Заигравшиеся в геополитику: почему к голосу России в мире все реже прислушиваются

«Мы диалектику учили не по Гегелю», — как-то заметил революционный поэт. «Геополитике Россия училась в суровой степной школе», — словно бы отозвался спустя годы на мысль Маяковского Генри Киссинджер.

Эта степь вдавила такой след в историю Отечества, что до сих пор Россия больна геополитикой. Редкий экономист, завершая текущий анализ индикаторов, не оговорится: все будет в целом неплохо, если не вмешается «фактор геополитической напряженности». И этот фактор неизменно вмешивается. До такой степени, что даже если посадить на место Эльвиры Набиуллиной самого господа бога, рубль все равно будет валиться по причине неожиданных шагов и заявлений политического истеблишмента. Приходится предположить, что «геополитические факторы» — это эвфемизм беспомощности российской внешней политики. Той степени беспомощности, которая вынуждает констатировать: никакой внешней политики у России нет. Есть политика внутренняя, направленная на изоляцию от внешнего мира. Как замысловато выразилась спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко, «здоровая государственная интровертность».

Позиция и репутация глобального спойлера вовсе не равна статусу глобального игрока, на который претендует Россия. Отсутствие реализуемых предложений «западным партнерам» — не признак силы, а признак слабости. Тем более что эти предложения — вроде высказанной российским лидером в ООН идеи собраться пяти ведущим державам и уже наконец установить новый мировой порядок — не то что не отвергаются, а даже не вызывают вообще никакой реакции у Запада. Может быть, для начала вернуться в тот формат, который назывался G8, а затем уже грезить о переделе мира на манер ялтинской Big Three?

На экономические показатели, как и на международную репутацию страны, лишь в малой степени влияют реактивные эскапады МИДа, после которых приходится извиняться перед лидерами независимых государств (инцидент с Сербией). Это инструмент низкой степени эффективности. Вызвать ассоциации с политической риторикой позднесталинского времени он может. Обидеть иностранных лидеров может. Решить хотя бы одну проблему — нет. Тем временем на экономические показатели, как и на международную репутацию страны, влияют действия ГРУ, манипуляции отравителей, мерзости фабрик троллей и переход моральных красных линий туда-сюда телепропагандой, интервенции вагнеровцев, комбинации ФСБ, аресты СКР, сроки, запрашиваемые прокуратурой. МИД в этой композиции играет роль пиар-обеспечения открытых и закрытых операций. Внешняя политика здесь не ночевала.

У России нет не то что стратегии внешней политики, нет и тактики. Все действия и слова реактивные. Кто-то что-то на Западе сделал — прежде всего, оболгал или нашел предлог оболгать — на это следует дерзкий ответ в риторике конца 1940-х или глухое отрицание очевидного. С этим невозможно ничего сделать ни Ангеле Меркель, ни Эммануэлю Макрону, который носился с идеей выстраивания хотя бы сколько-нибудь конструктивных отношений с российским руководством, хотя и sans naïveté, без наивности, с пониманием некоторых деталей поведения токсичной державы. Но когда держава становится токсичной не только в политическом, но и в химическом смысле слова, никакая дипломатия уже невозможна.

Разваливающаяся на глазах система нераспространения ядерного оружия превращает текущую ситуацию в более опасную, чем во времена «регулярной» холодной войны. Тогда были правила, которых придерживались супердержавы. Сейчас этих правил нет.

Неизбывное стремление изображать империю в постимперскую эпоху привело к потере Украины. Сейчас российская внешне- и внутриполитическая «элита» работает над постепенной, но неизбежной потерей Беларуси. Видимость обладания постсоветскими регионами, основанная лишь на том, что есть некоторые формально-бумажные организации, так и остается видимостью. Веса и авторитета не хватает на то, чтобы хотя бы приостановить сегодняшний армяно-азербайджанский конфликт. Голос России в канонаду не слышен совсем. Империя — воображаемая, игрушечная. Любая страна — составляющая этой квазиимперии — естественным образом ведет мультивекторную политику, в которой Россия лишь соседский фактор, который обязательно надо учитывать, стараясь не заснуть, когда первое лицо РФ излагает свою концепцию «общей» истории.

Речь президента России, посвященная 75-летию Организации объединенных наций, состояла из одной заведомо нереализуемой идеи (союз пяти держав) и откровенного троллинга с предложением аппарату ООН уколоться российской антиковидной вакциной. Но даже Алиса в Стране чудес, прежде чем приложиться к бутылочке с надписью «Выпей меня!», благоразумно заметила: «Прежде всего надо убедиться, что на этом пузырьке нигде нет пометки «яд». Трудно назвать произнесенный спич свидетельством воли к конструктивному и реалистичному сотрудничеству. Скорее это демонстрация отсутствия такой воли.

Отсутствие политической воли приводит к удалению из арсенала российской дипломатии технологии, которая в свое время привела к детанту, разрядке — back-channel, секретный канал. Впрочем, для реализации такой технологии нужны дипломаты и политики, далекие от взаимного троллинга, а где сейчас взять Генри Киссинджера и Анатолия Добрынина? На фоне Дональда Трампа и Владимира Путина Ричард Никсон и Леонид Брежнев выглядят глубоко ответственными лидерами, озабоченными миром во всем мире и экономиками своих стран.

Есть и еще одна технология — walk-in-the-woods, полунеформальное, доверительное общение высших дипломатических чинов. Так когда-то некоторые вопросы разоружения, причем отнюдь не в самые благостные для отношений США и СССР времена, решались на уровне Пола Нитце и Юлия Квицинского. Примерно в этом духе общались Сергей Лавров и Джон Керри. Казалось бы, это было недавно, однако на самом деле — в совершенно иную эпоху. Сейчас такие разговоры невозможны, ведь речь идет о дипломатии в собственном смысле слова, а не о бесцельном иррациональном троллинге.

На выходе абсолютный тупик. Запад не знает, что со всем этим делать. Отравление Алексея Навального в еще большей степени осложнило ситуацию: выбиты из рук последние политико-дипломатические инструменты, о чем свидетельствует утечка разговора Макрона и Путина, больше напоминающего мизансцену из Беккета или Ионеско. В мире абсурдного монолога, не признающего минимальной рациональности хотя бы ради спасения социально-экономического положения внутри России, диалог невозможен.

Остается только обратиться к классике второй половины 1940-х годов, вспомнив «длинную телеграмму» Джорджа Кеннана. Кажется, пришло время доктрины сдерживания 2.0.

Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции