«Плутон меняет знак»: роман о женщине в мире тотального контроля
Господи, как дальше жить? Страшно-то как, как страшно. Вселенная бесконечна. Бездна. Умру когда- нибудь. Все умирают. Лучше об этом не думать. Сколько времени? Пять тридцать восемь. Вчерашняя старушка в магазине. Вся будто прозрачная. Лучше о ней поразмышлять. Не осталось почти старушки. Спина скрюченная, сумка дерматиновая, пальто в рубчик. Сколько лет ему? Тридцать? Или пятьдесят. Может, и не ее пальто, а от матери досталось… Такие пальто бабки еще в мое детство носили. Странно так, время идет, а старухи одинаковые. Или им выдают эти пальто в Пенсионном фонде? В сухой лапке зажат кошелек, скромные рыжие купюры и одна розовая, надежная. Пятитысячная. Старушка пергаментными пальцами перебирает бумажки, открывает кармашек с мелочью. Вытаскивает монеты, аккуратно кладет на пластиковый подносик для денег у кассы.
— Карта магазина есть? — равнодушно спрашивает кассирша.
Старушка прилежно достает карту магазина. В каждом ее движении — страх сделать что-то не так, щемящее, невыносимое одиночество. А смерть все не идет. Забыла про старушку. Зинка умерла. Лидка тоже. Иван Николаевич, царствие небесное. А она все никак.
Как нелепа старость. Неужели жалкая старушка была когда-то прямой, молодой, с красивой спиной в родинках. Собиралась на свидания, брызгала щиколотки духами. Зачем? Ну ясное дело зачем — ноги потом оказываются у кавалера на плечах. Это я как-то разговор двух старух подслушала. Надо будет тоже побрызгать.
Дети, наверное, у бабки этой есть. Или нет. Впрочем, какая теперь разница, когда старое пальто, рубчик и монетки. Что в голове у стариков? Нужен ли им кто-то? А может быть, им нормально? А мне кто-то нужен? Я себе нужна? Неужели я тоже стану бабкой? Страшно как это. Невыносимо. Вены на лбу вылезут. Вонять начну. Как на пенсии на пенсию жить буду? Надо деньги начать откладывать. Прямо сегодня. Десять процентов с каждого перевода на карту. А Валерику сказать — если я вдруг надену в старости такое пальто, пусть меня в дурдом сразу отправляет. А если возьмет и сдаст? Умру в дурдоме. А квартира кому достанется? Хорошая квартира, в высотке сталинской. Дедова еще. Надо завещание написать.
— Бах!
Сын задел рукой подносик, и тот свалился на плиточный пол.
Кассирша охает, нагибается за подносиком, отряхивает его и с тревогой рассматривает.
— Лапка отвалилась, — с ужасом в голосе говорит кассирша. — У него лапка отвалилась. Надо лапку найти.
Мы внимательно осматриваем пол. Лапку не видно. А как ее разглядишь — лапка прозрачная. Как старушка.
— А дома у себя ты тоже все роняешь?! — набрасывается на сына кассирша.
Дома сын ничего не роняет. У нас и ронять особо нечего. Он в телефоне целыми днями сидит. А вдруг игроманом вырастет? Или разжиреет, потому что в телефоне он сидит, вернее, лежит на диване. Всю субботу и воскресенье. Вечерами тоже. Надо его кружками окружить. Записать, может быть, на гимнастику. Нет, гимнастика же теперь только для девочек — пришло письмо от «Госчелобита». Про важность гендерной идентификации. Государство берет на себя ответственность. И за мальчиков, и за девочек. Мальчики — защитники. Девочки — хозяйки. Тогда на столярное дело. Пусть ружья там выстругивает. Руки хорошие всегда в жизни пригодятся. Мебель будет делать своими руками. Или игрушки деткам своим. И внукам можно. Из сосны. А по семьеведению у него трояк. Зачем я вообще родила? Жила бы себе, ну смотрели бы на меня как на ущербную, налог бы, правда, на бездетность платила. Сорок тысяч рублей. Но хоть с ума бы не сходила от тревоги этой за него.
А кассирша расплакалась. Из-за лапки. Или не из-за лапки. Может, с парнем рассталась. Или похудеть не получается — сидит за кассой своей, грудь, живот, как гусеница. Или из детства что-то вспомнила про лапку.
Мне папа как-то попугая подарил говорящего. Не живого, игрушечного. Папа с нами не жил, иногда только приходил. И однажды явился с попугаем. А он как живой — мягкий, клюв открывает и за тобой все слова повторяет: внутри диктофончик. Я ему и «попка-дурак», и «пусть бегут неуклюже», и слова всякие не очень приличные, пока папа не слышит, — попугай крыльями бирюзовыми машет и кричит гнусаво, умора просто. Весь день с ним развлекались, а вечером папа уехал. И мама попугая разбила об пол. Больше он не кричал. Лапка у него тогда тоже отвалилась…
Я не помню, когда начала просыпаться ровно в пять тридцать восемь утра. От тревожных мыслей и ощущения, что мне не хватает воздуха. Может быть, год назад. Или два. Да, у психиатра была. Жаловалась, что выбивает из сна разной дурью. А он говорит, что вы мне тут жалуетесь. У меня полстраны таких. А то, что ровно в пять тридцать восемь просыпаетесь, — это вам предки что-то хотят сказать. Вы печенье испеките и на могилу к ним отнесите. Или просто конфет. «Мишек на Севере». Или какие они там любили. Вскоре предки во сне придут и скажут, чего им надо. Выписал все же антидепрессанты. Трициклического действия. А я от них потеряла все чувства. Будто отморозилась. И бросила на фиг. Уж лучше чувствовать, пусть ужас, но живой быть, не мертвой.
А мысли… надо просто дать им быть в твоей голове. А еще лучше — встать. Как только встаешь с кровати, утренний кошмар отступает. И я встаю.
Все спят. Темно еще. Ноябрь. Первое число. Новолуние. Судьбоносное, как по телевизору говорят. Вроде бы должно быть слышно, как свежий снег отскребают лопатой и стучат ею о ледяную пустую землю. Но снега нет. Только асфальт в окурках. И предрассветная зыбь. У соседа наверху слышны звуки гонга. Значит, шесть утра. Значит, уже медитирует. Сука.
Надо и мне присоединиться. Гонга у меня нет, но есть шлем. Иммерсивный. Надеваешь на голову, кнопочку на пульте нажимаешь — и оказываешься где захочешь. Выбор огромный — водопады, горные вершины, есть даже воздушный шар. Смотришь вниз — и видишь землю от края до края.
— Дон, дон, — стучит сосед.
Утренняя медитация — обязательный ритуал для всех без исключения граждан нашей страны, достигших восемнадцатилетнего возраста. Ведущие ученые, эзотерики и айтишники разработали удобную платформу, народ не нарадуется. Заходишь на «Госчелобит», выбираешь практику — от нервов или на деньги или просто чтобы тебя любили, влезаешь в шлем и визуализируешь все что хочешь. Наташка Еремеева сиськи новые визуализирует. А мне с собой бы разобраться. Соединиться как-то. Шлемы бесплатные, по госпрограмме выдают. Пропускать утреннюю медитацию нельзя, иначе так и будешь вариться в вязкой тревоге. А стране нужны морально крепкие, довольные жизнью люди. Как из рекламы ипотеки. А не унылые психи вроде меня. Или кассирши. Интересно, а бабка вчерашняя по утрам медитирует? Намедитировала бы себе новое пальто. Или деда. А то ходит, горбится, мелочь считает.
Я устроилась на диване, зашла на государственный сайт, взяла пульт, установила на голову шлем, нашла виртуальную стрелку и кликнула на иконку «Соединение с высшим Я».
«Прежде чем начать медитацию, сделайте четыре глубоких вдоха и выдоха…» — предложил приятный сгенерированный женский голос. Я глубоко задышала. На колени прыгнул кот и стал топтать их лапами. Лапка отвалилась… Зачем же попугая об пол разбивать было?
«А теперь представьте, как из ваших ступней идет яркий поток энергии, который проходит сквозь пол, сквозь все слои земли и соединяется с ее ядром, сердцем нашей планеты».
Я послушно соединилась с ядром, а затем выпустила восходящий поток из макушечной чакры в космос, по очереди проходя уровни бытия. Первый, второй, третий…
«И вот вы достигли восьмого уровня бытия. Уровня Божественного Разума, где мы находим объяснение нашему существованию. Здесь нам становится ясно, что все на свете совершенно, если происходит естественным путем, даже если с точки зрения других людей совершенством не обладает…»
В шлеме послышался треск, и виртуальный белый свет, из которого состоял восьмой уровень бытия, где болталось мое неприкаянное высшее Я, стал меркнуть. «К сожалению, на сайте технические неполадки. Вы сможете вернуться к медитации, как только неисправность будет устранена» , — сообщил экран и окончательно погас. Долбаный «Госчелобит». Я сняла шлем и для успокоения включила телевизор. Строгая женщина читала по суфлеру астрологический прогноз на день. Про Львов и Дев уже рассказала, значит, и до меня сейчас дойдет. С астропрогнозами это они хорошо при думали. Не можешь остановить движение, надо его возглавить. А то раньше тьфу — про погоду говорили. Кому эта погода нужна, если она все время меняется. А в астрологии все четко — углы, узлы, градусы, тригоны. Живешь по велению планет — и никакой ответственности.
— Ответственности никакой!
Кот тяжело спрыгнул с колен. Это мать ко мне зашла. Если говорить точнее, ее призрак. Сама мать умерла десять лет назад. Призрак матери утверждает, что это я виновата — никак ее не отпущу. Даже смерть не разлучила нас. Но я привыкла. И домашние тоже. Должен же хоть кто-то держать нас всех, как она выражается, в узде. А то ишь.
— Ответственности, говорю, у тебя никакой, — повторил призрак матери. — Прививала я тебе, прививала. Все как об стенку горох.
Призрак матери — существо в целом безобидное. Для общения он использует наборы избитых фраз в зависимости от ситуации. А иногда и в рандомном порядке. После смерти ее лексикон законсервировался, как это случается с теми, кто навсегда уехал из родной страны. Не знаю, как обстоят дела на самом деле, но так филолог один по радио утверждал, профессор МГУ.
— Доброе утро, мама, — поприветствовала я призрак. — Все бесов тешишь? — Призрак кивнул в сторону шлема.
— Это, между прочим, государственная программа, — напомнила я.
— Я в твои годы трудилась, родителям помогала, пеленки стирала. На ерунду времени не было. На все эти ваши депрессии и медитации.
— Мам, иди делом займись.
— А какие у меня могут быть дела?