Марш за хлебом
Осенью 1789 года Франция пребывала в подвешенном состоянии. Всего несколько недель назад революционеры взяли Бастилию — легендарную тюрьму, которая за много веков стала символом непоколебимости и безжалостности монархии. Однако политическая обстановка в стране не изменилась в одночасье. Король Людовик XVI вместе с женой Марией-Антуанеттой находился в своей резиденции в Версале, где их охраняли лояльные гвардейцы. В Париже тем временем усиливалось недовольство: из-за плохих урожаев два года подряд и отсутствия поддержки со стороны властей подскочили цены на хлеб. Вдобавок французы облагались непомерным относительно своего заработка налогом на соль.
На этом фоне роскошный образ жизни королевской семьи вызывал ярость у низших слоев. Многие винили в кризисе Марию-Антуанетту, которой, по слухам, не было дела до подданных. Историк моды Лоранс Бенаим рассказывает, что в переводе на современные цены одни только расходы на одежду для королевы составляли примерно $3,6 млн в год.
Возмущенные равнодушием властей, утром 5 октября 1789-го тысячи бедных парижанок вышли на площадь перед ратушей и спонтанно двинулись на Версаль, чтобы просить короля лично исправить ситуацию с хлебом. Командир Национальной гвардии Жильбер Лафайет, который выступал за демократию и ограничение власти монарха, попытался уговорить протестующих отказаться от своей затеи, но те остались непреклонны. Тогда Лафайет присоединился к шествию, чтобы предотвратить произвол. Колонна выросла до 20 000 человек. Люди несколько часов шли под проливным дождем, били в барабаны и выкрикивали лозунги. Многие были вооружены вилами, пиками, ружьями и пистолетами.
Добравшись до Версаля, недовольные парижане сначала встретились с депутатами Учредительного собрания и изложили им свои требования. Те сразу сформировали делегацию для переговоров с королем, в которую вошли и законодатели, и участники шествия. Людовик согласился обсудить ситуацию и в целом вел себя миролюбиво. Очаровав протестующих, король пообещал распределить продукты из своих запасов между нуждающимися. Благодарные члены делегации решили, что их требования удовлетворены и сообщили об этом собравшейся перед Версалем многотысячной толпе. Однако те, кто не общался с королем, не поверили его обещанию и решили остаться до тех пор, пока Людовик сам не вернется в Париж, чтобы сдержать кризис.
Атмосфера перед дворцом становилась все более враждебной. Люди выкрикивали оскорбления в адрес Марии-Антуанетты и ругали власть. Толпа провела под стенами Версаля всю ночь, а наутро, обнаружив оставленный без охраны вход, прорвалась внутрь. Оказавшись во дворце, парижане начали разыскивать Марию-Антуанетту, чтобы расправиться с ней. Нескольких гвардейцев, которые пытались сдержать протестующих, убили, их головы насадили на пики. Королева укрылась в покоях супруга и оставалась там до тех пор, пока Лафайету не удалось примирить народ с гвардейцами.
Окончательно протестующие успокоились лишь после того, как король в сопровождении Марии-Антуанетты вышел на балкон и объявил, что возвращается в Париж. После этого стихли оскорбления даже в адрес королевы — свою роль сыграло и то, что Лафайет, которого уважали недовольные парижане, опустился перед ней на колено и поцеловал ей руку. Днем 6 октября процессия во главе с гвардейцами, которые несли на штыках хлеб, покинула Версаль. За ними следовали повозки с мукой, королевская карета и торжествующая толпа. Многие считали, что примирение короля с народом сулит стране благополучие и идиллию.
На самом деле поход на Версаль оказался лишь заключительным эпизодом начального этапа революции, а Людовика XVI и Марию-Антуанетту казнили четыре года спустя. Некоторые исследователи связывают такое развитие событий именно с «хлебным бунтом» — после него роль народа в революционных процессах возросла, а сторонники умеренных преобразований начали терять контроль над ситуацией. Раньше король казался французам неуязвимым и богоподобным. Прорвавшиеся в Версаль парижане развенчали это представление и нанесли роковой удар по репутации монархии.
Несладкая жизнь
Сахар начал экспортироваться в Европу с Ближнего Востока еще в Средневековье, однако долго оставался для европейцев предметом роскоши. Транспортировка неочищенного тростника, из которого добывали подсластитель, стоила больших денег, а его переработка требовала много времени и сил. Из-за этого до середины ХVIII века позволить себе сахар могли лишь представители высшего общества.
Ситуация во многом изменилась после проникновения сахара в Новый Свет, где он по мере освоения Американского континента начал пользоваться все большей популярностью. Европейцы в свою очередь открывали благодаря покорению заокеанских территорий продукты, которые либо хорошо сочетались с подсластителями, либо сами были сладкими на вкус, что вело к формированию новых гастрономических привычек. С учетом высокого спроса на сахар власти колониальных держав решили культивировать тростник на Карибах и поставлять его оттуда в Америку и Европу.
Единственным препятствием на пути к обогащению мог стать недостаток рабочей силы. Колонисты решили эту проблему с помощью рабов, которых перевозили из Африки целыми семьями и заставляли трудиться на плантациях. Они сеяли и собирали тростник, выжимали из него сок и выпаривали его. Добыча сахара представляла собой изматывающее занятие, но рабовладельцы относились к рабам исключительно как рабочей силе. Тех, чья производительность падала, жестоко наказывали.
Скудный рацион невольников был рассчитан лишь на то, чтобы оставить их в живых, однако часто его не хватало даже для этого. По мнению некоторых историков, каждый третий раб погибал еще до прибытия в колонии, во время транспортировки по морю, из-за плохих условий, антисанитарии, стресса, побоев и недоедания. На протяжении всего пути, который занимал дольше месяца, они не видели дневного света. На Ямайке, карибском острове и одном из центров сахарной промышленности, средняя продолжительность жизни даже юных рабов после попадания на плантации составляла менее двух десятилетий. Некоторые буквально погибали от усталости, другие — от болезней из-за ослабленного иммунитета.
Известно, что с 1748 по 1788 год на Ямайку прибыло более 1200 кораблей, на борту которых в общей сложности находилось более 335 000 невольников. Однако по результатам переписи 1788 года на Ямайке даже с учетом родившихся за время жизни в колонии детей находилось всего 226 432 человека африканского происхождения. Эта статистика подтверждает зашкаливающий уровень смертности среди рабов.
Институт рабства продолжил развиваться после выхода США из состава Британской империи. С 1829 по 1832 год из 1000 невольников на Ямайке, которая по-прежнему была под контролем англичан, в среднем погибало более 35 человек. Параллельно стали выращивать тростник и американцы. Плантаторы в штате Луизиана за полвека начали поставлять на рынок примерно четверть от всего сахара в мире. Их успех, как и на Карибах, зависел от эксплуатации рабского труда. Исследователь истории темнокожего населения Америки Халил Гибран Мухаммад назвал крупнейший город Луизианы Новый Орлеан «супермаркетом работорговли» в середине ХIХ века.
Сахар был не единственным продуктом, подстегнувшим развитие рабства, сначала в Британии, а затем в США: плантаторы также поставляли ром, табак, кофе и индиго — материал, который используется для окрашивания одежды, изготовления чернил и красок. Однако именно спрос на сахар, так полюбившийся европейцам, стал ключевым катализатором этого процесса и привел к принудительному переселению миллионов африканцев. В Британии от рабства отказались в 1830-х, во Франции — в 1848-м, а в США — в 1862-м, когда соответствующую прокламацию подписал президент Линкольн.
Война из-за выпечки
Мексика официально перестала быть испанской колонией в 1821 году, однако ситуация в стране в первые несколько десятилетий после обретения независимости оставалась нестабильной: разные группировки боролись за власть и враждовали между собой. Часто конфликты принимали форму беспорядков, от которых страдали обычные граждане. Особенно тяжело приходилось иностранцам. К ним регулярно вламывались мародеры, но даже те, кто обосновался в Мексике еще в колониальные годы, редко могли рассчитывать на помощь местного правительства. Им не выплачивали компенсации, а их обидчиков не наказывали. Чтобы получить средства на восстановление своих предприятий, они обращались к властям своих стран, которые в свою очередь пытались надавить на мексиканское руководство.
Фигурантом одного из таких случаев в 1832 году стал французский кондитер по фамилии Ремонтель. Он утверждал, что несколько пьяных офицеров вломились к нему в лавку в поселении Такубайя на окраине Мехико и разграбили ее. Обидчики Ремонтеля, судя по всему, были сторонниками генерала Антонио де Санта-Анны, который пришел к власти в результате череды переворотов и в общей сложности становился президентом 11 раз за 22 года. Разгневанный кондитер оценил ущерб в 60 000 песо. Учитывая, что сама лавка Ремонтеля оценивалась примерно в 1000 песо, власти предсказуемо отказали ему в компенсации. А вот правительство короля Франции Луи-Филиппа I охотно поддержало жалобу своего подданного и обратилось к мексиканцам с требованием выплатить требуемую сумму.
Для французских властей инцидент с Ремонтелем стал поводом предъявить Мексике претензии за многочисленные случаи несправедливого обращения с переселенцами. Когда мексиканские чиновники высмеяли европейского посла за требование непомерной компенсации, французы не отступились. Парижские газеты начали подробно описывать гонения, которым подвергались французы в Мексике. Внезапно лавка Ремонтеля оказалась в центре международного скандала.
Конечно, принципиальность французских властей объяснялась не только желанием отстоять права кондитера. Чтобы понимать контекст конфликта, надо учитывать, что после обретения Мексикой независимости Франция стала одним из ключевых торговых партнеров молодой страны наряду с Великобританией и США. Однако в отличие от этих государств французские экспорт и импорт по-прежнему облагали пошлинами. Разжигая полномасштабный конфликт, Франция рассчитывала добиться от Мексики не только компенсации для Ремонтеля, но и права вести беспошлинную торговлю.
Отношения между странами портились вплоть до ноября 1838 года, когда французские суда заблокировали все мексиканские порты. Крупнейший портовый город на побережье Мексиканского залива Веракрус французы взяли в осаду, а крепость, служившую для наблюдения за этим портом, разбомбили. К тому времени премьер-министр Франции увеличил сумму требуемой компенсации с 60 000 до 600 000 песо, притом что средняя зарплата за день в Мехико в то время составляла один песо. Условие французов было заведомо невыполнимым, и отказ мексиканцев его выполнить они использовали как повод для интервенции. Генерал Санта-Анна тоже не предпринимал особых попыток избежать прямого столкновения — для него боевые действия были поводом выставить себя героем и добиться нового президентства.
Конфликт, который вошел в историю как Кондитерская война, продлился до марта 1839-го. По условиям мирного соглашения мексиканцы соглашались выплатить огромную компенсацию и уменьшить пошлины для французских судов. Однако вскоре в Мексике состоялся очередной переворот. Новое правительство отказалось платить по долгам предыдущего. Безрезультатные переговоры продолжались до начала 1860-х, когда французы воспользовались напряженной обстановкой в регионе из-за Гражданской войны в США, чтобы провести вторую интервенцию в Мексику. Новая война продлилась пять с половиной лет, унесла жизни более 60 000 человек и закончилась победой мексиканцев. К моменту ее окончания, кажется, уже мало кто помнил, что началось все с одной кондитерской. История не сохранила судьбу хозяина злосчастного заведения, Ремонтеля, известно лишь, что он так и не получил ни песо компенсации, за которую Франция так упорно сражалась с Мексикой.
Картофельный голод
Прибыв в 1532 году на территорию империи инков в Южной Америке в составе экспедиции Франсиско Писарро, испанские конкистадоры почти сразу обратили внимание на странные округлые плоды, которых они никогда раньше не видели. Это был картофель. В ходе своего вторжения конкистадоры привезли картофель в Европу вместе с множеством других культур, включая помидоры, авокадо и кукурузу. Ни один из них не распространился так широко, как картофель, однако поначалу многие отнеслись к невзрачному клубню пренебрежительно: европейцы даже подозревали, что от него можно заразиться лепрой, другие ругали его за отсутствие вкуса.
Впрочем, уже в XVIII веке картофель начали хвалить и ценить все, от монархов и философов до простых крестьян. Когда Пруссию в 1744-м охватил голод, Фридрих II приказал крестьянам выращивать картофель, поскольку тот был питателен и неприхотлив. Французский мыслитель эпохи Просвещения Дени Дидро хоть и отмечал невзрачные вкусовые качества клубней, но признавал их «обильной пищей для тех, кто хочет лишь насытиться». В рационе французов клубни окончательно закрепились в 1785-м, когда помогли победить голод на севере страны.
Крестьяне ценили картофель еще и за то, то он позволял, засеивая небольшой участок земли, обеспечивать пропитанием всю семью. Землевладельцы постоянно увеличивали плату за использование своей территории. Благодаря картофелю крестьяне справлялись с непомерным оброком. Наибольшую популярность клубни набрали среди низших слоев общества в Англии и Ирландии, где климат оказался особенно для них благоприятным.
Благодаря тому что картофель, в отличие от пшеницы и других зерновых, вызревал под землей и его не было видно, крестьяне могли обманывать сборщиков налогов, которые требовали оплату за возделываемые участки. В периоды войн занимавшиеся мародерством солдаты тоже редко замечали картофельные поля. Все это сделало клубни идеальным продуктом для бедняков. Некоторые исследователи считают, что картофель всерьез повлиял на демографическую обстановку: именно после распространения этого овоща население стран в Европе и Азии начало стремительно увеличиваться.
«Восхождение» картофеля продолжалось до середины 1840-х, когда парадоксальным образом именно популярность клубней среди ирландских крестьян спровоцировала гуманитарную катастрофу. Картофельные посевы в регионе оказались подвержены фитофторозу — заболеванию, под воздействием которого плоды начинали гнить прямо в земле. Поскольку картофель с момента своего появления в Европе «одомашнился» и не скрещивался с дикими сортами, урожай не смог противостоять паразитическим микроорганизмам и погибал. А так как картофель отвечал примерно за 80 процентов калорий в рационе среднестатистического ирландца, то случившееся привело к катастрофе: с 1845 по 1849 год от голода в Ирландии умерло около 1 млн человек. Еще 1 млн местных жителей экстренно эмигрировал в США, а примерно 2 млн покинули Изумрудный остров в последующие годы.
Голод прекратился лишь в 1852 году, но полностью оправиться от его последствий Ирландии не удалось даже спустя 100 лет: в 1960-м население острова составляло примерно половину от того, каким оно было на момент распространения фитофтороза.
Еще одним следствием Картофельного голода стал рост напряженности в отношениях между Англией и Ирландией. Ирландцы винили британские власти в том, то те по глупости или по злому умыслу недооценили масштабов катастрофы и бросили своих граждан на произвол судьбы. Впоследствии отношения между Ирландией и Англией продолжили ухудшаться, пока не переросли в вооруженный конфликт между лоялистами и республиканцами, растянувшийся на несколько десятилетий. Так решение испанских конкистадоров привести картофель в Европу спустя несколько веков косвенно способствовало обострению борьбы за независимость Ирландии.
Банановая зависимость
Пренебрежительное словосочетание «банановая республика» в наше время часто используют как метафору для описания бедных стран со слабой экономикой. Однако изначально оно использовалось в самом буквальном смысле — так писатель О. Генри в начале ХХ века называл Гватемалу и Гондурас, чтобы подчеркнуть их зависимость от экспорта бананов в США. История превращения этих Центральноамериканских стран в «банановые республики» началась в 1870 году, когда моряк Лоренцо Бейкер впервые завез в Штаты экзотические плоды с Ямайки. Бананы стоили дешевле, чем многие местные фрукты, поэтому сразу несколько американских предпринимателей заинтересовались их экспортом.
В середине 1870-х железнодорожные магнаты Генри Мейггс и Майнор Кит открыли Торговую и транспортную тропическую компанию. Бананы, которые выращивали и собирали их работники, бизнесмены продавали на юго-востоке США. В самом конце ХIХ века Торговая и транспортная тропическая компания объединилась с Бостонской фруктовой компаний и превратилась в Объединенную фруктовую компанию (UFC). Спустя всего несколько лет UFC и другие экспортеры бананов контролировали железнодорожную и портовую инфраструктуру Гондураса, фактически став главной силой в регионе.
Историк Марсело Бучели рассказывает, что в организованную экспортерами сеть экономических, политических и социальных институтов в Центральной Америке входили «плантации, больницы, дороги, телеграфные линии, жилые дома, целый паровой флот и точки сбыта». По мнению Бучели, все это делало фруктовые компании «воплощением американского империализма в Латинской Америке», поскольку они «держали местные власти у себя в кармане, контролировали экономику государств, в которых базировались, и жестоко эксплуатировали работников на плантациях».
Влияние банановых корпораций на обстановку в регионе продолжало расти всю первую половину ХХ века. Часто именно американские экспортеры определяли вектор развития целых государств. Например, в 1911 году основатель Фруктовой компании Куйямель Сэм Земюррей сговорился с экс-президентом Гондураса Мануэлем Бонильей, чтобы свергнуть действующее правительство. После возвращения к власти Бонильи экономика Гондураса впала в затяжной кризис и полную зависимость от Штатов, утвердив государство в статусе «банановой республики».
В 1954 году в похожей ситуации оказалась Гватемала: руководители Объединенной фруктовой компании убедили американские спецслужбы в том, что президент этой страны Хакобо Арбенс Гусман на самом деле является агентом влияния СССР. Учитывая напряженные отношения между Вашингтоном и Москвой, ЦРУ согласилось свергнуть Гусмана и его демократически избранное правительство, чтобы ввести военную диктатуру полковника Карлоса Кастильо Армаса. Тот придерживался антикоммунистических взглядов и был готов вести дела с фруктовыми корпорациями на льготных условиях. Как и в Гондурасе, «банановый переворот» привел к затяжному периоду политической нестабильности: Армас продержался у власти всего три года, а в 1960-м в стране началась гражданская война, продлившаяся до середины 1990-х годов.
Последствия манипуляций фруктовых компаний в регионе ощущаются даже в последние десятилетия: сотни работников жалуются на заболевания, вызванные пестицидами, и плохие условия труда, а властям в Гондурасе и Гватемале по-прежнему не удается добиться независимости из-за повсеместной коррупции и засилья наркокартелей. Продажа бананов, которая могла бы стать успехом и путем к благополучию и самостоятельности, в результате, наоборот, обрекла эти страны на хаос и нищету.