«Сейчас время хайпа, страшное время»: джазовая певица Мариам Мерабова о русских рэперах, успехе Бузовой и комплексе лишнего веса

* Партнерский материал

Ты пришла в шоу «Голос» уже состоявшимся артистом. Как ты на это решилась?

На нашем телевидении впервые появилось шоу, на котором я по всем форматам неформатная могла как-то попробовать себя. Почему это было необходимо? Нас любит публика джазовая, нас любят концертные директора, но мы не могли иметь большие концерты ни в городах, ни в филармониях, нигде. Потому что они боялись поставить наши концерты, при всей любви. Нас мало кто знал: только любители. И для того, чтобы тебя узнавали, ты должен появиться на каком-то из двух каналов.

Без этого вообще невозможно строить свою карьеру в джазе?

Пока что влияние телевидения очень серьёзно. И действительно, попадаешь ты на телевидение, чем чаще ты там появляешься, тем легче тебе собрать концертный зал. Потому что в клубах у нас и так sold-out. А вот собирать концертные залы - это совершенно другая история.

Почему ты начала заниматься именно джазом? Я прекрасно понимаю, что очень приятная публика, элитарная, но все-таки в качестве основной работы — это большой риск. Потому что сколько у нас людей в стране слушают джаз? К сожалению, это не такая большая аудитория, правда же? 

Знаете, люди бизнеса скажут, что ни один бизнес без риска не строится. Да? Я считаю, что и в творчестве такая же история. Творчество – это интуиция. Мы даже не обсуждаем профессионализм, потому что это априори. Да? Я была классической пианисткой. И однажды, когда училась в Мерзляковке, я оказалась в таком легендарном месте, как джаз-клуб «Синяя Птица». И услышала великих людей, это были потрясающие музыкальные дуэли. Я влюбилась в эту ритмику. В это состояние. Я подумала, что мне надо этим заниматься. Я пошла на конфликт со своей семьёй. Объяснить я это им не могла. В семье паника: «Как это? Ты при консерватории, ты у лучших педагогов, у тебя впереди маячит колоссальная карьера! Естественно, пианистки». Я не могла объяснить, куда я иду. Я понимала, что в джаз. Всё. Я хочу этой музыкой заниматься. Это моё дело, это мой пульс, моя стихия.

Когда пришла первая отдача от этого рискового решения?

Я считаю, что мой самый большой успех – поступление на эстрадно-джазовое отделение в Гнесинку, где я познакомилась со своим будущим супругом. С человеком, с которым я всю жизнь шла в музыке, пианистом Арменом Мерабовым. Чью фамилию я ношу. Я думаю, это был самый большой подарок сверху за то, что я сделала смелый поступок. Даже не думая и не просчитывая будущее.

В одном из интервью ты говорила, что у нас в стране развитию джаза сильно помешали продюсеры.

Я вообще думаю, продюсирование сильно переоценено. И не только в музыке – и в кино, везде. Но я думаю, что они просто взяли на себя функцию, которую не должны брать – творческую. Когда продюсер говорит режиссеру, кого надо снимать, сколько должен длиться фильм, нарушается самое главное – творчество.

Об этом очень многие сейчас рассуждают, потому что вспоминают времена, когда не было интернета, и когда карьера музыканта зависела напрямую от эфира на радиостанциях. Сейчас всё по-другому, как ты считаешь?

Не совсем. Сейчас мы как раз отдали в ротацию одну песню, и пока что все зависит от голосов слушателей: соберёт она внимание программных директоров радио или нет. Если будет определённое количество голосов – песню могут взять на радио. Интернет сильно помогает, конечно. И социальные сети.

У тебя бешеные просмотры на YouTube: 8-9 миллионов. Это большой успех. Не все российские артисты могут таким похвастаться. А как ты относишься к российскому шоу-бизнесу?

Я хочу сказать, что надо не зависеть от того, что у тебя есть. Сегодня столько просмотров, завтра их нет вообще. И что? И ты разрушился?

У творческих людей бывает момент подъёма, бывает момент, когда писать не хочется, творить не хочется. Что ты делаешь в таких ситуациях?

Это как в похудении. Пинок себе - и давай, давай. Для этого есть хорошие люди, называются директоры. Не продюсеры – директоры. Директоры тоже могут вставить такую шпилечку: пора, пора перестать ныть и идти вперёд. От всего спасает работа. Состояние постоянной работы. Это не значит, что надо что-то прямо копать. Работа – это состояние, когда ты проецируешь дорогу, по которой ты дальше идёшь, какие-то внутренние проекты, что ты хочешь сделать в будущем.

Твоя деятельность – это ремесло? Как ты ее определяешь?

Я практически никогда не бываю полностью довольна концертами. Это точно. Ремесло – это неплохо. Это знание своей профессии. И в любой момент тебя вытянет этот профессионализм. А момент творчества -  это подключение. Момент очень чистого творчества бывает редко, это огромное счастье. Когда ты не хочешь опередитьто, что создано «там». Ты хочешь, как радиоточка, взять и передать.

Когда у тебя последний раз было такое вдохновение? Опиши это состояние.

Перед тем, как сюда приехать, я записала песню «Сердце на двоих». Она для меня очень важна. Эта песня была написана в память о моем муже. Она уже была написана ранее, но исполнена и записана только сейчас.

Что для тебя значит любовь?

Это жизнь, вечная.

А деньги что значат?

Мне нравится, когда у меня деньги, потому что я могу помогать. У меня нет цели заработать какую-то сумму. Меня не интересует сумма за много миллионов. Я хочу, чтобы у меня было столько, чтобы хватало и мне, и на помощь другим. Потому что очень много кому надо помогать. Мы с мужем связаны со многими фондами. Особенно с фондом «Живой» – это помощь взрослым людям.

Обычно артистов мотивируют заработки? Сейчас это очень популярно: хип-хоп исполнители только об этом и поют.

Хип-хоп исполнители – это для меня отдельная история. Я иногда смотрю их клипы и думаю: «Ну хорошо, пацан, ладно. У него уже пятый клип все с теми же телками, все на той же машине». И я думаю: «А что ты хочешь сказать, чувак? Почему ты постоянно педалируешь тему с тачками и телками. У тебя проблема? У тебя есть какая-то ответственность». Меня очень угнетает то, что цена настолько упала, что люди из караоке могут спокойно пойти на сцену, думая, что они артисты. Но у них нет главного – ответственности перед зрителем. Их не волнует, что они отдадут, что они посеют. Как дальше отзовется то, что они сделают. Это не только у нас. Это сейчас заболевание.

Мариам, посоветуй, с чего начать знакомство с джазом?

Джаз – это, конечно, не только песни. Это, в первую очередь, инструментальная музыка. И Чет Бейкер, и Майлз Дэвис, и Колтрейн. Инструментальная музыка – это особое состояние. Вы даже иногда можете не знать, что вам нравится джаз просто потому, что вы это слушаете в фильмах или где-то ещё. Вам это нравится, но при этом вы и не подозреваете, что это джаз. Поэтому для того, чтобы джаз проник в вас, нужно просто открыться. Просто слушать. Вот и всё. Образ джаза изрядно демонизирован.

Как ты относишься к современному российскому шоу-бизнесу?  

Там много разных талантливых людей… Ольга Бузова.

Про Ольгу Бузову. Ты считаешь это достойным творчеством или нет?

Я вообще это творчеством не считаю.

У нее большие просмотры.

Сейчас время хайпа, страшное время. Для меня это немыслимая история. Представляете, состоялся бы сейчас Ремарк?

Думаю, нет. Сейчас Моргенштерн.

Понимаете, вы думаете. А сейчас думать не надо.Сейчас надо быстро – хоп. Ужас.

Как ты с этим справляешься? Я уверен, что сейчас в зале присутствует директор, который говорит: «Мариам, надо хайпануть».

Такого не бывает, у меня очень классный директор. Мы с ней знакомы много лет. Она до меня была директором великих людей, с которыми меня, кстати, связала жизнь однажды, — Николай Носков и Ольга Кармухина. А эти люди не были уличены в фальсификации. Они всегда служили. И поэтому у нас даже разговора такого быть не может. Просто мы делаем музыку, мы делаем стихи, мы делаем фильмы, в которых, слава богу, я тоже снялась.

Твои дети слушают что-то, кроме джаза?

Конечно.

Что они слушают? И как ты это воспринимаешь?

Сонька у меня любит Лед Зеппелин, ей 12.

Это все-таки наставления от мамы?

Да нет, она слушает разную музыку. То, что слушается в машине, в семье, у друзей. То есть этот круг, он все-таки определяет слух. Это очень важно. У нас не звучит страшное радио в машине. Кроме того, у меня в обязательном порядке дети проходят музыкальную школу. Неважно останутся они в музыке, не останутся – мне кажется, это такая антивирусная ситуация, прививка хорошего вкуса. Во всяком случае это действительно работает.

Насколько джазовая карьера международная? Ты очень много поешь и на английском языке. Многие считают, что исполнение песни Georgia лучше классического варианта.

Нескромно, но главное — я не копирую. Я молодым тоже говорю: «Вы берите, берите, а потом забывайте, чтобы самому рождать музыку». Надо работать с нотами. Это колоссальный труд. Не стоит думать, что это как в караоке.

Стоит ли в это направление идти за деньгами?

У нас неправильно устроено  музыкальное продюсирование как таковое. Его просто нет. Да, есть, например, какое-то отдельно джазовое радио. Но там не звучит ни одной передачи, которая бы проявляла наших российских инструменталистов, певцов, музыку, авторство. Ради чего эти люди творят всю жизнь. Ради того, чтобы остаться в клубах. И мало кто знает, что, приезжая сюда, великие, на которых все молятся, сталкиваются с нашими музыкантами и уезжают в шоке. Они говорят: «Почему мы вас не знаем, а вы нас знаете». У нас нет такого трафика.

На твоем самом популярном видео в YouTube (слепые прослушивания на шоу «Голос») ты выглядела иначе. Ты сейчас похудела на 60 кг. Как ты это сделала и почему?

Мне было не просто некомфортно, а уже несовместимо с жизнью. Когда я похудела, ко мне с предложениями сразу обратилось очень много компаний таблеток, чая и прочего. Они хотели, чтобы я их рекламировала и сказала, что именно на них я похудела. Я сразу отказалась и призналась, что первым шагом была операция — резекции желудка. Дальше я уже смогла взять себя в руки. Дальше - выход после операции. Три месяца — как раз то время, когда организм перестраивается, перестраивается обмен веществ. Я сделала это три года назад. Сейчас надо добавлять уже физику. Но все надо делать без фанатизма.

Мы сейчас в академии Виталити. Что здесь делаешь?

Это уединение, абсолютная направленность на себя. Это очень важно, потому что потом мне надо вернуться и отдавать. Здесь очень здорово. Много движения, много правильного, гармоничного – и спорт, и питание, и массажи, и красота.

Многие джазовые и оперные исполнительницы обычно крупные. С чем это связано?

Про оперных исполнителей – это миф, потому что для работы диафрагмы, наоборот, облегченное состояние лучше. Ты можешь управлять. Да, это у нас был какой-то миф, что если оперная певица, значит, ты в оперном образе. И все сразу жрать начинали. На самом деле – это неправильно. Чем здоровее человек, тем лучше. И сейчас, между прочим, оперные театры выбирают всегда солистов очень фактурных, стройных.

Ты разделяешь две ипостаси – личность человека и творчество?

Я могу сама координировать, что я хочу. А то, что я наблюдаю у некоторых коллег в шоу-бизнесе, они очень сильно попадают, очень боятся быть не сильно знаменитыми и готовы ради этого на многое. Это большой капкан.

Ты говоришь про скандалы?

Да, про участие в скандалах, про сжигание себя. На самом деле, по трезвому работается лучше.

Актуальная тема последних лет – боди позитив. Появились модели размера плюс, крупные девушки на обложках. Как ты к этому относишься?

Во-первых, понятие красоты сейчас очень сложное. Я не хочу быть худой. Я хочу –10, и мне будет комфортно. Я люблю формы, моя эстетика такая. Мне главное — быть здоровой. Поэтому, как ни странно, за границей я постоянно захожу в какие-то магазины, и там мой размер есть. Здесь у нас завоз на какой-то «Детский мир» постоянно. Это тоже несправедливо. Даже брендовые, но это ненормально. Действительно, как у Таривердиева: ты такое дерево, я другое дерево, но тоже дерево. Деревья разные.

Тебя от многих отличает то, что ты по этому поводу никогда не комплексовала. Тыне чувствовала нехватки любви, косых взглядов.

Комплексы были, конечно. Но если я живу, проецируя комплекс, – это ненормально. Моя задача принимать и пытаться, если что-то не нравится, улучшить.

У тебя есть идеал красоты? Как ты относишься к параметрам 90:60:90, которые были когда-то эталоном? Или сейчас все меняется?

Что такое меняется, не меняется? Чувак идет — ой, сейчас все поменялось, мне надо срочно поменять чувиху рядом. Сейчас все поменялось.

Билли Айлиш получила пять Грэмми в этом году. Как она тебе?

Класс, класс.

А Бруно Марс?

Бруно — это моя любовь. Кстати, Бруно Марсом занимается Куинси Джонс — великий, который работал с Майком Джексоном, Стиви Уандером.

Куинси Джонс хороший продюсер?

Это лучший продюсер в мире.

Что его отличает как хорошего продюсера?

Вкус, музыкальный вкус, он не может разменяться на профанацию.

Но Куинси Джонс точно лезет в творчество.

Он имеет право.

Ты говорила, что продюсерам не надо лезть в творчество.

Нет. Есть продюсеры, которые просто знают, как распределять деньги. А есть продюсеры, которые берут исполнителя и говорят ему, как надо в творческом плане раскрыться, чтобы произведение лучше прозвучало. Продюсер должен быть, во-первых, музыкантом.

Ты феминистка?

Ни в коем случае. Мужчина вперед идет к Богу, а женщина идет за ним.

Но ты за равенство?

Никакого равенства быть не может, это аномально. Я за любовь. Например, в моей семье, у нас общий счет, у нас все общее, и быть не может по-другому.

Муж твой успех принял легко? Когда ты проснулась знаменитой.

Он великий человек. Кстати, я не проснулась знаменитой. Я проснулась с жуткими оценками под видео в YouTube. Это был первый и последний раз, когда я читала о себе в YouTube.

Какое у тебя мнение о рэперах как о музыкантах?

Рэп, во-первых, никогда не был гламурен. То, что я вижу сейчас, это смешно. Не может быть гламурный рэпер. Рэп изначально – музыка улиц. Что знает мажор о рэпе? Ничего он не знает.

Какая у тебя сейчас мечта?Собрать Олимпийский?

Разобрать Олимпийский. Я мечтаю, чтобы культура в стране выросла, чтобы профессионалы занимали свои места. Это очень важно. Чтобы в творчество вернулись творческие люди.

В Штатах правильно выстроена эта модель?

Там все прекрасно. Поп-индустрия — это определенные люди, но при этом и кантри, и джаз, и блюз. Там все равномерно работает. Так и должно быть. Не может быть у нас 10 радиостанций, вещающих одно и тоже.

Мариам, наша программа называется Forbes Vitality, Vitality — это от латинского Vita-жизнь. Ты злишься на жизнь хотя бы иногда?

Нет, я люблю жизнь. Я не могу, не имею права злиться на жизнь. Сначала ору, конечно, и говорю, какой кошмар, пишу в соцсетях. Потом успокаиваюсь и понимаю, что всё так и должно быть, каждому свое.

Программа записана в оздоровительном центре Academy Vitality.