Блестящие грешники: как торговцы и предприниматели Средневековья приходили к успеху

В Средние века предпринимательство сталкивалось с культурными, экономическими и религиозными барьерами. В Римской империи инновациям мешали унификация и недоверие к торговле, а после её падения путь к богатству был закрыт простолюдинам: богатство принадлежало знати. Все изменилось с XI века, когда началась коммерческая революция: торговые республики Италии и ганзейские города Северной Европы стали очагами новой экономики. Международная торговля, особенно предметами роскоши для элит, открыла путь к обогащению предприимчивым людям. Но даже добившись успеха, купцы оставались в культурной «зоне риска»: считалось, что богатство — это грех, а его носитель — подозрительная фигура.

Существуют эпохи, когда возможностей разбогатеть благодаря предпринимательству и инновациям становится больше. Устоявшаяся европейская историографическая традиция гласит, что Римская империя представляла собой среду, не особенно благоприятствующую технологическим (и деловым) инновациям. Кроме того, торговля с далекими регионами сдерживалась стремлением римлян устанавливать во всех провинциях некое единообразие производимых и потребляемых товаров (вспомним их привычку пытаться сажать везде, куда они приходили, свои излюбленные растения — виноградную лозу и оливковые деревья). Это обессмысливало крупномасштабное производство вина и масла на экспорт. Препятствовало торговле и некоторое общественное неодобрение, с которым сталкивались коммерсанты. Были, конечно, исключения; известно даже, что некоторые сенаторы использовали или подозревались в использовании подставных лиц для ведения этой «сомнительной» деятельности. Следует также учитывать наличие некоторых региональных и временных отличий и помнить, что жизнь в империи давала существенные преимущества бизнесу, например большой единый рынок, общую валюту и язык. Так что на несколько веков, последовавших за падением империи и разрушением ее экономической и коммерческой системы, предпринимательский путь к богатству стал гораздо более трудным, и самые богатые люди, как правило, принадлежали к совсем другой категории — к знати.

Ситуация стала постепенно меняться в XI веке, с началом так называемой коммерческой революции Средневековья. В Италии — ядре Древнего Рима — и в византийских владениях Восточного Средиземноморья развивалась новая коммерческая экономика, которая вскоре охватила всю Европу. Решающую роль в этом сыграли итальянские морские республики, выросшие вокруг таких важных торговых городов, как Амальфи, Генуя, Пиза, Венеция и (по другую сторону Адриатического моря) Рагуза, а также, с опозданием примерно на столетие, североевропейские города Ганзейского союза. Именно в этих весьма специфических социальных, экономических и культурных условиях, столь отличающихся от преобладающих условий того времени, — illa gens non arat, non seminat, non vindemiat (лат. «люди не пашут, не сеют и не собирают виноград»), — отмечал изумленный писатель XI века из Павии (город в самом центре равнины По), имея в виду венецианцев, — предприимчивые люди придумывали способы использования растущих возможностей для бизнеса. Среди них больше всего удалось разбогатеть купцам, специализирующимся на международной торговле, — они и стали той самой экономической элитой, которая, по словам французского историка Фернана Броделя, сыграла решающую роль на начальном этапе развития западного капитализма.

В особенности эта экономическая элита процветала в условиях, которые с политической и институциональной точки зрения были уникальными: торговая «республика» явно не относится к системе средневекового феодализма (несмотря на ее ранее упомянутую способность порождать со временем городской патрициат, имеющий сходные с дворянством особенности). Если рассматривать исключительный характер основных средневековых торговых городов, включая вольные города Ганзейского союза, с точки зрения изучения богатых людей, мы придем к довольно неожиданному выводу, что именно здесь неравенство в доходах и богатстве могло расти беспрепятственно — гораздо в большей степени, чем в остальных частях Европы, где преобладали феодальные структуры и аграрная экономика. Это проницательно подметил Макс Вебер: «Феодализм с его четко очерченными правами и обязанностями оказывает стабилизирующее воздействие не только на экономику в целом, но и на распределение индивидуального богатства». Другими словами, хотя феодализм и установил довольно высокую степень экономического неравенства, он обычно препятствовал тому, чтобы экономическое неравенство в обществе достигло еще более высокого уровня, именно тем, что ограничивал амбиции формирующихся социальных групп.

Однако Вебер, похоже, не заметил другой стороны медали: рост благосостояния простолюдинов не мог произойти без знати, потому что именно для удовлетворения потребностей знати и началась коммерческая революция. Учитывая высокие транспортные расходы, средневековая торговля на большие расстояния, как правило, была прибыльной только для особо ценных товаров, которые в XI–XII веках были востребованы почти исключительно правящими классами и их непосредственными подчиненными (высокопоставленными чиновниками, офицерами и т. п.). Именно их желание потреблять предметы роскоши привело к первоначальному появлению сети протяженных торговых путей, которые по возможности повторяли те, что использовались во времена Римской империи. Большая часть этих предметов роскоши производилась на юге Европы, и в некоторых случаях (например, тонкое стекло из Венеции) изготавливались итальянскими монополиями, а другие товары (особенно перец и иные экзотические специи) нужно было везти из Леванта и Северной Африки, но опять-таки через посредничество купцов южных европейских стран. Кроме того, диетические предпочтения знати, например в отношении потребления белого хлеба и вина (пшеницу и виноград трудно выращивать в Северной Европе), порождали потребность в новых коммерческих связях, открывая возможности для хватких торговцев.

Итак, именно в главных торговых городах, с их относительно широкими экономическими свободами, способный и решительный человек мог подняться до таких высот богатства, чтобы стать, как выразился французский богослов Николь Орем, «Богом меж людьми» по сравнению со своими согражданами. Однако, несмотря на возможности, открывшиеся благодаря коммерческой революции, Средневековье, конечно, было не особо благоприятной эпохой для предпринимательского обогащения. По средневековой христианской теологии, все богатые являются грешниками, обреченными на вечное проклятие из-за своей алчности. Этот момент является фундаментальным для понимания культурного беспокойства, порождаемого наличием в обществе очень богатых людей, и мы подробно рассмотрим его в главе 8. Пока ограничимся констатацией того, что в Средние века существовало значительное культурное сопротивление стремлению простолюдинов к большому богатству. Это не было проблемой для дворян, за которыми признавалось право править не-дворянами и иметь привилегированный доступ к ресурсам (хотя лишь в рамках комплекса взаимных обязательств, типичных для феодальной системы). Но богатые торговцы, не говоря уже о презренных банкирах, речь о которых пойдет в следующей главе, в начале коммерческой революции считались аномалией.

Культурное и религиозное давление, направленное против большого богатства, так сильно воздействовало на умы и души многих членов купеческих и предпринимательских семей Средневековья, что некоторые из них приносили покаяние и полностью или частично отказывались от материального имущества. Самые яркие случаи получали известность и становились объектом почитания. Наилучшим примером, вероятно, является история святого Франциска, отпрыска богатой купеческой семьи из итальянского города Ассизи. Он отказался от богатств отца, чтобы вести жизнь в бедности и молитвах, и в конечном счете основал нищенствующий орден. Если святой Франциск радикально изменил образ жизни, когда ему было всего двадцать с небольшим, другие принимали аналогичные решения, только достигнув (иногда довольно беспринципным образом) предпринимательского успеха.

Любопытна история Годрика из Финчейла, родившегося в конце XI века в семье бедных английских крестьян из Уолпола. Его происхождение было настолько скромным, что он начинал как бродяга, прочесывающий побережье (beachcomber) в надежде найти предметы, оставшиеся после кораблекрушений. Первый шаг вверх по социальной лестнице он совершил, став торговцем-разносчиком в родном городе, но настоящий поворотный момент в его карьере наступил, когда Годрик присоединился к группе странствующих торговцев. Судя по сохранившимся свидетельствам, Годрик был исключительно способным и успешным купцом и вскоре накопил достаточно средств, чтобы вести большую игру в международной торговле, плавая вдоль берегов Британии, Фландрии и Дании. Согласно некоторым источникам, он также мог быть причастен к актам пиратства — возможно, он даже был тем самым английским пиратом Годериком, который в 1102 году помог Балдуину, первому королю Иерусалима, во время Первого крестового похода, хотя это весьма сомнительно. Затем, на пике успеха и после обретения огромного богатства, произошло обращение: после посещения священного острова Линдисфарн, где ему якобы привиделся святой Катберт, Годрик решил вновь стать бедным. Он раздал все свое имущество на благотворительные цели и начал жить отшельником в Финчейле. Вскоре он был признан святым и прославился (как и святой Франциск) добрыми отношениями с дикими животными.

Истории святого Франциска и святого Годрика свидетельствуют о том беспокойстве, которым сопровождалось создание крупных торговых состояний на протяжении большей части Средневековья. Однако они остаются исключительными случаями: в большинстве случаев преуспевающие торговцы находили способ совмещать свои страхи перед загробной жизнью с экономическим успехом и сколачиванием состояния для передачи потомкам. Прекрасный пример — купец из Прато Франческо ди Марко Датини. Его экономическая деятельность хорошо известна благодаря сохранившемуся огромному личному архиву, который включает в себя 130 000 деловых писем, 500 бухгалтерских книг и несколько тысяч документов другого рода. Датини родился в 1335 году в семье среднего достатка; в 1348 году «черная смерть» сделала его сиротой. Его отец (розничный торговец продуктами питания, вероятно, промышлявший также ростовщичеством) оставил ему небольшой дом, участок земли и сумму в 47 флоринов. Пятнадцатилетний Франческо Датини совершил поступок, который его современники, вероятно, сочли очень смелым и даже опрометчивым: он продал землю за 150 флоринов и уехал из Прато в Авиньон, город на юге Франции, где в то время размещался папский двор. Авиньон был важным центром торговли, где встречались итальянские и фламандские купцы и переплетались их интересы. За 10 лет Датини успел хорошо зарекомендовать себя, установить партнерские отношения с другими тосканскими купцами и развернуть торговлю металлами, оружием и доспехами. Чтобы получить некоторое представление о его успехе, отметим, что, когда он в 1367 году продлевал партнерство с Торо ди Берто, оба купца внесли в уставный капитал по 2500 флоринов. Магазины Датини в Авиньоне отличались большим разнообразием товаров, среди которых вскоре появились ткани, включая шелк, и специи. Помимо этого, он начал экспортировать прекрасные французские эмалированные изделия во Флоренцию и развил очень прибыльную торговлю религиозными картинами. В Авиньоне он провел более 30 лет, управляя обширной сетью деловых связей, охватывавшей Прованс, Каталонию и многие итальянские города, включая Рим и Неаполь. И все же, когда папа Григорий XI вернулся в Рим, Франческо Датини тоже решил вернуться в свою родную Тоскану.

В Италии бизнес Датини продолжал процветать. Он решительно вторгся на рынок тканей, основав мануфактуры в Прато, вступив во флорентийскую Arte della Lana (гильдию производителей и торговцев шерстью) и став крупным импортером и торговцем зарубежной шерстью и сырыми тканями для местной отделки. В 1386 году он открыл склад в самой Флоренции и основал компании с местными торговцами, занявшись оптовой торговлей предметами роскоши и сыпучих товаров. Датини всячески диверсифицировал свою деятельность: в текстильном секторе он взялся торговать шелком и основал предприятия в ряде городов, включая Пизу, Геную, Барселону и Валенсию. Последовательная стратегия диверсификации, по-видимому, была визитной карточкой Датини: он предпринимал смелые шаги, пользуясь новыми рыночными возможностями, но при этом был явно не склонен к риску, предпочитая постепенную стратегию накопления. Каждая из основанных им компаний действовала как независимое предприятие; и у него была привычка страховать весь свой товар, даже когда риски считались минимальными. Он был подлинным предпринимателем-шумпетерианцем; его методы ведения бизнеса были очень инновационными для своего времени и оказали влияние на многих коллег. Франческо Датини, в общем-то, действительно был изобретателем или, по крайней мере, одним из первых пропагандистов новой формы организации бизнеса: партнерской системы, которая обеспечивала владельцам некоторую защиту от финансового краха при неограниченной ответственности, а также позволяла легко диверсифицировать деятельность на нескольких рынках.

Почти до самой смерти в 1410 году Датини продолжал работать и преумножать свое состояние (в 1403 году он был десятым по богатству жителем Флоренции, что было замечательным достижением, учитывая его относительно скромное происхождение и богатство этого города). Однако у Датини не было сына, который мог бы продолжить дело после его смерти, и это обстоятельство, возможно, помогло ему совершить долгосрочные инвестиции в спасение души. Он назначил ежегодное содержание своей вдове в размере 100 флоринов, оставил 1000 флоринов дочери, но основная часть его состояния (которое составляло почти 100 000 флоринов — в 500–600 раз больше того, что он унаследовал от отца) пошла на основание больницы для бедных Casa del Ceppo dei poveri. Гораздо меньшая сумма (1000 флоринов) была направлена на создание во Флоренции Spedale degli Innocenti, первого специального детского дома для брошенных детей (Франческо стал новатором и в сфере благотворительности).

Посмертная благотворительность Франческо Датини — очень яркий пример довольно распространенной у средневековых купцов практики, которая в той или иной форме продолжалась и в более поздние времена. Очевидно, это была осознанная попытка чем-то уравновесить риск вечного проклятия за страсть к обогащению — правильная «стратегия загробной жизни», как выразился историк Сэмюэл К. Кон12. Но эта история дает больше информации для понимания особенностей путей к богатству, которые открылись в последние столетия Средневековья. Чума в некотором смысле «освободила» Франческо от обязанностей перед семьей и от социальных ограничений, что позволило ему получить наследство гораздо раньше обычного и без необходимости делиться (во время пандемии умерли не только родители, но и двое из трех его братьев), а затем недолго думая эмигрировать во Францию. Социально-экономическая ситуация после эпидемии благоприятствовала политическому и экономическому подъему новых фамилий. Франческо Датини извлек выгоду из относительной открытости общества; но при этом Черная смерть нанесла значительный ущерб многим представителям старых денег того времени — потомкам тех, кто преуспел в период расцвета коммерческой революции. Это полностью согласуется с картиной резкого снижения экономического неравенства после пандемии, которая упоминалась в главе 2. Вызванные чумой перемены в социальных и экономических структурах, а также в потребительских установках, облегчили внедрение инноваций. Например, бум шелковой промышленности в таких итальянских городах, как Лукка или Болонья, во второй половине XIV века был явно связан с новой ситуацией, сложившейся в результате эпидемии.