Друг Врубеля и кумир Дягилева: как собирал свою коллекцию меценат Михаил Морозов

«М. А. Морозов, москвич, типичный по основной закваске, сохранивший в себе другие признакии черты своей расы и среды... в то же время был носителем культуры, являлся ярким выразителем стремления к ней молодой купеческой партии Москвы... В его природе преобладали черты дилетантизма — отсюда его постоянные метания из стороны в сторону, отсюда его постоянные увлечения, постоянные поиски... Крупным про­ мышленником и коммерческим деятелем он был, так сказать, лишь по праздникам, но никогда не увлекался этою стороною своей обязательной деятельности. Он горел искусством» (Н.Р[акшан]ин. Московский листок. 14 октября 1903).

Михаил во всем был первым: первым из братьев женился, первым об­завелся собственным особняком, первым начал собирать. Человек он был неуемный, впечатлительный, честолюбивый, независимый, слишком горя­чо, по словам жены, реагировавший на все явления в искусстве. Закончив историко­филологический факультет университета, напечатал на собствен­ные средства несколько исторических исследований. Затем попробовал себя на поприще художественной критики, однако его обзоры художественных выставок и театральные рецензии особого успеха не имели.

Следующей пробой пера стало занятие живописью, к которой, как и у брата, у него были способности. Довольно быстро поняв, что живописца из него не выйдет, Михаил увлекся коллекционированием. «Это было на­стоящее. Он страстно отдался собирательству», — ликовал художник Сер­гей Виноградов, друг еще со студенческих времен, взявший на себя роль кон­сультанта.

Понимание Михаила Абрамовича, утверждал Виноградов (считавший, что именно он «подвиг» Морозова к коллекционированию), «росло быстро»: действительно, за пять лет он купил 40 произведений европейских мастеров и около 50 русских. Супруга Маргарита Кирилловна вспоминала, что муж в живописи хорошо разбирался, много читал о ней и много видел («столы с художественными изданиями всех стран света» заполняли его кабинет).

Необходимый «коллекционерский набор» у Михаила Морозова имел­ся: образование, парадоксальность мышления, азарт... Молодой москов­ский богач натренировал «глаз» удивительно быстро. На знаменитых вос­кресных морозовских завтраках вскоре можно было встретить всю «живо­писную» Москву.

В шикарном особняке на Смоленском бульваре, где поселились мо­лодые Морозовы, места для искусства было предостаточно. «Дом этот был своим фасадом полукруглый, в середине выступающая терраса с мрамор­ными белыми колоннами. Фундамент дома был облицован темно­красным гранитом. Внутри дом был очень причудливый, по­моему, очень некраси­во отделанный... Было смешение всех стилей: передняя была египетская, зала — вроде ампир, аванзала — помпейская, столовая — русская, еще ком­ната — мавританская», — вспоминала Маргарита Морозова. Такое же сме­шение имен и жанров наблюдалось и в русской коллекции ее мужа. Пей­зажи вошедшего в моду Левитана соседствовали с «Ботаником» и «Голубятником» Перова, эскиз к третьяковскому «Видению отрока Варфоломея» Нестерова и «Три царевны подземного царства» Виктора Васнецова — с произведениями Михаила Врубеля. Михаил Морозов был среди первых собирателей ху­дожника: он приобрел у Врубеля «Гадалку», «Царевну-Лебедь» и большое панно «Фауст и Маргарита в саду». Для таких покупок требовались смелость, отвага и конечно же «нюх». Но гораздо решительней и смелей Михаил Абрамо­вич вел себя в Париже, где начал постоянно бывать, активно пополняя свою коллекцию.

Морозовская коллекция русской живописи выглядела довольно разношерстно: работы членов объединения «Мир искусства» — поклонника искусства «галантного века» Константина Сомова и «певца Версаля» Александра Бенуа, меланхоличные пейзажи вошедшего в моду Исаака Левитана, жанровые зарисовки Перова и импрессионистические полотна молодого Константина Коровина. 

Купленная у Врубеля «Царевна-Лебедь» была не менее эффектна, чем «Интимная феерия» Бенара. От девы-­птицы, у которой от человека лишь лицо и руки, невозможно было оторвать глаз. Картина пользовалась популяр­ностью, и Врубель ее неоднократно повторял. Художника вдохновил сце­нический образ его жены, певицы Надежды Забелы­-Врубель. Он исполнил эскизы декораций и костюмов для оперы Н. А. Римского­-Корсакова «Сказка о царе Салтане», поставленной в Частной опере Саввы Мамонтова, в которой Забела исполняла партию Царевны­-Лебеди.

За полутораметровое полотно художник просил 500 рублей, а уступил за 300. Если перевести рубли во франки, то сумма не дотянет до тыся­чи — Бенар обошелся Морозову в 15 раз дороже!

В 1891 году Михаил Врубель исполнил эскизы иллюстраций к первому иллюстрированному собранию сочинений М. Ю. Лермонтова, выпущенному книгоиздательской фирмой И. Н. Кушнерева к 50­-летию со дня смерти поэта. Этот заказ художник получил по инициативе издателя П. П. Кончаловского, которому его порекомендовал Валентин Серов, друживший с Врубелем со времен учебы в Академии художеств. Вместе с художниками Кончаловский определил формат издания и способ воспроизведения рисунков. 

«М. А. Морозов вообще был чрезвычайно характерной фигурой, во всем его облике было что-­то своеобразное и вместе с тем неотделимое от Москвы, он был очень яркой частицей ее быта, чуть­чуть экстравагантной, стихийной, но выразительной и заметной. Его... постоянно не хватает, о нем часто вспоминаешь с грустью, и я уверен, что большинство художников­ москвичей и любителей искусства и театра долго не забудут его оригинальной жизнерадостной фигуры, так метко обрисованной на оставшемся нам портрете Серова, написанном почти накануне ранней и неожиданной кончины М. А. Морозова» (Сергей Дягилев. Мир искусства. No 9, 1903). 

Летом 1888 года Коровин гостил на даче своего учителя Василия Поленова в подмосковной Жуковке на Клязьме, близ Мытищ, где писал вместе с Ильей Остроуховым, Валентином Серовым и Марией Якунчиковой — именно Якунчикова сидит в лодке рядом с художником на одноименной картине из собрания Михаила Морозова. Мотив лодки с сидящими в ней людьми сделается особенно популярным в творчестве импрессионистов, открытия которых так увлекут русского живописца.

В 1889 году 26­-летний выпускник Училища живописи, ваяния и зодче­ства Константин Коровин побывал в Париже. Чистые краски и раздельный мазок французских импрессионистов покорили молодого живописца. Тем не менее в написанной под их влиянием картине «В лодке» Коровин пока был не готов отказаться от присущей его учителям­ передвижникам четкости ри­сунка и литературного подтекста.

Михаила Морозова кидало от «бытописательского» жанра 1870­-х годов к модерну в его русском варианте. Он покупает «Голубятника» и« Ботаника» Василия Перова и эскиз к «Видению отроку Варфоломею» Михаила Нестерова (ничуть не хуже самой картины, украшающей залы галереи братьев Третьяковых). Ему достается изумительное полотно Виктора Васнецова «Три царевны подземного царства», написанное по заказу Саввы Мамонтова. 

В 1899 году Морозов покупает у Василия Сурикова десять этюдов и эскизов к его главным живописным эпопеям — «Боярыня Морозова», «Взятие снежного городка», «Переход Суворова через Альпы в 1799 году» и «Покорение Сибири Ермаком». «Приобрел десять этюдов и эскизов Сурикова: нечто изумительное!» — делился Морозов в октябре 1899 года со страстным собирателем Ильей Остроуховым.