«Волшебница»: история о чуде, которое каждый может сотворить, но не все могут принять
В 2021 году журнал Forbes объявил первую премию «Герои социальных перемен. Современная литература о благотворительности и социальном предпринимательстве». По результатам премии были награждены лучшие авторы, которые пишут на тему благотворительности и социального предпринимательства. Рассказ «Волшебница» Ярославы Таньковой занял второе место. Forbes Woman публикует полный текст произведения.
О том, что в садик приедут с детского радио, родителей предупредили заранее, поэтому Тате на голову повязали большой белый бант. Под шапкой он немного сполз, и когда ее сняли, Тате до ужаса нравилось болтать головой из стороны в сторону, пока торжественный пропеллер не свалился.
Проведенная дома «политинформация» тоже прошла даром. «Скажи, что ты хочешь быть доктором» — увещевала бабушка.
— Хочу быть волшебницей! — выпалила Тата в сетчатый, как мушиный глаз, микрофон. — Такая большая, и веришь в сказки? — дядька-журналист умильно заулыбался.
Все засмеялись. Сначала это огорчило, и даже в носу защипало от подступающих слез. А потом… Оставшиеся полчаса, пока все наперебой делили микрофон, отвечая на вопросы и читая стихи, Тата сосредоточенно отиралась в углу, у стула, на котором висел журналистский пиджак.
— Ты чего? — сочувственно улыбнулась воспитательница. — Обиделась?
— Не-а, — Тата хитро улыбнулась.
— А у вас в кармане нет шоколадки? — серьезно спросила она у дядьки на прощание.
— Нет, девочка, – усмехнулся журналист. — Ты уж извини!
— Ничего… Если бы я была волшебницей, то обязательно наколдовала бы ее вам.
Дядя смутился и поблагодарил, а все снова захихикали. Но Тату это уже не обижало. Ей было так весело, что хотелось кричать. Ведь шоколадка-то была! Была! Мужчина просто не знал об этом. «Когда он сунет руку в карман, тогда поймет, как был неправ и поверит в волшебство…», — думала Тата.
В детстве она даже не сомневалась, что для чуда нужно только одно — желание сотворить его.
*
Ей было восемнадцать, когда отца сократили на работе. Теперь он сидел дома и постоянно обвинял всех, что его считают нахлебником и не уважают. Стал часто болеть. Работала теперь только мама, и в доме все чаще вспыхивали ссоры. Тата чувствовала, что родители очень устали, и мечтала им помочь. Хотя бы слезть с их шеи. Поэтому когда старшая подруга сообщила, что соседка по квартире съехала, и она ищет новую, Таня, не задумываясь, согласилась. Устроилась кассиршей в супермаркете.
«А как же институт?», — вздыхала мама и отводила глаза. А Тата чувствовала, что это в какой-то мере и вздох облегчения.
Взросление давалось непросто. «Диета» из просроченного йогурта и творожков быстро приелась, хотелось мяса. Из-за нехватки денег на ремонт приходилось закалывать разъезжающуюся молнию сапога скрепкой. Но Тата сдаваться не собиралась. Училась считать, откладывать и не влезать в долги. О детстве теперь напоминали только регулярные крики за стеной: «Татьяна, а ну-ка быстро… Танька, сколько тебе повторять?..»
В квартире напротив жила маленькая девочка, которую тоже звали Таня. Курносая, пятилетняя с вечно растрепанными недокосичками. Еще пока добрая и открытая, как все маленькие. Тата ненавязчиво, издалека обожала этого чирикающего растрепыша, но боялась близко к ней подходить из-за матери — красивой нервной блондинки за тридцать, лицо которой постоянно будто бы чуть кривилось от брезгливости, недовольства и готовности к скандалу.
Выходя к лифту, она всегда орала на дочь: «Татьяна, ты еще долго? Сколько можно ждать?..»; «Опять куртка грязная! Свинья!..»; «Я же говорила:сходи в туалет! Терпи теперь до детского сада!..»; «Достала уже своей лопатой, палкой покопаешь!», — и так далее, в том же духе, всегда надрывным фальцетом, дергая за руку и глядя исключительно в телефон.
— Может, выкрасть ребенка? — грустно шутила Тата.
— Ага! И съесть! — подхватывала шутку Лиза.
— Не, ну просто интересно, у ее мамы хоть иногда бывает хорошее настроение?
— У таких не бывает, — кривилась подруга. — У них все люди — мрази, мир — дерьмо… Стандартный тип обиженки-истерички. Все ей должны, она — никому, и уверена, что недодали.
— Откуда ты знаешь? Может, у нее жизнь тяжелая?
— Тяжелая?! — подруга от возмущения аж поперхнулась сигаретным дымом. — Да я уже два года этот зоопарк наблюдаю: живет в оставленной родителями «трешке», работа есть, дочь здоровая. Что еще надо?
— А может, ее предали? Ребенок есть, мужчины нет…
— Я тебя умоляю! Ты ее задушевные беседы с «любимыми» по телефону слышала? Это ж аудио-пособие по абьюзу! То она ноет: «Ленка со своим на Кубу полетела, а ты меня в ресторан сводить не можешь...» То возмущается: «Таньке мужик машину подарил, а ты только обещаешь». То ей не нравится, что мужик с друзьями на футбол пошел, орет: «Вот и трахайся с ними!..» Короче, лично я мужиков понимаю, я бы тоже сбежала.
Тата слушала подругу, кивала, но внутри что-то сопротивлялось. Ведь говорят же, что плохих людей не бывает — только несчастные. И все казалось, что именно она — Тата — знает какой-то секрет и может что-то изменить.
*
Как-то раз, вернувшись домой с работы, Тата поняла, что забыла ключи. «Поторопись, а то усну в подворотне!» — написала она Лизе и плюхнулась на лавочку дожидаться подругу с работы. Пригревало мягкое вечернее солнце. Дзынькали велосипеды, повизгивали дети, лаяли собаки. Песочница, как тарелка — пасхальными яйцами, была полна малышней в разноцветных одежках. Среди них крутилась и Татина пятилетняя любимица с игрушечной уткой на палке.
Птица была из невыносимо желтого пластика, пучеглазая, на колесиках и с рядом зеленых кнопок, напоминающих гребень бронтозавра. Но маленькая Таня ее обожала. Ведь эту утку можно было катать, она махала крылышками, а при нажатии на кнопки пела песенку про танцующих утят и говорила: «Я тебя люблю». Причем кнопка признания в любви западала. Похоже, у Тани она была любимой.
Мама сидела на соседней лавочке. Она оживленно обсуждала с подругой какого-то «очередного козла» и периодически лениво покрикивала на дочь — девчонка все пыталась свою игрушку на дерево посадить.
— Танька, пеняй на себя, если разобьется!
— Но там у нее гнездо и птенчата! — смешно объясняла малышка, снова и снова нажимая на любимую кнопочку и пытаясь пристроить птицу на ветках, до которых едва дотягивалась.
— Не лезь туда!
— Я люб-лю те-бя!
— Упрямая, как осел!
— Я люб-лю те-бя!
«Ну хотя бы утка в этой семье адекватная…» — печально усмехалась про себя Тата. Она не заметила, как начала дремать. Глаза слипались и все звуки сливались в один невнятно журчащий ручей: «Дзынь-дзынь… Бип-Бип!.. Птенчата… Не трожь!.. Гав-гав… Я люблю тебя… Не лезь!.. На танцующих утят… Козел, короче!.. Кр-р-р-бах-дзынь!.. А-а-а!.. Я не хотела!.. Я тебя сейчас убью!..»
Тата с трудом разлепила веки — блондинка волокла дочь за руку, отвешивая ей по дороге увесистые шлепки. По ее вытянувшимся в узкую полоску губам было понятно, что это только начало расправы. У девочки же лицо, казалось плавится от ужаса, стекая ручьями слез. Глаза то широко распахивались от страха перед взбешенной матерью, то накрепко сожмуривались. Губы дрожали, то изгибаясь подковкой, то вытягиваясь беззащитной трубочкой, то расползались в трагически ревущий зев.
— Мамочка, прости! — уворачиваясь от ударов, выл ребенок. — Прости, я больше не буду! Прости!
— У игрушки своей прощения проси! — орала мать.
— Прости, уточка! Прости! — умоляла малявка, упорно таща за собой пластиковое чудовище, у которого от удара об землю треснула желтая башка и вывалился глаз.
— Прости-прости… — передразнила женщина. — И что? Починилась она? А я сколько должна терпеть?..
Каждый раз, когда на кочке игрушка заваливалась на бок, Тата видела на зареванном личике непритворную судорогу боли. И несмотря на окрики матери, Таня тащила и тащила покалеченную игрушку за собой, как раненного друга.
— Да прекратишь ты, наконец, орать?! — мать выдрала из руки дочери пластиковую ручку и швырнула «труп» игрушки в мусорку. — Я сказала брось эту гадость!
Желтое покалеченное тело звонко стукнулось о край железной урны и дождем осколков осыпалась внутрь. Выдрав руку из материнского кулака, маленькая Таня скорчилась в приступе плача и завалилась на асфальт.
— Как не стыдно? Такая большая девочка, и так себя ведешь, — строго отчитала ребенка выходящая из подъезда соседка.
— Такой скандал из-за дурацкой игрушки! — тяжко вздохнула чья-то мама.
— Дело же не в игрушке, а в воспитательном моменте — подхватила другая.
— Господи… Да когда уже они заткнутся? — закатила глаза третья. — Аж голова разболелась!
Дверь подъезда захлопнулась, обрезав звук горьких рыданий. На площадке снова воцарился мир. А Тата все никак не могла отвести взгляда от мусорной «могилы», и перед глазами у нее, словно кошмарная «гифка», вновь и вновь падал на асфальт скорчившийся в рыданиях ребенок.
Тата достала телефон. «Игрушка. Утка на палочке. С музыкой. Купить» — набрала она в поисковике. Долго листала цветные картинки, пока наконец, не нашла фото нужной модели и задумалась. Игрушка была не рыночная, из дорогого, фирменного магазина. Учитывая конец месяца, грядущую плату за комнату и подарок маме на день рождения, сумма казалась просто астрономической. Тата в надежде открыла еще несколько сайтов, сверила фото и цены. Уток было много, разных, в том числе в десять раз дешевле, но точно такой же пластиковый бронтозавр — только один и только по этой цене. Тата еще немного помедлила, кусая губу, вздохнула и все же нажала клавишу «заказать».
*
— Лизок, мне очень срочно нужно взаймы! — Тата бросилась к подруге, как будто они не виделись сто лет.
— Ты, пока меня ждала, местным мужикам в домино проиграла? — хохотнула Лиза.
— Нет, я кое-что заказала… Завтра привезут. Нужна пятерка…
— Все к маминой днюхе готовишься? — сочувственно улыбнулась Лиза. — Хочешь потрясти родителей уровнем самостоятельности?
— Да нет! Просто очень нужна игрушечная утка, которая стоит четыре с лишним «штуки»...
— Детка, если бы у меня были лишние пять тысяч, я бы натуральную утку купила, — Лиза возмущенно вытаращилась. — А лучше десять куриц, и сварила бы нормальный суп, а то уже три дня на Дошике. Какие еще игрушки?
— Ну ты же можешь у Паши попросить, или у Пантелеевой. Мне очень надо! Точнее, не мне, но если я не добуду ее, просто спать не смогу.
Вечер прошел в философских спорах на насущные темы. Таня объясняла, Лиза крутила пальцем у виска.
— Тат, я понимаю, что тебя в детстве укусил добрый Чебурашка и ты обеденные бутеры с гулями делишь… Но добро не должно быть в напряг.
— Да мне же не в напряг! — чуть не плакала Тата. — Ну отдам я эту пятеру с зарплаты, ну на диете посижу пару недель. Но это же шанс сотворить настоящее чудо! Как в сказке. Он не так часто выпадает.
— Да плевать эта блонда хотела на твое чудо!
— А ее дочь?
— Она маленькая. Поплакала, пописала, забыла!
— Не скажи. Если бы ты ее видела тогда…
— Ну хорошо, тогда: поплакала, пописала, запомнила, что мать сука, и затаила злобу. Вырастет такой же дурой и отомстит. И что твое «волшебство» в этой схеме поменяет?
— Именно это и поменяет! То, что она в результате запомнит. И ты права, во многом именно от этого зависит, кем она вырастет.
— Ну ты демагог! Бред… Выдумала себе теорию. Вот помнишь ты про шоколадку в кармане журналиста рассказывала и другие свои «чудеса» из детства?.. А ты не думала, что те люди, для которых ты все это вытворяла, просто ничего не заметили? Нашел он эту шоколадку через неделю и ничего не вспомнил, и значения ей не придал. И вообще не он нашел, а его жена. И съела.
*
…Через пару дней у соседских дверей, на месте бывшей парковки разбитой утки, стояла новенькая игрушка. Точно такая, как была, — стопроцентная сестра-близнец, только целая. А на лестнице, на пролет ниже сидела Тата и караулила, когда мама с Таней выйдут в детский сад. Из-за двери доносилось знакомые вопли: «Долго еще?.. Быстрее!.. Ща прибью!» Наконец, дверь отворилась и тут же на весь подъезд раздался радостный визг:
— Мама, мамочка, спасибо!
— За что?
— За новую уточку!
Мать промолчала.
— Это ты ее починила, или ангелы принесли? Не ты-ы-ы? — Лицо девочки из радостного превратилось в восторженное. — Ура! Мамочка, а ты говорила, что не поможет. А я же и Деда мороза просила, и фею, и бога!.. я у всех-всех попросила прощения, что не слушалась и пообещала, что больше так не буду, лишь бы только Утя опять ожила. Ура! Спасибо, мамочка!..
Девчонка тараторила, а мать все молчала.
Тата вслушивалась в эту напряженную тишину и понимала, что та проворачивает в мозгу варианты того, как именно склеилась утка. А точнее, кто мог принести новую? Но удивляться «чуду» не хотела ни в какую!
«Да не ори ты так!» — это все, что она ответила маленькой Тане, заходя в лифт. А об утке — ни слова.
— Наверное, она просто не хочет признавать, что окружающий мир лучше, чем она о нем думает, — размышляла Тата вечером, динькая ложкой о край стакана. — Может, считает, что это унизит ее? Но ведь Танюшка поверила, значит, чудо получилось! Да? И, знаешь, мне кажется, что мать ее тоже немножко засомневалась, просто не хочет этого показать.
— Какая же ты все же еще маленькая, — улыбалась Лиза и гладила Тату по голове. — Настоящая волшебница!
После того случая Тата не раз видела девочку с чудесно воскресшей игрушкой во дворе и рядом ее традиционно всем недовольную мамашу. Увы, конечно же, ничего в ней не изменилось. Так и не найдя ответа на свой молчаливый вопрос, она просто отбросила его, как нечто чуждое ее миру. Отбросила и забыла.
Наверное, такова судьба большинства чудес в мире, кем бы они ни были сотворены.