Политический текст: Валерий Зорькин интерпретирует Бориса Чичерина
В четверг председатель Конституционного суда Валерий Зорькин опубликовал в «Российской газете» программный текст, озаглавленный «Россия: движение к праву или хаосу?». В своем тексте он выразил озабоченность тем, что набирающий силу общественный протест может привести к развитию событий в стране по «ливийскому сценарию», и сообщил, что позиция протестующих — с его точки зрения — неправовая и вредная для государства. Статью Зорькина для Forbes прокомментировал правовед Александр Верещагин. (Этой публикацией Forbes продолжает серию «Политический текст» — см. здесь и здесь.)
Как юрист, я хотел бы прокомментировать статью Валерия Зорькина в части, касающейся политико-правовых материй. Обращает на себя внимание, что в ней не раз упоминается Борис Николаевич Чичерин (1828–1904). Это неслучайно: Чичерин не просто крупнейший теоретик права, но и ведущий идеолог «охранительного либерализма». О Чичерине и его идеях Валерий Дмитриевич немало писал, когда делал научную карьеру. И вот теперь он цитирует слова Чичерина о том, что «государство является нравственным настолько, насколько оно управляется законом». Из этого может сложиться ошибочное впечатление, будто Чичерин отождествлял «диктатуру закона» с нравственностью — мол, лишь бы исполнялись законы, какие бы они ни были, и тогда нравственность восторжествует в государстве. Но это далеко не так.
Перефразируя Сашу Черного, можно сказать, что одна или даже двадцать одна фраза, вырванная из книги Чичерина, так же не может дать понятия о взглядах ее автора, как два и даже двадцать два волоса, вырванные из головы судьи Конституционного суда, не дадут нам понятия о богатстве его шевелюры. Надо понимать, что Чичерин развивал концепцию естественного права, которая разграничивает право и закон. А это подразумевает, что не всякий позитивный (действующий) закон является правовым. Если закон нарушает принципы права, и в первую очередь принцип формального равенства, то правовым такой закон не является.
Взглянем с этой «чичеринской» точки зрения на некоторые нормы актуального закона «О выборах Президента РФ». До 2005 года он требовал от государственных служащих категории «А», в число которых входит премьер-министр, прекратить исполнение своих обязанностей на время своего участия в выборах президента. Однако затем это требование для высших должностных лиц было почему-то отменено. Осталось лишь беззубое (не снабженное санкцией и вряд ли поддающееся судебной проверке) требование к ним не использовать преимуществ своего должностного положения. Анекдотично, что требование уйти в отпуск на время участия в выборах было при этом сохранено, но только для нижестоящих чиновников. То есть логика нынешнего регулирования такова: пребывание кандидата-столоначальника в своей должности опасно для честности выборов, а пребывание в своей должности кандидата, возглавляющего правительство, — нет!
Назвал бы Чичерин такое регулирование правовым? Рискну предположить, что вряд ли. Конечно, Чичерин понимал, что нельзя ниспровергать действующие законы лишь потому, что они в чем-либо не соответствуют идеалу. Он много писал о необходимости постепенного, без срывов, приближения к нему. Однако на примере этого закона мы видим, что к идеалу равенства и справедливости мы не приближаемся, а напротив, удаляемся от него. Ведь прежнее регулирование этого вопроса было более справедливым и разумным.
То же самое с вопросом о помиловании Ходорковского. Именно в связи с этой темой Зорькин цитирует Чичерина и говорит о том, что необходимо соблюдать установленные правовые процедуры, одной из которых является «помилование по просьбе заключенного». А ведь закон (Уголовный кодекс 1996 года) для решения вопроса о помиловании не требует ни просьбы осужденного, ни тем более его раскаяния. Это требование было введено не законом, а подзаконным актом — президентским указом №1500 от 2001 года. Иными словами, и здесь мы видим отступление от более либеральных начал в законодательстве. Следовательно, фактически неверно утверждение в статье председателя КС о том, будто «никакому политику — даже занимающему высший пост в государстве! — не дано определять, отсидел ли тот или иной персонаж свое или нет, — это юридический произвол». В действительности закон позволяет президенту решить этот вопрос двумя росчерками пера — нужно лишь устранить ограничительные по сравнению с законом требования, введенные упомянутым выше указом.
Именно отсутствие прогресса при явных признаках регресса и упадка во многих областях выводит людей на улицы. Борис Николаевич Чичерин был первоклассным мыслителем и понимал это лучше, чем кто бы то ни было еще. Он первым разглядел опасность для России радикальных учений, в особенности марксизма. Будто бы следуя чичеринской традиции, Зорькин осуждает желание оппозиции развязать «классовую борьбу» и даже «классовую войну». Если такое желание у нее есть, то он безусловно прав. Но есть ли оно? И вообще, о каких классах идет речь? Сто лет тому назад классовые различия между людьми были видны прямо на улице. Сейчас мы живем в несравненно более однородном и перемешанном обществе, без четких классовых маркеров и размежеваний. Перед нашим обществом стоит немало серьезных угроз, но вряд ли среди них значится вероятность классовой борьбы.
Не должна идти речь и об отрицании оппозицией легитимности судебной системы. Я лично не встречал примеров такого тотального отрицания. Да и нет никакого смысла подвергать разумность и легитимность подавляющего большинства выносимых судами постановлений. Очевидно, речь идет о небольшой горстке политических дел — правда, очень важных. Сомнение в их справедливости не изобретение оппозиции, а общее место даже в самых академических дискуссиях.
Теперь о теме «большинства» и «меньшинства», которой уделено столь важное место в статье председателя КС. (Он пишет, что митингующие «присваивают лишь себе как «более равным», в отличие от 140 миллионов человек, не вышедших на их митинги, статус гражданина».) Если уж брать в союзники Бориса Чичерина, то не мешало бы вспомнить, что сам Чичерин подал в отставку в 1866 году с должности профессора государственного права Московского университета вследствие не чего-нибудь, а именно нарушений законодательства о выборах! Речь шла о перевыборах двух выслуживших свой срок профессоров. При этом большинство членов университетского Совета грубо нарушили установленную процедуру выборов. По словам Чичерина, «и закон, и здравый смысл, и практика всех русских учреждений, все беззастенчиво попиралось ногами». Поэтому Чичерин и пятеро других ведущих профессоров (в том числе великий историк С. М. Соловьев) в знак протеста подали в отставку. Какова же была реакция на это тогдашней высшей власти? Очень характерная. Александру II сообщили, что оппозиционные профессора виноваты, раз выступают против большинства: если большинство за, то надобно повиноваться. Самодержец согласился: раз против большинства, значит, виноваты… Вся эта история ничего не напоминает?
Валерий Дмитриевич явно позиционирует себя сторонником умеренного, консервативного либерализма, каким был Чичерин. Но вот что Чичерин писал в 1884 году о либералах и радикалах: «Историческое призвание радикализма — боевое; этого не надобно упускать из виду. Умеренное же направление тогда только может получить преобладание, когда оно может примкнуть к правительству. Если же правительство не дает ему опоры, то оно должно уступить место другим» (курсив мой. — А. В.). Игнорировать требования мирных митингов — вот лучший способ превратить их в радикальные и «боевые». А пока что следует признать, что большинство участников мирного митинга на Болотной — люди, принадлежащие к городскому среднему классу, — скорее руководствовалось ощущением, которое именно Б. Н. Чичерин, большой мастер точной фразы, выразил превосходно: «Где есть беззаконие, там должен быть и протест. Он может быть практически бесполезен, но он всегда нравственно необходим».