Финансист Джек Барбанель уже 15 лет сводит западных инвесторов с российскими компаниями. На что бы он сделал ставку сейчас? На технопарки и одежду
Американец Джек Барбанель считает, что самыми успешными становятся те бизнесмены, которые строят модель своего бизнеса, исходя из интересов клиентов. «Нужно понимать, где образовался вакуум и чего людям не хватает», — объясняет он критерии, по которым отбирает перспективные, на его взгляд, проекты. Барбанелю очень нравится сеть кофеен и магазинов кофе Starbucks: «Его придумал человек, который просто задал себе вопрос: почему в Америке нигде нельзя выпить хорошего кофе?»
Идеи самого Барбанеля тоже просты и не лишены изящества. Например, он задался вопросом: почему в России, где девять месяцев в году люди носят теплую одежду, до сих пор нет собственной недорогой марки модной одежды? Барбанель хочет заполнить этот вакуум, создав компанию из талантливых молодых дизайнеров и специалистов, которые уже успели привлечь к себе внимание на конкурсах в Милане, Париже или Лондоне, но не имеют возможности шить обычную красивую одежду на каждый день. «У меня сейчас идет разговор с некоторыми дизайнерами и байерами. Дизайнеры в России не знают пока, откуда взять деньги, как создать бизнес-план, как найти выход на фабрику в Италии, Югославии или в Румынии. У них какие-то непонятные спонсоры, — сокрушается Барбанель. — А ведь у них есть все возможности достигнуть уровня Джоржио Армани, Сони Рикель или Донны Каран».
Барбанель уже подсчитал, что на раскрутку отечественного брэнда в России потребуется около $20 млн. Кроме того, понадобятся инвестиции в создание сети магазинов под маркой дизайнера. Если копировать модель испанских Mango или Zara, то на одну торговую точку в Москве придется потратить примерно $500 000–800 000. Барбанель уверен, что легко найдет инвесторов, у него готов для них по-американски простой аргумент: каждый год население России тратит на одежду около $40 млрд.
Пустые мечтания? Если бы не одно но: Джек Барбанель занимается прямыми инвестициями в Россию и страны Восточной Европы уже 15 лет, и за это время он участвовал в создании многих успешных проектов.
Барбанель попал в Россию неслучайно. Можно сказать, Россия — мечта его юности. В студенческие год Джек всерьез думал стать послом США в Советском Союзе. Для этого он поступил в Мэрилендский университет, специализировался на международной политике и выучил русский язык. Однако после учебы не пошел работать в Госдепартамент, а решил стать юристом. Устроился на работу в Комиссию по ценным бумагам и биржам США (SEC), а затем перешел по другую сторону баррикад — на Уолл-стрит. В 1979 году он начал карьеру инвестиционного банкира в инвесткомпании Salomon Smith Barney (сейчас она принадлежит Citigroup), где занимался торговлей фьючерсами, реструктуризацией компаний и управлением активами. Но про юношеские мечты не забыл — регулярно покупал в «русском магазине» газету «Правда», а в качестве хобби изучал почти эзотерическую науку — советское конституционное право. Это увлечение и привело его в Россию. В 1989 году Джек приехал в СССР с делегацией, сформированной правительством США, как представитель юридической ассоциации. Делегацию принимали в Кремле. Во время банкета Барбанелю удалось лично поговорить с Горбачевым. После этого разговора ему стало ясно: в стране скоро наступят большие перемены.
Вернувшись в Америку, он уже не мог спокойно работать — ему, как он сам говорит, не хотелось пропустить переломный момент в мировой истории. В 1990-м он взял отпуск за свой счет — накопленных денег было достаточно, чтобы спокойно прожить два-три года, — и отправился в Советский Союз.
Здесь Барбанель начал работать советником в правительстве Горбачева. Когда в сентябре 1991 года СССР распался, американский финансист остался в Москве — сотрудничать с новым российским правительством Егора Гайдара. Джеку нравилось ощущать себя творцом истории: «География и политика мира вдруг резко поменялась, и я не сижу в Нью-Йорке перед телевизором, а вижу все это своими глазами, могу что-то подсказать, чем-то помочь». Но революционная романтика не приносила прибыли. Через пару лет деньги у него почти закончились, и тогда он вновь перешел с государственной стороны на сторону частного бизнеса — создал в 1992 году консалтинговую фирму «Восток-Запад», которая выступала посредником между западными инвесторами и российскими компаниями. Одним из крупнейших клиентов Барбанеля в то время, например, была американская Texaco. Эта нефтяная компания весной 1994 года вошла в состав международного консорциума по разработке Тимано-Печорского нефтяного бассейна.
В конце 1994 года Барбанеля пригласили возглавить российское направление инвестиций фонда семьи Ротшильдов. Для инвестиций отбирались предприятия в основном из сферы телекоммуникаций, целлюлозно-бумажной промышленности и драгоценных металлов. С Ротшильдами, по словам Барбанеля, работать было интересно и легко: деньги шли из одного кармана и не нужно было искать дополнительных инвесторов. Но в начале 1997 года фонд ушел из России, после того как его отстранили от работы в качестве консультанта по приватизации «Связьинвеста».
Барбанель же остался — он стал президентом инвестиционного фонда Sector Capital. Фонд был небольшим — всего $50 млн, зато в него инвестировали деньги такие финансовые институты, как ЕБРР, IFC, а также компания Siemens. Наиболее успешным проектом стала покупка доли в StoryFirst Communications (владела телеканалом СТС) — фонд первым обратил внимание на эту компанию. Другие инвесторы, например Delta Private Equity Partners, разглядели ее позже. Джеку роль первооткрывателя явно импонирует. К числу своих «открытий» он также причисляет «Аптечную сеть 36,6» — Барбанель был одним из первых, кто посоветовал владельцам этой сети концепцию ее развития по аналогии с британской сетью Boots.
Однако после кризиса частная австрийская компания EPIC, которая управляла фондом Sector Capital, по словам Барбанеля, «в считаные дни буквально удрала из России, оставив и фонд, и всех своих российских сотрудников на произвол судьбы». Тогда акционеры фонда договорились о передаче его под управление компании Baring Vostok Capital Partners. Барбанель же создал свою компанию — Strategic Investment Group (SIG) — и вновь занялся консалтингом. Ее крупным клиентом в то время, по его словам, стала Access Industries Леонарда Блаватника.
Три года назад SIG начала разрабатывать проект строительства технопарка по образцу западного. Управлять парком собирались пригласить сингапурцев — компанию с большим опытом в этой области (какую — Барбанель не раскрывает). Но после серии переговоров проект заморозили.
После этой неудачи Барбанель уехал на Балканы. Там он стал соуправляющим фонда прямых инвестиций компании Salford, которую многие связывают с Борисом Березовским (по версии самой Salford, фирма дает консультации и управляет инвестициями многих инвесторов, включая Березовского, но сам опальный олигарх этой компанией не владеет). Размер активов фонда — $500 млн. Барбанель был ответственным за инвестиции фонда в Сербии — ему нужно было вложить $300 млн в компании пищевой промышленности. Для инвестиций он отбирал перспективных, на его взгляд, производителей соков, молочной продукции, йогуртов, минеральной воды и печенья. За три года Барбанель, по его словам, успешно справился с задачей: он инвестировал все деньги фонда.
Что заставило его вернуться в Россию? В начале этого года идея технопарков получила государственную поддержку, Барбанель собрался возродить свой проект строительства технопарка. Под зоны внедрения новых технологий государство выделяет бесплатную землю и деньги — 30% от необходимых инвестиций. Но пока, утверждает Барбанель, все проекты, которые он видел, не выдерживают критики: «Здесь много говорят о технопарках, но мало кто понимает, чем технопарк отличается от простого бизнес-центра». В Сингапуре, например, технопарк — это большая территория, где размещаются 10–15 маленьких компаний, которые работают над разными технологиями. Сотрудники компаний живут на территории парка, общаются, перед ними выступают приглашенные ученые и представители больших компаний. Юристы рассказывают изобретателям, как создать патент, получить копирайт, лицензировать, сделать бизнес-план, как продавать свою идею и так далее.
А что в России? Барбанель опасается, что здесь из технопарков могут сделать обычные жилые кварталы. Ведь чтобы привлечь в проект застройщиков, им разрешают строить на территории технопарка жилье на продажу. По размеру инвестиций русские проекты технопарков гораздо масштабнее, чем требуется, считает Барбанель. Так, например, в Новосибирске технопарк обойдется инвесторам в $500 млн, в Санкт-Петербурге примерно в $1 млрд. По расчетам же прижимистого американца, технопарк в Москве мог бы обойтись не дороже $160–180 млн. Что ж, если он найдет инвесторов на такой проект, можно будет сравнить, как работает частный технопарк и как — государственный.