Что бы Эльвира Набиуллина ни говорила про рубль, который не падает, а просто другие мировые валюты растут, происходящее с российской денежной единицей лучше всего объясняет молчание гендиректора «Русала» Олега Дерипаски. Это уже может стать народно-финансовой приметой: раз алюминиевый магнат не критикует политику ЦБ -- значит, девальвации, хоть и «бархатной», не избежать.
Но если промышленники молча аплодируют происходящему, то банкиры, по идее, в гораздо меньшей степени заинтересованы в удешевлении своих рублевых активов и повышении риска невозврата валютных кредитов. По данным ЦБ, к декабрю 2013-го, когда рубль чувствовал себя еще достаточно уверенно, суммарный объем «просрочки» по таким займам чуть менее, чем на 20%, превышал аналогичный показатель апреля 2009-го, т.е. времен кризисной «бархатной» девальвации. По отдельным позициям сейчас ситуация хуже. Например, просроченные валютные долги девелоперов и риэлторов выросли почти в восемь раз. Это, повторюсь, при относительно стабильном рубле. А по корпоративным кредитам в национальной валюте суммарная «просрочка» с 2009 года увеличилась более чем вдвое.
Иными словами, от стагнации российские банки страдают не в меньшей степени, чем от девальвации.
А если еще оправдаются и стагфляционные ожидания ЦБ, многие финансисты могут предпочесть «ужасный конец ужасу без конца». Тем более, что крупнейшие (по объему разовых сделок) валютные заемщики, вроде «Роснефти», «Мечела» или того же «Русала», очевидно выигрывают от ослабления рубля.
Впрочем, своеобразный межотраслевой консенсус по вопросу о ближайшем будущем национальной валюты может дать трещину с подачи Минэкономразвития. От переезда Эльвиры Набиуллиной из МЭР (с остановкой в Кремле) в ЦБ и Алексея Улюкаева из ЦБ в МЭР противостояние между двумя этими ведомствами не прекратилось. Разница лишь в том, что руководство главного банка страны теперь больше волнует экономическая политика, а министра экономического развития — стабильность финансовой системы.
Не случайно Улюкаев утверждает, что «формально стагфляции нет» и ратует за перенос сроков перехода к плавающему курсу рубля.
А самое примечательное, что глава Минэкономразвития, прекрасно зная, что ЦБ может добиваться своего не только устрашающими макроэкономическими прогнозами, но кредитами, выдаваемыми крупным участникам валютного рынка, решил, хотя и опосредованно, но тоже «подкинуть» банкам немного денег. Речь идет об улюкаевском предложении разрешить НПФ вкладывать средства в банковские капиталы. Т.е., с одной стороны, кредитные учреждения получают возможность залатать «стагнационные» дыры, с другой — привлекая столь масштабные рублевые инвестиции, они уже вроде как не должны быть заинтересованы в значительном ослаблении российской валюты. Есть только один момент, делающий предложение главы Минэкономразвития «неконкурентным» по сравнению с кредитами ЦБ.
Перспективы бизнеса НПФ представляются весьма проблематичными в свете последних пенсионных новаций правительства, причем не столько даже годового обнуления обязательных отчислений на накопительную часть, сколько введения баллов, делающего возврат к солидарной пенсионной системе фактически безальтернативным.
Новация главы Минэкономразвития может получить серьезную лоббистскую поддержку, пожалуй, лишь в одном случае — если норма о капитализации банков за счет средств пенсионных фондов будет распространена и на Внешэкономбанк с находящимися под его управлением накоплениями «молчунов». ВЭБ, столкнувшийся с угрозой невозврата чуть ли не 75% выданных на олимпийскую стройку кредитов, настойчиво ищет способы пополнить свой капитал. Первый вице-премьер Игорь Шувалов еще в начале декабря объявил, что для решения этой проблемы будут использованы средства Фонда национального благосостояния, размещенные на депозитах госбанка. По словам Шувалова, соответствующее решение правительство должно принять «в декабре или в январе». Но установленный первым вице-премьером дедлайн уже пройден, а решения так и нет. Из чего можно сделать предположение, что далеко не всем оно пришлось по вкусу. Что немудрено, учитывая ту борьбу, которая развернулась в последнее время за право использовать авуары ФНБ. Более того, вполне вероятно, что вопрос докапитализации ВЭБа обсуждался и на последней встрече его председателя Владимира Дмитриева с Владимиром Путиным.
И тут немаловажно отметить, что Внешэкономбанк — едва ли не единственный крупный финансовый институт, для которого ослабление рубля несет гораздо больше минусов, нежели плюсов. Чем дороже становится бивалютная корзина, тем дешевле те сотни миллиардов, которые ВЭБ вложил в олимпийские стройки. Особенно если учесть, что, являясь банком развития, он, скорее всего, обязан был кредитовать сочинских заемщиков по достаточно низким ставкам. С другой стороны, возможностей поиграть на валютном рынке и отчасти компенсировать эти потери у ВЭБа сейчас намного меньше, чем, скажем, в 2008-м, когда через него проходили чуть ли не все антикризисные транзакции.
Но тогда председателем наблюдательного совета Внешэкономбанка был премьер Владимир Путин, а сейчас — премьер Дмитрий Медведев, что, видимо, имеет существенное значение. Впрочем, несмотря на то, что Путин поддерживает намерение ЦБ перейти к плавающему курсу (о чем президент заявил на встрече со студентами МИФИ), и несмотря на то, что ВЭБ испытывает от этого немалый дискомфорт, у Дмитриева все-таки есть шанс на некий утешительный приз. Хотя бы в награду за прошлые заслуги. И кто знает, не станут ли этим призом деньги «молчунов», оказавшиеся в капитале Внешэкономбанка?