Забота и эвакуация: как в регионах России помогают пострадавшим от насилия женщинам
Первую половину 2024 года российские суды рассматривали дела о домашнем насилии ежедневно, выяснило издание «Верстка» (признано иноагентом). На 5000 дел о партнерском домашнем насилии 245 приговоров было вынесено в отношении мужчин, которые убили своих девушек и жен. Многие погибшие систематически подвергались насилию и сообщали о нем в правоохранительные органы и близким. За декриминализованные с 2017 года побои суды чаще всего назначали штраф в размере 5000 рублей. При этом в семьях 10% россиян бывают ситуации, когда конфликты доходят до применения силы, выяснил ВЦИОМ. Закон о домашнем насилии в России до сих пор не принят.
Пострадавшие от насилия женщины могут обратиться за помощью в кризисные центры — государственные или работающие при общественных организациях и РПЦ. Они не всегда ориентированы на пострадавших от насилия: могут поддерживать беременных, бездомных, одиноких матерей в трудной жизненной ситуации. Но в них часто есть убежища, где женщина может пожить некоторое время. По словам директора департамента социальной защиты и социального обслуживания Минтруда России Тараса Васько, в российских центрах предусмотрено 2400 коек, при этом «иногда мест не хватает».
Всего, по данным на февраль 2025 года, в стране 134 кризисных центра, при этом в 32 регионах их нет вообще.
Чтобы обратиться в государственную организацию, у женщины должна быть регистрация в регионе. Если она приехала издалека или у нее с собой нет документов (они испорчены, либо пострадавшая экстренно бежала из дома), ее вряд ли примут. В таких случаях на помощь приходят негосударственные организации, инициативные группы и проекты, которые позволяют женщинам найти убежище без полного пакета документов, а также оказывают психологическую и юридическую помощь по телефону и онлайн, «дотягиваясь» до пострадавших в отдаленных уголках страны и за ее пределами. При этом работают в условиях недостаточного финансирования, борьбы со стереотипами и под давлением — например, центры «Анна» и «Насилию.нет» были признаны иноагентами и вынуждены прекратить свою работу.
Forbes Woman поговорил с руководительницами и сотрудниками организаций, помогающих женщинам в разных частях России, и рассказывает, как они продолжают спасать переживших насилие, несмотря на трудности в работе.
От Пскова до Иркутска
Наталья Синицына запустила проект помощи пострадавшим от насилия женщинам после того, как ее знакомую муж выгнал с ребенком на улицу и той было некуда пойти. С 2022 года она руководит благотворительным проектом «Рука помощи» в Ухте, предлагая женщинам консультации психологов и юристов и размещение в кризисной квартире, где могут пожить те, кому небезопасно находиться дома. За это время за проживанием к ней обратились 12 женщин. В Ухте проживает около 100 000 человек, и небольшие размеры города — главная проблема для помощи, считает Синицына. «Все обо всем знают. Место, где мы принимаем женщин, которые страдают от домашнего насилия, я максимально рекламирую как раз в целях безопасности — случись что, среагируют все и сразу», — объясняет она.
У Кризисного центра для женщин «Полина» в Санкт-Петербурге нет собственного убежища, он укрывает женщин в местной сети посуточно сдающихся апартаментов — центр предложил ей сотрудничество во время пандемии в 2020 году, когда гостиницы простаивали без постояльцев из-за карантина и в то же время был всплеск запросов на получение убежища. С тех пор это партнерство продолжается, рассказывает руководительница центра Елена Болюбах. Женщинам, пережившим сексуализированное насилие, в центре предлагают пройти бесплатный осмотр в женской консультации «2×2». Врачей других клиник «Полина» консультирует по тому, как правильно общаться с пострадавшими, чтобы не ухудшить их состояние и в то же время суметь выполнить свою работу — когда пациентка в стрессе и плачет, а на прием всего 20 минут. Всем, кто обращается в центр, оказывают юридическую и психологическую помощь.
О необходимости дополнять консультацию юриста приемом у психолога говорят в «Независимом социальном женском центре» в Пскове. «Практикующий психолог в ситуации насилия необходим для того, чтобы выровнять [эмоциональный] фон женщины, и уже ко мне, юристу, они приходили подготовленными, — рассказывает адвокат центра Анна Соколова. — Так лучше и для самой пострадавшей, чтобы потом не было срывов, когда ее будут несколько раз вызывать на допрос, на очные ставки».
То, что женщины в состоянии стресса должны сами предпринимать усилия, чтобы себя защитить, мешает им заявлять о насилии и обращаться к специалистам, замечает руководительница Нижегородского женского кризисного центра (НЖКЦ) Анастасия Ермолаева. «Даже если женщина напишет заявление, она должна постоянно ходить на прием к участковому, куда-то носить все эти бумаги. Это требует огромного терпения, и непонятно, какой будет результат — штраф в 5000 рублей или пожурят [агрессора]. Уголовные дела и дела касательно детей долго длятся и требуют большого упорства, стойкости духа», — говорит она. Кроме юристов и психологов, заявительницам в центре может помочь карьерный консультант. Безопасная квартира НЖКЦ — единственный шелтер для пострадавших от домашнего насилия женщин в Нижегородской области, куда они могут попасть без документов и денег.
Порой, чтобы спастись, женщины бегут именно так — без всего. «Схватила детей, в момент прибежала, бывает даже, что ночью или в выходной день, — рассказывает директор Кризисного центра для женщин при благотворительном фонде «Оберег» в Иркутске Евгения Калмыкова. — Особенно часто это бывает во время праздников из-за [бытового насилия на почве употребления] алкоголя. В новогодние мы дежурим с коллегами по очереди». Однако в большинстве случаев, обращает внимание Калмыкова, женщины возвращаются к агрессорам: она вспоминает случай, когда женщина приехала рано утром 1 января, но через два часа ушла обратно к мужу. Невозможность для многих начать новую жизнь она объясняет тем, что «когда есть совместные дети, сложно совершенно не общаться с бывшим мужем. Через сообщение или по телефону контакт налаживается, страсти проходят, женщина успокаивается, мужчина не проявляет агрессию».
«Оберег» предоставляет 17 жилых комнат, в которых женщины могут жить, пока восстанавливают силы, находят работу и деньги для аренды нового жилья. В 2024 году в центре проживали 160 человек. Если мест нет, «Оберег» связывается с организациями в других регионах и направляет клиенток к коллегам. Так же действуют все центры, с которыми поговорил Forbes Woman, если у них нет возможности предоставить убежище.
Иногда эвакуация в другой регион или даже страну становится единственным способом обеспечить безопасность. Правозащитная группа «Марем» помогает женщинам на Северном Кавказе. «Чаще всего к нам обращаются с запросом «Спасите, помогите», — рассказывает руководительница «Марем» Светлана Анохина. Специалисты группы подробно расспрашивают клиентку о ее планах и ресурсах, чтобы понять, готова ли та, например, к трудному судебному процессу. Тех, кто хочет бежать, отговаривают, ведь за границей, скорее всего, придется начинать жизнь с нуля, занимаясь тяжелой работой. «Мы очень долго упрашиваем поискать другие возможные варианты, которые позволят женщине не бежать, а заручиться поддержкой какого-нибудь авторитетного родственника», — говорит Анохина. За 2024 год на 240 заявок в «Марем» пришлось 23 эвакуации.
«Сама формулировка дикая, что взрослая женщина не может уйти от мужа, а вынуждена бежать. Почему не могут уйти? На Кавказе родители чаще всего не разрешают разводиться, вернуться в родительский дом очень сложно — могут просто не принять. А одиноким женщинам, даже с детьми, квартиры не очень сдают», — поясняет Анохина. Уйти от агрессора женщинам в этих регионах может быть сложно еще и из-за того, что, как правило, в случае развода они теряют связь с ребенком, даже если суд решил, что тот должен проживать с матерью. «Все это наталкивается на бездействие судебных приставов, которые не очень хотят в это вмешиваться. По адатам, ребенок должен оставаться в семье мужа», — рассказывает правозащитница.
Дотянуться до всех
Большинство клиенток кризисных центров — местные жительницы. Некоторые центры могут организовать для иногородних клиенток трансфер, но такие запросы — редкость. Дотягиваться до самых отдаленных уголков страны, где шелтеров нет, позволяют онлайн-консультации и бесплатные горячие линии.
Всероссийский телефон доверия для женщин, пострадавших от домашнего насилия, отмечает всплеск обращений в 2025 году. В октябре на него поступило 2313 звонков (в январе — 1837). «Подобные показатели мы наблюдали только один раз — во время пандемии», — отметили в АНО социальной реабилитации и адаптации женщин и детей «Центр ресурсной помощи», который обеспечивает работу телефона доверия. Представительницы кризисных центров, с которыми поговорил Forbes Woman, тоже говорят о росте обращений, но замечают, что причина этого неясна: это может быть как рост насилия, так и рост информированности женщин о работе помогающих организаций.
Главные источники, из которых женщины узнают о кризисных центрах, — соцсети и сарафанное радио. Рассказать о себе помогают и СМИ — у адвоката «Независимого социального женского центра» в Пскове Анны Соколовой своя авторская программа на местной радиостанции, иногда она приглашает на эфир специалистов центра, чтобы привлечь внимание слушателей к проблеме. Некоторые клиентки узнали о нем благодаря социальной рекламе в городских автобусах.
«[Тележурналисты] видят наши акции и предлагают снять материал. Или я звоню репортерам и говорю: «Вы сможете осветить то или иное наше мероприятие, нашу работу?». Они приезжают и снимают материал о нас», — говорит Наталья Синицына из «Руки помощи» в Ухте. QR-код петербургского кризисного центра «Полина» появлялся в эфире телеканала «Пятница», который вещает на всю Россию, а телеканал «Домашний» разместил информацию о центре в своей группе в соцсети «ВКонтакте», приурочив это к выходу сериала, где героиня страдает от насилия со стороны мужа.
Всего за 2024 год в «Полине» приняли 138 355 обращений, из которых 60% поступили из регионов России за пределами Москвы и Петербурга. В «Чат помощи» НЖКЦ может написать человек «из любой точки земного шара, если он пишет по-русски», говорит Анастасия Ермолаева, — так удается оказать помощь женщинам в эмиграции.
К «Марем» тоже обращаются девушки, находящиеся за границей. По данным издания «Даптар», за последние три года российские правозащитные организации, помогающие кавказским женщинам, приняли порядка 30 обращений от девушек, обманом или насильственно вывезенных из европейских стран на Северный Кавказ. «С заявлениями обращаются либо какие-то организации той европейской страны, где девушка обратилась [за помощью], либо иностранные посольства в России, если к ним пришел запрос», — уточняет Светлана Анохина.
Тандем с полицией
Чтобы помочь пострадавшим добиваться справедливости, кризисные центры ведут работу с полицией, главным образом — с участковыми. У работников полиции бывает стереотипное восприятие домашнего насилия — «бьет — значит любит», говорит адвокат псковского центра Анна Соколова. Чтобы бороться с этим мифом, центр проводит семинары для сотрудников правоохранительных органов о том, что такое насилие и почему если женщина забрала заявление на избившего ее мужа, это не значит, что она в безопасности. «С учетом большой текучки кадров в полиции в нашем регионе мы стараемся это делать раз в год. Мы даже в Архангельск ездили с этой [образовательной] программой — у них в регионе, когда приходит зима, до некоторых мест ни на чем не доберешься. Сотрудники полиции здесь — единственный мостик для реальной помощи».
Встречи с полицейскими и лекции в образовательных учреждениях МВД организуют и другие помогающие организации. Кроме того, кризисные центры оставляют в полицейских участках буклеты со своими контактами. «Нам важнее всего рассказать о том, что мы существуем и на наши сервисы можно перенаправлять клиенток, пострадавших от насилия, — замечает Елена Болюбах из петербургской «Полины». — Мы говорим [участковым]: «Понимаем, что вы очень загружены. И для того, чтобы вам было проще и эффективнее работать, мы создали нашу платформу, где размещены все инструкции и шаблоны заявлений, которые наши юристы могут помочь корректно составить. Пожалуйста, обращайтесь, говорите нам, что еще нужно доработать и сделать».
Светлана Анохина рассказывает, что, когда в республиках Северного Кавказа подают заявления о без вести пропавшей женщине, следователи часто обращаются к «Марем» — пропавшая может на самом деле оказаться беглянкой. «Если она наша [клиентка], то спрашивают, может ли она пойти быстренько написать объяснительную, почему она ушла, что она жива, здорова, чтобы дело по розыску можно было прекратить», — говорит Анохина.
Руководительница проекта «Рука помощи» Наталья Синицына хотела бы улучшить работу с участковыми в Ухте, чтобы они помогали женщинам забирать из дома оставленные там документы. Без этого невозможно искать работу, свободно передвигаться. «Время на документы тратится, она находится здесь [в шелтере], не имея возможности даже выехать куда-то», — уточняет она.
Вызовы и планы на будущее
«Даже если не будет грантов и пожертвований, мы все равно будем делать это дело. Нас ничего не будет останавливать, потому что есть миссия организации, которая направлена на помощь пострадавшим от всех форм насилия. Если женщина находится в ситуации насилия, ей нужна помощь, она готова защищать себя и своих детей — для нас нет никаких препятствий помогать», — говорит Анна Соколова, которая оказывает адвокатские услуги pro bono женскому центру в Пскове.
И все же нехватка ресурсов — серьезный вызов. Кризисные центры предоставляют помощь на безвозмездной основе, основные источники финансирования их работы — гранты и пожертвования. Из-за этого многие проекты, которые хотелось бы запустить или масштабировать, остаются нереализованными. «Деньги — это устойчивость. Их хотелось бы больше, чтобы мы понимали, что у нас есть возможность спокойно продолжать работу. У всех очень маленький горизонт планирования», — говорит руководительница «Полины» Елена Болюбах, добавляя, что еще одна проблема — нередкое у работающих с темой насилия специалистов выгорание.
Организации, которые помогают женщинам, пострадавшим от рук мужей и партнеров, постоянно сталкиваются со стереотипом о том, что их деятельность направлена на разрушение семей. НЖКЦ в этом году даже смягчил свою публичную риторику, сместив фокус с разрыва цикла насилия на поддержку пострадавших и выстраивание здоровых отношений в семье. «Сейчас важно показать альтернативу насилию, чтобы настроить человека на то, что есть и хорошее. У нас есть и семейная терапия, и семейная медиация», — уточняет Анастасия Ермолаева.
Еще одна проблема, которую она озвучивает, — отсутствие системной ресурсной поддержки организаций: «Раньше был центр «Анна», который собирал всех на конференции, писал пособия — всегда было много методической поддержки, поэтому мы думаем с коллегами из других нескольких регионов взять на себя эту функцию». Наконец, по ее словам, сектору не хватает стандарта помощи. «Если каждый работает по-своему, то непонятно, кто чем занимается. Если мы в больницах всех лечим одинаково, то каждый кризисный центр тоже должен работать по одному стандарту», — считает Ермолаева.
Создать единый федеральный стандарт для кризисных центров предлагают и в Госдуме: о его необходимости упоминала председатель Комитета Госдумы по защите семьи, вопросам отцовства, материнства и детства Нина Останина. Также она отмечала, что следует разработать программу «реабилитации и социализации» для мужчин, которые вернулись из зоны боевых действий, чтобы предотвратить случаи семейного насилия.
Чтобы даже в стесенных условиях развивать системную помощь, в НЖКЦ делают ставку на молодых специалистов, потому что они умеют креативить и могут помочь более эффективному продвижению информации о центре через соцсети. «Молодежь — та аудитория, которая может нести положительные [изменения] в плане просвещения, передавать информацию друг другу. Это очень важно, — замечает Анастасия Ермолаева. — Мы же еще про изменение общественного сознания, про жизнь без насилия в будущем. Насилие передается из поколения в поколение. Чтобы прервать эту цепочку, нужно, чтобы молодежь понимала, что это неправильно. Если она будет понимать [опасность насилия] и передаст это своим детям, то мы сделали свою работу».