«Лапша»: рассказ Екатерины Манойло о семейных узах и связи поколений
Она могла попросить все что угодно. Машину, путевку, шопинг, даже квартиру себе и маме, в конце концов. Но Марина была не из наших, она хохотнула, как продавщица, которой сказали: «Сдачу оставьте себе», и пожала плечами, мол, подумаешь. Тогда мулла снисходительно улыбнулся, качнул головой и снова попросил придумать себе подарок. Вообще Марина знала об этом ритуале, не могла не знать, потому что перед никахом обсуждаются все обязательные условия. Поймала взгляд Миры, она закатила глаза: какая сноха кокетка. Потом мы с Алией обменялись ухмылками, Мира что-то шепнула на ухо Айслу… и так женская сторона в мечети стала похожа на группу болельщиц — еще мгновение, и мы начали бы скандировать: «Про-си день-ги!» Но Марина снова разочаровала всех, кроме мужа, заказав ужин в ресторане. Мулла вписал этот махр в свидетельство о никахе. Мужчины-свидетели цокнули языками.
Мулла принялся колдовать над расписной кисайкой (чашкой без ручки. — Forbes Woman): положил на дно два кольца, добавил ложку меда, попросил воды, почему-то принесли минеральную, соленую. Я знаю это, потому что ажека (аже — бабушка. — Forbes Woman) лечит ею почки и пьет эту гадость как лимонад, добавив варенье, и летом в окрошке. Перемешал, зачерпнул десертной ложечкой, дал отпить старикам, потом молодоженам и приготовился поить с ложечки всех 49 гостей, выстроившихся в ряд, точно дети после прививки за витаминкой. Мы с сестрами пригубили освященной воды и решили не сводить глаз с родственников Марины, которых мы называли Три Б: блондины, болтливые, брезгливые. Как мы и думали, они кривили смущенные улыбки и все уступали и уступали место казахской родне, пока вода в кисайке не закончилась.
От центральной площади до мечети двадцать минут пешком. А если не обходить парк культуры и отдыха, а пройти сквозь него, мимо памятника Ленину, мимо ларьков сахарной ваты с тараканчиками, мимо чертова колеса, в пятницу мимо двух-трех пар фотографирующихся молодоженов, в субботу мимо пяти-восьми позирующих, несмотря на усталость от солнца и суеты, пар, — то можно выйти прямиком к театру драмы и, обогнув отреставрированное здание слева, оказаться у восточного дворца, как мы называем мечеть.
Фотографии нашей мечети можно найти на Pinterest по ключевым словам Qazaq вайб, Qazaq эстетика, Qazaq стиль. Здание мечети цвета Тиффани, цвета жвачки со вкусом перечной мяты и ментола, больше у нас в городе нет строений такого цвета. Чтобы попасть внутрь со стороны парка, нужно пройти через высокие резные ворота из темного дерева. Бабушка говорит, что они украшены арабской вязью. В детстве мы с Адилем думали, что это следы когтей всех кошек, которые когда-то жили с нами: Васьки, Соньки, Яшки. Мы любим давать питомцам русские имена, никаких подводных камней — подглядели эту традицию у русских. Не встретишь кота Асхата, например. Хотя однажды я называла Адилем соседского козла.
Адиль — мой родной брат. Два раза в жизни с ним случались неприятности (если не брать в расчет ранний уход родителей из жизни), хотя он считает, что один. Первая неприятность произошла в общежитии на улице Шпалорезной: мама ждала гостей, которые должны были прийти поздравить Адиля с десятилетием, подвинула диван, чтобы друзья уместились в комнатушке, и у нее отошли воды. Через час на свет появилась я и этим сразу сделала жизнь Адиля невыносимой. Дело в том, что как мальчику и наследнику ему многое сходило с рук, но как старшему брату не прощалось ничего.
Вторая неприятность (это уже версия ажеки) настигла Адиля на его первой работе в банке, и звали ее Марина. Звучит неполиткорректно, но мы думали, что с Мариной он погуляет, надо же ему как-то избавляться от стресса после работы, а женится, конечно, на нашей, с кем не имел дела до никаха. Марину все считали классической русской красавицей, но проблема в том, что для ажеки все русские на одно лицо. Она редко могла различить между собой даже моих русских подруг, которых знала годами.
Адиль — азиатская версия Кристиана Бейла из «Американского психопата». Он прыгает со скакалкой, пьет воду с лимоном, может нацепить на лицо тканевую маску (интересно, Марина знает, что он и без масок будет стареть медленнее, чем она?) и ходит в наушниках Aftershokz с костной проводимостью. В наших кругах он считался хорошей партией.
У нас в семье всем заправляет аже. Ее зовут Алка, и в молодости про нее говорили Алка-аксакалка. Мы же в шутку называем ее Вито Корлеоне. Потому что никогда ничего не просим у нее без уважения. Некоторые связывают это с памятью предков, мол, в степи пожилые люди хорошо знали местность, и молодые во всем их слушались. Адиль и раньше, бывало, мог ослушаться бабушку, но чтобы так эпично… На банкете прямо в мечети мы шутим, что ночью Адиль проснется, а у него в постели лошадиная голова.
Когда я была маленькой, укладывалась у аже в ногах, как кошка, и позволяла себя гладить. Она рассказывала, что руки ее такие грубые, потому что, когда она была дояркой, каждый день доила по тридцать коров. И мозоли не успевали заживать. Тут же она вспоминала строчки:
Наверно, я не дорог чернобровой.
Смотрю — мои цветы жует корова.
Аже знала наизусть стихи Мусы Джалиля, и все женщины в нашем роду знали стихи татарского поэта, потому что сто лет назад он жил в нашем городе, прямо на нашей улице, когда работал в уездном комитете комсомола. Я заучивала его стихи так, будто однажды могла оказаться в пьесе Дмитрия Данилова, где очень интеллигентные сотрудники полиции устраивают экзамен по краеведению. В другой раз аже говорила, что мозоли у нее от скалолазания, и я засыпала, представляя бабулю в ее бархатных красных и зеленых платьях, подхватываемую ветром и покоряющую вершины на одних только пальцах.
Дома мы с аже не обсуждаем случившееся. Я помогаю ей снять серебряные ее доспехи в виде цепей и ожерелий, сережек и колец, а она вытаскивает запутавшиеся в моем платке невидимки и выпускает на свободу мои волосы. Аже всегда по-новому описывает их каштановость с медным отливом. Кстати, всех русских, от пепельного блондина до русого, она просто называет сивыми. Голос аже:
— Какими будут дети Адиля, неужто сивыми… Никуда я завтра не пойду!
— Аже, вы же договорились с Адилем, сегодня мечеть и банкет, а завтра второй день свадьбы, как принято у русских…
— Все, не уговаривай. Давай послушаем моего любимого.
Я включаю на колонке Ермека Серкебаева и вижу, что аже умирает от тоски. Мне становится страшно, что ночью она умрет взаправду. Мне хочется силой притащить Адиля и толкнуть его в ноги к аже. Но когда я прихожу на афтепати в отель, где ночуют сегодня молодожены, и вижу его счастливым, мне становится жалко и его.
Адилю всегда делали замечания. Однажды мы сидели на летней кухне за дастарханом вместе со взрослыми и ели жаркое из баранины. Мясо было огненное, а дети голодные. Мы набросились на блюдо, но Адиль обжегся и выплюнул кусок, аже дала ему подзатыльник и указала на меня, мол, смотри, она такая маленькая, а ест спокойно. А я просто чуть позже взяла кусочек в рот и тоже хотела выплюнуть, но не успела. Аже все отчитывала и отчитывала Адиля, а я еле сдерживала слезы; я тогда не знала, что значит геенна огненная, но решила, что у меня во рту именно она. Как только Дон Корлеоне отвлекся, я выплюнула в ладошку кусок, от которого все еще шел пар, и швырнула в огород. Адиль меня не сдал, но потом отвесил подзатыльник. Когда он уснул, я ударила его со всей силы по лицу, ладошка горела не хуже, чем у доярки, и сказала, если он еще раз тронет меня, я убью его во сне. А поспать он любит и поэтому все понял. Бывают дни, когда мне кажется, что мы с Адилем близнецы, просто наша мама родила его сразу, а меня решила какое-то время еще поберечь и поносить под сердцем.
На афтепати Три Б зовут моего брата Аделем. Мы с сестрами веселимся и каждый раз, когда слышим это имя, просим диджея включить Skyfall или Hello певицы Adele. Мира трясет Адиля за плечо и просит познакомить ее с Тремя Б. Мы это не обсуждаем, но как будто чувствуем, что после свадьбы Адиля и Марины в роду появятся и другие смешанные браки, словно теперь станет можно. Один парень, которого Адиль представляет Мире, напоминает мне мальчишку со двора. Его звали Сережка, и он мне нравился настолько, что иногда я фантазировала, как он принимает ислам и становится моим Серикбаем. С Сережкой у нас даже было маленькое неловкое переживание. Однажды он показал мне целую стопку вкладышей от жвачки Love is… и сказал, что отдаст мне все, если взамен я разрешу обнять себя. Я поглядела по сторонам, поглядела на вкладыши. Что там было написано? Может быть, «Любовь — это выбирать скромный махр…» или «Любовь — это быть вместе, даже если аже против…». Сложив трофей в карман джинсов, я раскинула руки для объятий и закрыла глаза. Сначала ничего не происходило, и я уже заподозрила розыгрыш, как сзади руки стиснули меня за талию и притянули к чужому телу. Он дернулся и тиранулся об меня, как кобель. Это было так странно, что я закричала. Подбежал Адиль, и больше Сережка со мной не заговаривал.
Кто-то из Трех Б пристает ко мне с расспросами, почему казахи так любят выпендриваться. Я только успела подумать, что сейчас прозвучит самая избитая шутка на эту тему, как Мира и Айслу тут же выдали в один певчий голос: «Казах без понтов — беспонтовый казах». Тот, кто напоминает мне Сережку, представился Борисом. Мы с сестрами переглядываемся: так звали нашего быка… Борька. Он спрашивает наши имена, держит их во рту и опять переспрашивает, как будто успел проглотить. Мы не обижаемся, потому что сами запомнили его имя только благодаря бычку.
На следующее утро друзья жениха поехали в баню по-черному к суровому деду Марины. Адиль рассказывал, что это развлечение, за которое можно брать деньги, как за экзотику: вместо печки блок от трактора, вместо камней фарфоровые изоляторы. Кто-то выбегал сам, весь в саже, кого-то выносили угоревшего, били по щекам и тут же отпаивали водкой. В ресторан я приехала после салона, где мне завязали платок, будто я арабская принцесса. Сама я так не умею, но другим об этом знать не обязательно.
На входе меня встречают Борька и Ерлан, переодетые в молодоженов. В роли невесты Борька. На нем белое платье с глубоким декольте, мятое и точно сшитое из больничных простыней. Он смеется накрашенным ртом и напирает на меня грудью — надутыми воздушными шарами:
— Девчонка из BTS!
Борька опять забыл мое имя, и я решаю отныне называть его Четыре Б — брезгливый, болтливый блондин Борька.
— В BTS одни парни вообще-то.
— А, точно! Значит, Адель у нас из BTS.
Все Три Б, и Четыре Б в частности, почему-то считают, что казахам приятно сравнение именно с представителями южнокорейской культуры, как будто у нас нет Димаша Кудайбергена, например. Ерлан показывает на бутылку водки, я отказываюсь, и он тут же переключается на следующих гостей.
В холле ресторана суета. Бегает Марина, бегает ее мама с ароматными блинами на тарелке. Туда-сюда снуют две официантки. Четыре Б шепчет:
— Представляете, кто-то прокрался ночью в ресторан. Мясо, главное, не тронули, а лапшу всю вынесли. Повар в шоке. Оплачено же все. А как второй день свадьбы и без лапши…
Мира таращит глаза-пуговки:
— И как выкрутились? В магазин, надеюсь, не в женском платье бегали?
— Да вроде Адель бабушку попросил помочь.
На какое-то время в ресторане повисла тишина. На наших свадьбах такая бывает, когда невесту вроде меня, у которой нет отца, приглашает на танец какой-нибудь старший родственник, типа Адиля, под песню «Жылама кызым».
Четыре Б подскочил с места, распахнул двери на кухню, пропустил выходящих оттуда аже и Адиля. Похожие друг на друга, с пунцовыми кругляшами на щеках, они выглядели примирившимися. На нарядном платье аже кое-где прилипла мука, у Адиля закатаны рукава…
Аже всегда повторяет, что я счастливая, потому что, когда надо было раскатывать тесто, это делали старшие сестры, а когда настал мой черед учиться, умные люди догадались вместо традиционных домашних лепешек для бешбармака отваривать магазинные листы для лазаньи. А вот Адиль застал это время. Может быть, его руки благодаря скалке и приобрели этот красивый рельеф, кто знает...
Марина улыбается, и аже садится рядом с ней. А Адиль идет ко мне. Я уже слышу, как он спрашивает, почему я вечно лезу в его жизнь. С чего я решила, сопля зеленая, что знаю, как лучше. А я отшучиваюсь, что он драматизирует, и, конечно, никакую лапшу я не крала. Но нет. Ничего такого он не произносит. Он берет меня за руку и ведет в центр зала, где уже качаются под живую музыку несколько пар. Я вдруг понимаю, что ему тоже страшно потерять и меня, и аже, и мы обнимаемся так, как очень давно не обнимались.