировку. Никто не спрашивал, чего я хочу, да и я на тот момент хотела всего лишь с подружками есть «Доширак» где-нибудь на скамейке за школой.

— Вы говорили, что не интересовались легкой атлетикой и не слышали об успехах Елены Исинбаевой, когда пришли в прыжки с шестом. Как так вышло и удалось ли познакомиться с ней после?

— Поскольку меня привели в легкую атлетику из-под палки, меня не интересовало даже то, что у меня мама титулованная спортсменка, не говоря уже о Исинбаевой (смеется). Уже потом, естественно, я стала отдавать себе отчет, где нахожусь, и кто мои родители. С Исинбаевой мне удалось познакомиться в 2015 году, она нас награждала на соревнованиях.

— Когда пришло осознание, что легкая атлетика — это то, чем вы будете заниматься большую часть своей жизни?

— Сначала я занималась детским многоборьем, а затем перешла в прыжки с шестом. И вот после первых соревнований, которые я выиграла, у меня внутри появилось чувство, что мне это нравится и я хочу этим заниматься.

— Удавалось ли при этом совмещать спорт и учебу? Знаю, что многие профессионалы учатся дистанционно? Как это работает в легкой атлетике?

— В моей школе не было дистанционного обучения. Я училась на общих основаниях, так как на тот момент не ездила на сборы, как это было у многих моих ровесников. Я фактически все время находилась в Санкт-Петербурге. Не буду преувеличивать, я была далеко не отличницей, учеба никогда не стояла у меня на первом месте.

— После школы оставался только спорт или все-таки встал вопрос о высшем образовании?

— У меня было два варианта — либо после 9 класса пойти в колледж, либо после 11 поступить в университет. Я уже начала показывать результаты, и мне было нужно больше времени для тренировочного процесса. Важно было, чтобы во время обучения мне помогали, а не вставляли палки в колеса, поэтому я приняла решение пойти в колледж спортивного резерва, где отучилась четыре года, а после него поступила в технологический институт в Санкт-Петербурге на факультет «Менеджмент». В этом году я его окончила.

«Даже если сильно будет болеть, легкоатлет приедет на тренировку»

— На августовском чемпионате России по легкой атлетике вы с личным рекордом (4,86 м) победили в прыжках с шестом. Через две недели вас ждали на финальном этапе «Королевы спорта», но выяснилось, что вы досрочно завершили сезон из-за проблем со здоровьем. Что случилось?

— Врач поставил мне диагноз «доброкачественное пароксизмальное позиционное головокружение» (ДППГ). Простым языком это головокружения, которые могут произойти в случайный момент, и сопровождаются тошнотой и рвотой. От этого нет медикаментозного лечения, надо просто лежать и делать специальные упражнения, которые должны вернуть в работу твой вестибулярный аппарат.

Изначально это был полный ад — у меня небо с землей поменялись, я не могла встать с кровати и до туалета шла на четвереньках. Полная дезориентация в пространстве. Пришлось вызывать скорую, потому что я думала, что у меня инсульт. Это, наверное, самое мерзкое чувство, которое у меня было в жизни. Лучше бы у меня что-то болело, чем вот так.

По этой причине, к сожалению, пришлось сняться с финала «Королевы спорта». Я впервые сталкиваюсь с такой проблемой, поэтому не знала, как долго мне придется с ней бороться. Чем ближе был вылет на старт, тем больше я понимала, что, скорее всего, у меня не получится. В итоге, взвесив все «за» и «против», я поняла, что здоровье все-таки важнее и нужно отказаться от соревнований. К тому же, после я узнала, что на тот момент мне нельзя было летать. Так что решение точно оказалось верным.

— Этот синдром как-то связан с вашей профессиональной деятельностью?

— Нет, это никак не связано с тем, что я прыгаю с шестом и постоянно бьюсь головой о маты (смеется). ДППГ может произойти с любым человеком в любое время. Так что я еще рада, что была дома, когда все случилось, а не на высоте.

— Всем известно, что профессиональный спорт — это далеко не про здоровье. С какими травмами вам еще приходилось сталкиваться, или ДППГ — самое страшное, что случалось в карьере?

— У меня, как и у любого спортсмена, бывают микротравмы: где-то нога поболит, где-то рука. Не берусь говорить за всех, но у нас в легкой атлетике все тренируются на грани, ходят по лезвию ножа. Даже если сильно будет болеть, легкоатлет приедет на тренировку или будет выступать на соревнованиях с надрывами. Но ко мне это не имеет никакого отношения (смеется).

Если я понимаю, что у меня начинает болеть, могу моментально закончить тренировку, а на следующий день на нее не приехать. Бывает, тренер меняет тренировочный план, чтобы на больной участок тела шла минимальная нагрузка. Я сразу же начинаю ходить на процедуры к врачам, чтобы убрать проблему на начальном этапе. По этим причинам, как мне кажется, у меня ничего серьезного и не было. Лишь раз прихватило поясницу, из-за чего у меня выпало почти полтора месяца тренировок.

— Наверняка травма спины — одна из самых частых травм у спортсменов, прыгающих с шестом?

— У всех все индивидуально. Но из-за специфики нашего вида спорта, когда мы во время прыжка переводим горизонтальную скорость в вертикальную, больше всего, страдает именно спина.

«Мне тяжело оставаться одной в секторе на значимых высотах»

— После ухода Анжелики Сидоровой вы стали лидером российских прыжков с шестом. Какие от этого ощущения? И как в целом с конкуренцией в этой дисциплине в России?

— Здорово быть лидером, ощущать свое превосходство, как бы это пафосно ни звучало. Все мы любим быть на первом месте, в этом нет ничего такого. Но мне тяжело оставаться одной в секторе на значимых высотах — мне нужна борьба и конкуренция, чтобы я росла. Ведь именно в борьбе, когда вы друг друга подстегиваете, мотивируете, заставляете прыгать дальше, и рождаются результаты.

Когда я остаюсь одна в секторе, мне уже тяжелее собраться на прыжок, как бы я не хотела и как бы я себя не заставила. Подсознанию вообще без разницы, что я себе там внушаю. Оно работает отдельно от меня.

Люди, которые знают меня давно и видели в разных психологических ситуациях, говорят одно и тоже: как только я остаюсь одна в секторе, у меня срабатывает выключатель, я полностью меняюсь в настрое. На низких высотах по взгляду даже видно, что я заряжена, что хочу соревноваться, а когда остаюсь одна — происходит расслабон. Все-таки для того, чтобы штурмовать высоты, которые можно приравнять к медалям чемпионата мира и Олимпиады, нужен другой настрой.

— Рекорд Исинбаевой в прыжках с шестом у женщин (5,06 м) держится уже более 15 лет. За это время топовые «шестовички» не то, что приблизиться к нему не могут, но у многих и за 5 метров перепрыгнуть не получается. Как думаете, если бы у вас было больше конкуренции и мотивации, высота в 5 м покорилась бы?

— Мне, конечно же, хотелось бы в это верить. Но тут не угадаешь. Может, приехав на международную арену, где я жду той самой конкуренции, я бы и прыгнула 5 метров. Но может случиться и так, что меня морально задавят, я испугаюсь и вообще ничего не покажу. Такое нельзя исключать.

— Вы одна из немногих в нашей нынешней легкой атлетике, кто успел поучаствовать в международных соревнованиях. Какие воспоминания, и чем условно старт в России отличается от старта в мире?

— От международных стартов у меня остались самые яркие впечатления. Помню всех участниц, стадионы, площадки — это было потрясающе. На тех соревнованиях я впервые преодолела 4,80 м. Это, кстати, к вопросу о том, что со мной делает конкуренция. На международный турнир я приехала неизвестной спортсменкой, брав все высоты с третьей попытки, с ужасной техникой. Уже там я самая первая взяла 4,80, и никто не понимал, как я это сделала.

А еще я помню потрясающую атмосферу. Стадионы на мировых стартах были забиты до отказа, люди платили деньги, стояли в очереди и получали реальное удовольствие, смотря на то, как мы выступаем. Вызывает оптимизм, что сейчас ВФЛА делает все возможное, чтобы вернуть зрительский интерес к виду спорта в нашей стране.

— Следите ли вы за положением дел в прыжках с шестом в мире? Может, подсматриваете за техникой, инновациями коллег?

— Обязательно. Смотрю все трансляции, слежу за этапами «Бриллиантовой лиги». Это просто необходимо, чтобы поддерживать конкурентный тонус. С точки зрения технического аспекта ни за кем не подсматриваю, потому что все мы прыгаем по-разному.

— Как думаете, иностранные спортсменки вообще в курсе, что в России есть Полина Кнороз, которая составила бы им конкуренцию на стартах?

— Думаю, что да. Во-первых, с некоторыми из них я имела возможность выступать. Во-вторых, часть из них подписаны на меня в социальных сетях, и я знаю, что они меня смотрят. Все равно все узнают, когда показываешь личный рекорд, как я, когда прыгала на 4,86 м.

— На чемпионате России-2025 только в трех видах (в том числе и вашем), легкоатлеты выполнили норматив чемпионата мира. Означает ли, что это наша легкая атлетика деградирует?

— Мы не просто выполнили норматив, мы показали результаты, благодаря которым можно было бы претендовать на медаль. То есть мы не просто отобрались на чемпионат мира, а показали, что нам по силам забрать еще и золото. Это очень здорово. В остальных видах, может быть, не хватило конкуренции или где-то помешали погодные условия. Но это не значит, что ребята не достойны. Взять Машу Кочанову — возможно, она не прыгнула высоко на чемпионате России, но перед этим, извините, она прыгнула в Бресте (на Кубке сильнейших — Forbes Sport) два метра — это второй-третий результат сезона в мире. Я не помню, чтобы у нас кто-то так чисто прыгал эту высоту после Маши Ласицкене. Так что, думаю, в легкой атлетике у нас все в порядке.

Если бы мы знали, что поедем на чемпионат мира в Токио, многие спортсмены изменили бы свою подготовку и отношение к соревнованиям и, я уверена, результаты были бы другие.

— Один из тренеров нашей сборной по легкой атлетике говорит, что главные проблемы в этом виде спорта в России — дефицит тренеров и тренировочных баз. С этим действительно есть проблемы?

— Возможно, вопрос тренировочных баз для спортсменов и тренеров из регионов действительно является проблемой, но лично меня все устраивает, у меня есть все возможности. Мне есть где тренироваться в Москве, есть где тренироваться на сборах. Многие говорят, что хотят поехать на сборы в Португалию. Я никогда там не была, поэтому мне не с чем сравнивать.

«Личные сообщения предложениями о спонсорстве у меня не завалены»

  — За время отстранения многие федерации в России придумали новые турниры, прибавили призовые. Помогала ли финансово Федерация легкой атлетики спортсменам? Чем мотивировала на внутренних стартах?

— У нас появились призовые за первое, второе, третье место на соревнованиях — раньше награждали разве что грамотами и медалями. Сейчас же, кроме гонораров за старты и медали, у нас появилась система бонусов — первый за то, что ты на момент чемпионата России находился в топ-5 мирового рейтинга, и второй выплачивается после чемпионата мира. Если по его итогам ты также входишь в топ-5 мирового рейтинга, тебе выплачивают гонорар. Еще есть бонусы за рекорды Европы и мира. Но его, как и рекорд России, мне пока тяжело побить.

— В марте сообщалось, что вы стали лидером по призовым от ВФЛА (1,85 млн рублей). Наверняка с учетом летнего сезона сумма прибавилась, и вы снова в лидерах. Реально вообще легкоатлету в России выжить на эти деньги?

— В любом виде спорта многое зависит от уровня спортсмена и его результатов. Что касается моего дохода, то я очень рационально к нему отношусь. У меня все расписано — часть дохода идет в ипотеку, часть откладываю, как подушку безопасности. Большую часть зарплаты, наверное, я трачу на себя — на развлечения, на любимое «Золотое яблоко». Туда, мне кажется, я спускаю все свои финансы.

— Как еще развлекается лучшая шестовичка России?

— В июле много времени занимала учеба. Сейчас она закончилась, и у меня появилось много свободного времени. База — это встреча с друзьями, просмотры фильмов. Помимо университета я учусь еще дополнительно в той сфере, в которой планирую в дальнейшем работать. Плюс у меня есть мой самый любимый и лучший на свете молодой человек, с которым, конечно, мы тоже проводим много времени вместе.

Я часто очень езжу домой в Питер, потому что сейчас живу в Москве, и очень скучаю по семье, и при любой возможности стараюсь вернуться домой.

— У вас, по меркам российского спорта, достаточно много подписчиков в социальных сетях. Плюс ваш молодой человек (актер Матвей Зубалевич) тоже достаточно популярен — со своей армией поклонников и подписчиков. Удается как-то монетизировать популярность, приходят ли бренды?

— У меня часто про это спрашивают. Но нет, не приходят. Личные сообщения предложениями о спонсорстве у меня не завалены. Возможно, они теряются между сообщениями от моих поклонников, которые всегда пишут слова восхищения (смеется). Надеюсь, в будущем появятся рекламные предложения или интеграции — я всегда к ним открыта. Сейчас я являюсь амбассадором бренда Discover Fitness Pro, чему я очень рада. Но это не финансовая история.

— Из-за санкций многие наши спортсмены из разных видов спорта были вынуждены перейти на отечественных производителей экипировки и инвентаря. Вы как-то говорили о переживаниях, что в скором времени в России может не хватить шестов. Как сейчас с этим обстоят дела?

— Слава богу, этой головной боли у меня никогда не было. Я всегда тренировалась на всем готовом, потому что шесты предоставляет спортшкола. Правда, у них, как правило, нет того шеста, который нужен мне. Отсюда возникает два варианта: либо достать тот, который нужен мне, что очень непросто, либо научиться прыгать на том, который есть.

— Почему сложно достать нужный вам шест?

— Это проблематично, потому что все шесты делаются в Америке. Оттуда, в принципе, что-то тяжело достать. Плюс мой шест должен быть сделан индивидуально — другой ширины, но при этом с теми же функциями. Сейчас есть намеки на то, что со временем этот вопрос смогут решать оперативнее, и это не может не радовать.

— А что насчет другой экипировки: кроссовки, топы? Были ли проблемы с зарубежными производителями?

— Я долгую часть своей карьеры не покупала одежду, потому что была на контракте с Nike. Меня, как человека, который вечно копит и на что-то откладывает, просто душила жаба покупать спортивные вещи. Но потом Nike от нас отвернулся, ушел, и мне пришлось. Я неприятно удивилась ценам.

Я никогда не отдам кучу денег за футболку или лосины. Для меня важна в первую очередь практичность. Мне в целом без разницы, в чем я тренируюсь, потому что я пришла на работу, а не на показ мод. К соревновательным вещам я отношусь серьезнее — все-таки там камеры, прямые эфиры, зрители. Вот для такого я могу купить себе красивый комбинезон.

— В целом, складывается ощущение, что легкая атлетика — это доступный вид спорта. Бегать можно, где угодно, шесты предоставляет спортшкола...

— Отдать ребенка в легкую атлетику — это хорошая идея для физического развития ребенка. Изначально затраты минимальны. Родителю достаточно купить спортивную форму, и это не обязательно должен быть Nike. К слову, у меня много спортивной одежды с российских маркетплейсов.

«У меня остается крохотная надежда на Олимпиаду и на возвращение в мировой спорт»

— У вас в легкой атлетике сложился образ хулиганки. Это помогает или, наоборот, мешает вашей карьере?

— Мне трудно ответить на этот вопрос. Я просто так живу. У меня бывают ситуации, когда подходят не ко мне, а к моему тренеру, и говорят, чтобы он провел со мной беседу по поводу того, как вообще нужно разговаривать с людьми, — все-таки я человек резкий, прямолинейный, если мне не нравится что-то, я молчать не буду.

Многим людям, особенно тем, кто старше меня, и, которые, видимо, в силу возраста считают, что они априори правы, кажется, что я должна их слушать и заранее соглашаться. Вероятно, когда я говорю, что думаю, их картина мира переворачивается и им это очень сильно не нравится. Но будем честны, мне 26 лет, меня сложно перевоспитать. Владимир Ильич (Шульгин — Forbes Sport), мой тренер, уже все прекрасно понимает и только смеется.

— Следующая Олимпиада в Лос-Анджелесе через три года. World Athletics остается единственной летней международной федерацией, которая не пускает россиян на свои старты. Как думаете, каковы шансы, что ситуация за это время изменится? И реально ли через три года вам остаться на том же уровне, что и сейчас?

— Если предположить, что я точно поеду на Олимпиаду-2028, то могу сказать — я свой уровень не только сохраню, я его приумножу. У меня остается крохотная надежда на Олимпиаду и на возвращение в мировой спорт. Я позитивный человек, поэтому всегда пытаюсь найти что-то хорошее.

— Так выходит, что большинство профессиональных спортсменов после завершения карьеры либо уходят в тренерскую работу, либо в политику, либо открывают какое-то свое дело. Не было ли у вас мыслей, кем быть после завершения карьеры?

— Сначала я никак не могла определиться и понять, что же мне еще интересно, чем бы я хотела заниматься, и меня это даже начинало пугать. Когда ты всю жизнь крутишься в определенном месте и в определенной сфере, тебе тяжело рассматривать другие варианты, перспективы, потому что не понимаешь, что тебя там может ждать. Год-полтора назад, я поняла, что хочу развиваться в медиасфере. Работа с камерами и людьми — мне дали шанс попробовать себя в этом, и мне очень понравилось.

— Есть ли человек в мире, не будем называть его кумиром, но чей личный бренд — умение вести соцсети, подавать себя, чей спонсорский портфель, карьерный путь, образ в СМИ, история жизни — вам нравится больше всего, и на которого хотелось бы равняться? Это необязательно должен быть спортсмен из вашего вида спорта, и вообще не обязательно спортсмен.

— Не могу сказать, что есть спортсмены, на которых я осознанно стараюсь равняться, но определенно есть те, кто эффективно развивает личный бренд, цепляюще ведет социальные сети, и это привлекает внимание. Если говорим исключительно в контексте медиа, то я бы отметила американскую легкоатлетку Сидни Маклафлин и блогера Алину Шмидт. За ними интересно наблюдать, но, конечно, хотелось бы, чтобы у меня был свой уникальный путь.