Много лет назад Петр Авен сказал мне про Березовского, что у него, как у фотона, нет массы покоя. Тогда мне это показалось просто остроумной характеристикой Борис Абрамовича как человека бешеной энергии, холерика и непоседы.
А вот надо же: как только наступил покой — его действительно не стало.
Сам Березовский много раз повторял, цитируя Сахарова, что «смысл жизни — в экспансии». Как только экспансия стала невозможной по объективным ресурсным причинам (все в жизни когда-то кончается), исчез и смысл его жизни. Как он этот смысл понимал, разумеется.
Борис был математик и прекрасно понимал, что такое Второй закон термодинамики. Нарастание энтропии, стремление к равновесию и покою – это смерть Вселенной. Он, сколько было сил, старался противостоять этому процессу. Как герои братьев Стругацких из книги его молодости «Миллиард лет до конца света».
В этом смысле стабильность путинской России ему претила. Он органически не мог вынести этой «предсказуемости завтрашнего дня», о которой мечтают все, кто не хочет «увидеть неба». Кому и «здесь прекрасно — тепло и сыро».
Березовский, каким я его помню, был чудовищно невежественен во всем, что касалось гуманитарных аспектов человеческой жизнедеятельности. Он искренне изумлялся каким-то очевидным проявлениям человечности и всегда считал это слабостью. Он радовался, когда обнаруживал такие черты у своих врагов: это сразу становилось целью, в которую он бил.
Сам себя он считал лишенным этих слабостей. И вот надо же, на старости лет он стал банальным стариком, нуждающимся в жалости и понимании… Эх, Боря, Боря… Тебе еще и пять лет назад было невдомек, что в этом нуждается любой старик. Таков закон человеческой природы. Господь и тебе не дал избежать этого. Хорошо, что ты хоть в конце жизни понял, как это важно — жалость, пощада и сочувствие…
Когда мы молоды, когда у нас все складывается как нельзя лучше, когда карта прет просто самая козырная, то мы нравимся и себе, и красивым женщинам, и прессе. Власть сама падает нам в руки. Мы тогда не знаем сомнений, мы легки на подъем и быстро и четко принимаем решения, отдаем приказы. Мы лишены сантиментов, мы кажемся себе холодными прагматиками и римскими героями.
Но однажды мы выходим в промозглую лондонскую зиму на улицу и, пройдясь несколько кварталов и задумавшись о чем-то, обнаруживаем у себя на щеках слезы. «Это от ветра», — сначала думаем мы. Но потом мы чувствуем их соленый вкус и сидя дома у камина и даже, уже в конце, в теплой, уютной ванне.
Старческая слезливость — это то, что нам остается после всех наших побед. Собственно, это все, что нам от них остается. И эти слезы ничем не отличаются от слез, которые остаются от поражений. В чем же тогда различие? Как отличить поражение от победы? Пастернак считал, что мы не должны сами уметь это делать. Что наши поражения и победы должны зафиксировать и отличить другие люди.
И что же дает нам беспристрастный анализ поражений и побед Березовского?
А то же, что такой анализ дает и в отношении всех других людей: победы дают власть и деньги, а поражения дают мудрость.
Чем раньше ты испытаешь вкус поражений, тем раньше ты станешь мудрее. И тебе не нужно будет удивляться тому, что с возрастом людей вокруг тебя становится все меньше, что ты стал не так интересен людям и от тебя не так много чего зависит.
«Все пройдет», — было написано на кольце библейского царя Соломона. Вот и у Бориса Абрамовича Березовского все прошло. И слава, и бесславие. И деньги, и нищета. И власть, и забвение. Все осталось в прошлом. Теперь он готовится к главной своей встрече. К главному суду.
Он был храбр. Он был умен. Он был богат. Его любили красивые женщины. У него было много врагов. Но ведь сильные враги украшают мужчину… Он оставил много детей, которые, наверное, будут его долго и хорошо вспоминать. В сущности, что еще нужно человеку?