Ирина Прохорова — Forbes: «Для женщин книгоиздание было социальным лифтом»
В феврале 2022 года российским издательствам пришлось серьезно пересматривать все стратегии, наработанные десятилетиями. Крупнейшие западные партнеры перестали продавать им права на новые книги, отозвали разрешение на распространение цифровых материалов, прекратили любое другое сотрудничество.
Бизнес нес убытки из-за скачков курсов валют, санкций против российской банковской системы и ответных мер российского правительства, которое ввело сложный механизм авторизации для платежей в «недружественные» страны. «Для меня принципиально, что бы ни случилось, платить роялти авторам, и это стало огромной проблемой: заплатить за книгу, за проданный тираж, за новый», — говорит основательница издательского дома «Поляндрия» Дарина Якунина.
Отключение России от международных карточных систем осложнило работу сервисов цифрового контента, — рынок электронных книг в 2022 году впервые за историю своего существования не продемонстрировал роста. Уход Visa, Mastercard и PayPal привел к значительному падению продаж книг во всех форматах, еще большим ударом стал отказ от работы с контрагентами платежных сервисов Apple и Google.
Кроме того, из-за санкций российские издатели лишились возможности печатать книги на европейской, прежде всего финской, светлой бумаге, а типографии оказались без запасов красок, пленки, лака, картона для переплетов и запчастей для печатных машин. Крупнейшие ярмарки объявили об отказе сотрудничать с российскими официальными структурами. Однако разобраться с техническими проблемами оказалось проще, чем со сложностями, связанными с государственным контролем за содержанием книг.
Законы, признающие «международное движение ЛГБТ» экстремистским и расплывчато формулирующие, что является нарушением, предусматривают серьезные штрафы вплоть до прекращения деятельности; постоянно обновляемый список иноагентов, в котором становится все больше писателей; готовность книжных магазинов и библиотек изымать книги из продажи, не дожидаясь принятия законов; для издателей означает не только сокращение ассортимента, но и значительное увеличение рисков для уже выпущенных книг, которые, возможно, придется изъять из продажи.
Независимое книгоиздание, публикующее книги на смелые, остросоциальные, политические темы, оказалось во время текущего кризиса в зоне наибольшего риска, во-первых, из-за своей «бутиковости» (у них меньше обороты и выручка), а во-вторых, из-за нависшей цензуры. И так сложилось, что у независимого книгоиздания в России в основном именно женское лицо: когда-то, в девяностых, в этот бизнес пришли увлеченные читательницы, которые искали книги для себя или своих детей.
В рамках проекта «Издательницы» Forbes Woman поговорил с Ириной Прохоровой — литературоведом, кандидатом филологических наук и главой издательства «Новое литературное обозрение».
Она окончила филологический факультет МГУ, работала на телевидении, со второй половины восьмидесятых годов — редактор в журнале «Литературное обозрение». В 1992 году основала журнал «Новое литературное обозрение» и возглавила одноименное издательство. В 2003 году стала лауреатом Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства — за издаваемый журнал. В 2012 была доверенным лицом своего брата Михаила Прохорова на президентских выборах. В декабре 2013 года была избрана руководителем Федерального гражданского комитета партии «Гражданская платформа», в марте 2015 покинула эту партию. С 2007 по 2021 год Прохорова курировала главное литературное событие Сибири — Красноярскую ярмарку книжной культуры (КРЯКК).
Основанное ею издательство выпускает три академических журнала и свыше 100 книг ежегодно, проводит научные конференции и ведет просветительскую деятельность.
— Как все начиналось в 1992 году? Как вы открывали гуманитарный журнал и как потом появилось издательство?
— Конечно, человек, создающий какую-то институцию, хорошо помнит самое начало. Это было, я бы сказала, волюнтаристское решение. Раньше я полагала, что буду академическим ученым и плохо себе представляла, что у меня откроются такие способности. Я работала в литературно-критическом журнале «Литературное обозрение», одном из лучших в советское время. Но мы работали в системе институциональной цензуры, где мало что можно было печатать. После 1991 года и распада СССР больше невозможно было существовать в журнале прошлого, где мы были изолированы от международной науки. Мне хотелось создать свой журнал, который мог бы собрать лучших гуманитариев, разбросанных по всему миру. Идея открытой площадки для меня была важнейшей.
Да, в 1990-е был полный коллапс экономики, но вы могли издавать все, что угодно
Сейчас вспоминаю и думаю: боже, только на волне какой-то эйфории можно было бросить все — а у меня была маленькая дочка, я была одна, — в такую авантюру ввязаться. Я ушла, собрала команду, и в декабре 1992 года вышел первый номер. Идея издательства начала витать в воздухе уже в 1993 году: авторы, давая материалы в журнал, говорили, что у них есть книги на эту тему. В этом был и практический момент.
Журнал «Новое литературное обозрение» стал очень популярным в гуманитарной среде (и остается таковым), но приносить особую прибыль он не мог. Начиная издавать книги, я надеялась поддерживать журнал. Так, на стыке интеллектуальной необходимости и коммерческой активности, родилось издательство «НЛО».
— Когда говорят о чтении и книгах, имеют в виду женщин: в России основной читатель — это читательница. А когда говорят об издательстве, подразумевается книгоиздательский бизнес, которым стереотипно должен заниматься мужчина. Пришлось ли вам столкнуться с этими стереотипами 30 лет назад?
— Это интересный момент, я никогда об этом не думала. В начале девяностых годов в моем поколении все бросились издавать книги, изголодавшись по книжкам, которые мы достать не могли. Но обратите внимание: если это крупные коммерческие издательства, там во главе мужчины. А если интеллектуальные издательства качественной литературы, там преимущественно женщины. Прекраснейший «Самокат» и Ирина Балахонова, «Издательство Ивана Лимбаха» и Ирина Кравцова, Corpus и Варвара Горностаева. Случаев, когда женщины открывали и продолжают открывать интеллектуальные экспериментальные издательства, довольно много.
Для женщин книгоиздание в девяностные — это был невероятный социальный лифт. Возможность создавать культурные институции в рамках рынка. В девяностых была абсолютная издательская свобода. Да, был полный коллапс экономики, но вы могли издавать все, что угодно.
— Помните, какую первую книжку вы издали?
— Конечно, помню! «Литература как социальный институт», совместная книжка двух авторов — Бориса Дубина, к сожалению, покойного, и Льва Гудкова. Кстати, несколько лет назад мы ее переиздали, она не потеряла своей значимости. С этой книжки начались издательские процессы и наша серия «Научная библиотека». Хочу сказать, что 30 лет назад даже такие сложные книги, учитывая голод и отсутствие широкого ассортимента, были довольно успешны, тираж был сразу несколько тысяч экземпляров. Сейчас — 1000, иногда — 500. «НЛО» сейчас просто очень разрослось — у нас выходит по 200 книг в год последнее время.
Это общемировой факт, что издательства, которые выпускают культурную продукцию, рассчитывать на большие барыши не могут. Если они сводят концы с концами, или у них годовая прибыль 2–3%, это идеально. Мы, конечно, пытаемся расширить нашу аудиторию, но понимаем, что не могут быть продажи 200 000 экземпляров даже у самой прекрасной нашей книги. Так что если мы прибавляем 2000–3000 тысячи читателей, это для нас восторг.
Для культурных, интеллектуальных издательств важно не только угадывание трендов, — их формирование гораздо интереснее. Прошибать коридоры, предсказывать новые направления — здесь для меня самый азарт.
Разумеется, коммерческие издательства тоже открывают много имен, но хочу сразу сказать: как только происходит дисбаланс и исчезают культурные небольшие издательства, в издательском мире начинается стагнация, потому что чаще все-таки именно в маленьких издательствах открываются какие-то имена, а крупные издательства их потом умеют вытащить на поверхность и просто растиражировать. Это сообщающиеся сосуды, поэтому для культурной карты очень важно, что небольшие независимые интеллектуальные издательства существуют, хотя жить нам, прямо скажем, нелегко.
— Когда вы заметили, что вас приняла среда и «НЛО» стало издательством с именем и репутацией?
— Мне повезло — я начала в правильный момент. В начале девяностых еще ощущался голод, и ко всему новому было невероятное внимание. Когда журнал вышел, еще существовала советская централизованная система распространения, которая через несколько лет грохнулась. Журнал распространился по всей стране, о нем начали писать в новых открывшихся газетах. Это сразу дало толчок. Я налаживала связь с зарубежной славистикой, а «НЛО» был практически первым научным журналом такого качественного уровня, он сразу попал в центр внимания профессионального сообщества. И первые книги тоже принимались с энтузиазмом. Я сказала, что как издатель, никогда не сталкивалась с предрассудками, что женщине этим нельзя заниматься. А вот когда я открыла журнал, было довольно много конфликтов, суть которых я долго не понимала, пока один умный коллега не объяснил: «Ну а что ты хочешь? Ты главный редактор журнала, у тебя рычаг власти». И я как-то обомлела, потому что в этой системе координат не мыслила и даже не подозревала, что женщина может быть редактором, ученым, может даже писать диссертации, но вот возглавлять гуманитарный научный журнал, который становится флагманом, должен мужчина. Такое отношение, кстати, было не только у мужчин, но и у женщин. С течением времени все попривыкли, смирились, но тогда действительно были проблемы, которые приходилось преодолевать.
Очень печально, что начинается изоляционистская политика
— Скажите, а вас приглашали на свидание с целью книжку издать? Как главный редактор, издатель, как «человек, наделенный властью», вы чувствовали, что с вами флиртуют, чтобы издать книгу и продвинуться?
— Знаете, это хороший вопрос. Однозначного ответа нет. С моей точки зрения, если у вас хороший текст, то приносите. Понятно, что я лично знаю многих авторов, наладить отношения люди пытаются, но это нормально. А вот что касается попыток охмурить, в более юные годы такие случаи бывали. Ради того, чтобы усилить влияние на журнал и издательство в целом, продвигать каких-то своих людей, пытаться что-то навязать. Но в большом ли бизнесе, или в малом, как и в любой деятельности кровной, очень важно понимать, что нельзя поддаваться чувствам, иначе все пойдет наперекосяк.
— За последние два года правила ведения книжного бизнеса сильно изменились. В научной среде тоже происходит смена парадигмы: например, издания, которые имели вес и входили в крупнейшую мировую базу данных Scopus, как «НЛО», теперь не считаются авторитетными, учитывается только попадание публикации в ядро РИНЦ (российский индекс научного цитирования — Forbes Woman). Как бы вы охарактеризовали те вызовы, с которыми столкнулись?
— Очень печально, что начинается изоляционистская политика. Мы так долго пробивались в международную среду, и, при всех сложностях и перегибах, это все-таки заставляло людей, во-первых, учить языки, потому что надо читать литературу на языках и быть включенным в мировое сообщество, во-вторых, смотреть широко на процессы, понимать тренды, новые направления, терминологию и все прочее. Мне кажется, задача российских гуманитариев и издателей — стараться не поддаваться этим настроениям и по возможности показывать все богатство гуманитарного знания на современном этапе. То, что всегда было профессиональным, сложным, но естественным делом, становится в каком-то смысле миссией.
— Большие издательства после февраля 2022 года столкнулись с лавиной отказов в продаже прав и заморозке сотрудничества. Что произошло в «НЛО»? Ваши авторы все-таки связаны с наукой в первую очередь.
— Конечно, нас это коснулось. Во-первых, часть очень важных для нас издательств больше не сотрудничают с нами (славистический мир, естественно, сотрудничает — они хорошо понимают ситуацию). Конечно, спектр тем, дозволенных для обсуждения, сужается невольно, и надо, понимая новые ограничения, сохранять высокий уровень публикаций, — начинается такая эквилибристика. Но, честно вам скажу, все понимая эмоционально, я не могу принять идею отказа издательств сотрудничать. Весь смысл книгоиздания, каким оно начиналось в эпоху Просвещения, — это вольная мысль, пересекающая границы. Даже в эпоху холодной войны все понимали, что книги должны просачиваться любыми путями. Поэтому идея, что людей внутри нашей страны лишают книг, даже под благородными предлогами, мне кажется совершенным абсурдом. Отказ издателей сотрудничать — это невероятные трансформации в мире и забвение основополагающих принципов профессии, с моей точки зрения.
— Какая серия в «НЛО» вам сегодня кажется особенно важной?
— Я сейчас заостряю внимание на продвижении серии «Что такое Россия» — это действительно качественное историческое знание для широкого круга людей. Очень важна наша, так сказать, антропологическая серия «Культура повседневности», поскольку дает представление о жизни людей. Обычно исторические книги пишутся, как я говорю, о богах и героях, то есть там в центре внимания цари, полководцы, выдающиеся люди и прочее. Но давно развивается в западной академической науке и в последние 30 лет стал развиваться у нас антропологический подход, где становится понятно, что люди — тоже авторы истории, а не просто массы, которые что-то получают сверху. Своим действием, своей креативностью люди меняют полотно истории. И можно смотреть на исторические события сквозь призму повседневности: как меняются взгляды, вкусы и представления людей о многих вещах, которые в моменте кажутся незыблемыми.
Такие книги успешны, потому что люди через них открывают собственную жизнь с другой стороны. Эти направления гуманитарной науки показывают, что в повседневности выковываются новые идеи, способы жизни и представления о ней. Изменение общества происходит не только сверху, но и снизу, сбоку. Мне кажется, это важно.
— Как изменилась ваша аудитория за 30 лет существования издательства?
— Нам 30 лет, и понятно, что новые поколения гуманитариев, входя в профессию, становятся нашими читателями. Очень трогательно, что некоторые молодые коллеги, покупая наши книги, считают, что мы существуем чуть ли не с 1917 года.
Рост аудитории виден не столько через книги, сколько через журналы. Когда я начинала «НЛО», все-таки был круг гуманитариев, на который можно было изначально опереться: если сейчас посмотреть первые номера, видно, как бурно развивалась отечественная гуманитарная наука и как эволюционировала. Когда мы в 1998 году открывали свой второй журнал «Неприкосновенный запас», связанный с социальными науками, никаких социальных наук просто не было. Это было рождение среды, которую журнал всячески провоцировал и сам же фиксировал. То же самое с журналом «Теория моды». Мы в 2006 году его открыли и устроили конференцию — так на ней было восемь участников, с трудом найденных, и три человека сидели в зале. А сейчас на лекции про теорию и историю моды собираются полные залы. Журнал фактически создал эту аудиторию.
Это очень важный момент — видеть, как ты даешь толчок среде, консолидируешь людей, даешь им площадку. Понимаете, когда нет точек сборки, сообщество себя не видит. Созидание среды — это тот род деятельности, который мне страшно нравится.
— Что такое сегодня для вас издательская смелость?
Издательская смелость была всегда. Это риск, что вы берете никому не известного автора, печатаете и пытаетесь сделать имя. Это всегда сопряжено с большой смелостью и рисками, потому что, как правило, это чрезвычайно убыточная история. Из большого количества авторов только немногие действительно получают славу. Но если у вас нет этого интереса — найти новую звезду, — не надо идти в издательское дело.
Остальные риски, связанные с экономическими, политическими и прочими вещами, в той или иной степени всегда присутствуют. Приходится либо смириться с этим, либо не смиряться.
Профессия издателя нравится мне тем, что соединяет сферу высоких идей, высокой науки и собственно общественную среду. Вы должны материализовать высокие идеи и довести до читателя. В противном случае все новаторское останется в узком кругу и обществу будет питаться нечем, будет застой, в который новых идей не поступает. Поэтому вы, с одной стороны, должны быть профессионалом в своем деле, знать, что происходит в профессиональном мире, а с другой стороны — понимать, как функционирует общество. Все, что происходит в сферах политики, экономики, тут же отражается на книгоиздании. Ну и прагматически должны быть навыки человека, связанного с бизнесом: надо понимать процесс производства, знать, как работают типографии, что происходит в системе распространения.
Это переключение благотворно, потому что дает чувство понимания общества: почему оно реагирует на одни книги и не реагирует на другие. Книгоиздание — это сложный конгломерат идей и жизни, их взаимодействие, очень непростое и нелинейное. Это страшно интересно.