Викрам Пуния — Forbes: «Россия это все-таки страна возможностей»

Викрам Сингх Пуния родился в Джайпуре. В начале 1990-х приехал из Индии в Россию, в Иркутск, чтобы получить медицинское образование. Хотел стать терапевтом, но на втором курсе перешел на фармацевтический факультет, а потом и вовсе бросил университет, чтобы оседлать волну, нахлынувшего тогда в молодую Россию капитализма. Там же в Сибири нашел свою любовь — однокурсницу Ирину. Вскоре пара поженилась, сейчас у них трое детей. 

В 1997 году он вместе с партнерами, строителем Русланом Поляковым и однокурсником-земляком Анил Раной, основал «Фармасинтез». Тогда же они построили свой первый завод в Иркутске. В 2009 году Пуния принял российское гражданство и выкупил 20% акций у своих партнеров, чтобы получить полный контроль над компанией.

В конце 2020 года «Фармасинтез» первым в России получил принудительную лицензию на выпуск импортного препарата, после чего поставки в государственном секторе выросли в два раза. За 2024 год продажи компании составили более 33 млрд рублей. Выручка — более 50 млрд, а чистая прибыль приблизилась к 9 млрд. Сейчас «Фармасинтез» держит первенство в поставках лекарств для больниц по числу проданных упаковок. У компании пять действующих заводов, еще три готовятся к запуску. В портфеле у «Фармасинтеза» более 300 наименований лекарственных препаратов. 

— Викрам, вы из касты кшатриев? Что это значит? Индия поделена еще на касты?

— Раньше была кастовая система, сейчас такого, особенно в больших городах, не наблюдается. А так, да, было. Четыре касты и вторая каста как раз кшатрии. Люди из этой касты были среди управленцев, военные, землевладельцы, это была основная каста, которая управляла страной, управляла штатами, регионами и так далее.

— Ваша жизнь была предопределена из-за того, что вы родились в определенной касте?

— Сейчас это совсем не так, как было раньше. Сейчас неважно, в какой касте ты родился, по большому счету, если ты способный человек, умный и что-то из себя представляешь, компетентный. Ты можешь стать ведущим, самым большим, самым богатым. Сейчас ограничений нет. Конечно, эти вещи где-то еще остались, в каких-то деревнях, в глубоких местах. Но в целом это, мне кажется, все-таки прошлое.

— Вы из богатой семьи по индийским меркам?

— Ну да, я считаю, что я из состоятельной семьи. 

— А чем ваш отец занимался?

— Мой дед жил в деревне, простым землевладельцем был, но земля не приносила особой прибыли. А все состояние заработал мой отец. Он был в индийской армии, потом приехал из армии в Джайпур и начал заниматься бизнесом, стал девелопером. И, соответственно, заработал достаточно неплохое состояние.

— То есть в Индии заниматься бизнесом — это не что-то редкое. Даже по тем временам было?

— Абсолютно нет.

— Почему вы решили в начале 1990-х поехать в холодную далекую Россию? Почему не в Соединенные Штаты Америки, которые популяризировали в голливудским кино, не в Европу, Англию, где огромное количество обеспеченных индусов? Почему вы едете сюда?

— Наверное, судьба. Как говорят, от судьбы не уйдешь. Мне, наверное, было суждено приехать все-таки в Россию. А получилось это абсолютно случайно. Я болел в детстве, я астматик, была аллергия от пыли и от жары. Я постоянно болею и поэтому мне хотелось все равно куда-то переехать в более холодное место. Одним из вариантов была Россия вместе с Европой, а тогда так получилось, что как раз последний год был, когда государство набирало студентов для обучения в России. Я сдал экзамен, прошел очень быстро, и вот я оказался в Иркутске.

— Удивительно. Многие из России хотят уехать туда, где тепло жить...

— Что такое тепло? 25−30° С? Это тепло, ну хорошо. А извините, когда 46−48° С — это ад на земле.

— А в Россию вы приехали уже зная русский язык?

— Нет, ничего. Ни одного слова вообще. Абсолютно ноль, зеро. Слушайте, ну странно, конечно, но особых проблем точно не было. Через четыре месяца я свободно говорил на русском языке. То есть, как бы русский язык мне поддался, можно сказать, относительно легко.

Я не был большим бизнесменом с определенным стартовым капиталом, чтобы мог начать с какой-то большой миссии или большого проекта. Мне, конечно, надо было заработать первые деньги и правильным способом. Соответственно, у меня были знакомые бизнесмены индийские в первую очередь. Я встретился с ними, узнал, что они делают. Я понимал, какая потребность есть у людей. Индия тогда еще была развитая, в середине 1990-х в фармакологии, фармоотрасли, много заводов было в Индии, больших, очень много препаратов производили. Ну и в процессе моего общения с индийскими коллегами получилось так, что они представляли свои препараты в России, но они были локализованы по большей части в Москве и в Центральной России. Ну я и подумал, а почему бы и нет, возить из индийских компаний соответствующие препараты и удовлетворять потребности сибирских регионов.

— Если поэтапно разбирать ваш бизнес, первый получается связан исключительно с импортом, то есть это вы занимались логистикой, поиском поставщика и потом находили сбыт, и вам это в какой-то момент надоело?

— Не так, чтобы надоело, обстоятельства сложились так, что я понял, что должен быть независимым, торговля не может меня обеспечить в долгосрочном будущем. И торговлей ты не станешь большим человеком. Вот что мною двигало, когда я принимал решение перейти в производство.

И это было начало «Фармасинтеза». Я поговорил с партнерами и чиновниками, рассказал о своей идее и оформил компанию в сентябре 1997 года.

— Насколько это вообще жесткий бизнес? Мы видим в России переход бизнесов от одних собственников к другим собственникам.

— Давайте вещи называть своими именами. Долгое время, может быть даже десятки лет, российский фармрынок был монополизирован транснациональными западными компаниями, Pfizer и прочие. Их агенты в России имели на различных уровнях коррупционную историю. Конечно, эти компании стали менее активными после «спецоперации»*, но, используя свое влияние и желание не уходить с рынка, все еще проявляют большую активность. И они реально работают против российских компаний, которые очень сильно двигаются вперед, активно развиваются. Идет постоянная дискредитация российских компаний. Еще раз подчеркиваю, особенно тех компаний, кто много работает. [Западные компании так делают] потому, что они боятся потерять этот рынок, они боятся потерять эту монополию, и это беда российского фармрынка.

И, конечно, на это должны обращать внимание как правительство, так и президент страны, потому что эти транснациональные компании и их агенты реально коррумпировали все. Это очень опасно для отечественного фармрынка, для лекарственного суверенитета.

— Американцы на фармацевтическом рынке сейчас доминируют?

— Пока все еще да. Скажем так, новые разработки в Америке примерно 1300−1400 препаратов, у китайцев где-то 1200. Но я явно вижу, что в 2026−2027 годах по инновациям китайцы будут на первом месте.

С учетом того, что большие транснациональные компании, гиганты все-таки находятся больше в Америке, американский фармрынок еще, наверное, лет 10−15 будет занимать первое место.

— Чему стоит поучиться у американцев?

— В первую очередь свободе бизнеса — все, что ты задумал, все, что ты хочешь делать, — правильные вещи, тебе никто не мешает, никаких проблем не возникает, ты очень свободно себя чувствуешь. Хотя это все тоже происходит в России, несмотря на то, что были в последнее время, наверное, причины, у кого-то что-то забрали, мягко говоря, в пользу государства.

Конечно, у нас есть проблемы со «спецоперацией», после ковида и, конечно, все меняется к лучшему. Я уверен, что как только вот эти вопросы закончатся, у нас потекут инвестиции в больших объемах, потому что я считаю, что Россия — это все-таки страна возможностей.

— Сколько сейчас в России производится лекарств?

 — Очень мало. 

— Пандемия Covid-19 или любая эпидемия — вы зарабатываете. Есть ли в вашем бизнесе этический момент: выгодна ли вам пандемия или нет?

— Пример простой: когда случилась пандемия, нужен был препарат «Ремдесивир», это препарат внутривенный, он реально спасал жизнь людей в любой стадии. В то время препарат производили американцы, флакончик стоил около 30 000 рублей. При этом американцы сказали так: мол, ребят, сначала мы произведем препарат для американцев, потом европейскую потребность удовлетворим, а вы подождите. А препарат, если человек не получит, он умрет. Соответственно, я, со своей стороны, обратился в правительство с простой просьбой — дайте мне лицензию, я решу этот вопрос целиком и полностью. Я произведу препарат абсолютно этого же качества и сделаю его доступным. Конечно, мне, наверное, понадобилось три–четыре месяца постоянной работы в этом отношении. И к концу 2020-го, по-моему, прямо 31 декабря, премьер Михаил Мишустин подписал нам первую в истории России принудительную лицензию. А результатом явилось то, что, с одной стороны, мы сэкономили, мы делали препарат, по-моему, по 7000 рублей, и сэкономили более 50 млрд рублей государственных денег за этот год. Но это не все, не самое важное, потому что мы реально спасли как минимум тысячи жизней граждан страны, тысячи и сотни тысяч человек получили здоровье, потому что мы качественно вовремя обеспечили всю страну соответствующим препаратом.

Поэтому наживка для нас это или социальная ответственность — этот баланс вы сами можете определить.

— Почему вы не стали строить заводы в Индии, ведь огромное количество успешных кадров, людей, сырье, вы знаете язык, вы из хорошей семьи, вы побывали в России, обучились. В России был “дикий Запад”, большой рынок сбыта, легко было договориться, маленькая конкуренция?

— Я исходил от бизнес-сенса (деловое чутье, хватка. — Forbes). Ты же предприниматель, должен сначала смотреть на бизнес-сенс, а он заключается в том, чтобы чувствовать, где и что пойдет. Все мои клиенты и все потребители, они были изучены, они были в России. Поэтому это простой анализ бизнеса и простое решение.

— Первые ваши препараты были от туберкулеза. Почему был такой выбор, как вы их производили, откуда было сырье?

— Туберкулез тогда был большой проблемой в Иркутской области. И я знал, где они [препараты] еще нужны. И, конечно же, ты производишь те товары, в первую очередь, которые нужны, где есть клиентура, где есть потребность.

Никто не верил, что я построю завод. Абсолютно. Заводы тогда надо было на металлолом сдавать. Даже был такой кейс, что я распродавал последние свои лекарственные препараты, которые были приобретены по линии дистрибуции, и всем сказал, что уже больше не буду торговлей заниматься. Мол, вот сейчас все распродам, последние деньги получу и буду производством заниматься.  И помню, тогда еще в Иркутской области был один такой большой бизнесмен, один из моих друзей позвонил ему, мол, слушай, аптекарь, возьми у него лекарственные препараты, раз он все продает, он будет завод строить, давай поможем. А бизнесмен на трубке говорит: «Да это фикция, нихрена он не построит никогда, ничего у него не получится, он сказки рассказывает».

 — В 2025 году вы попали в рейтинг Forbes. Мы оценили ваше состояние в $2,1 млрд. Вы в этот момент запереживали, порадовались? 

— Были и хорошие моменты, и не очень хорошие. Хорошие моменты — это то, что, конечно, говорить с мировыми партнерами стало легче, и особенно в Азии. Азиаты, когда узнают твой статус, что ты находишься в списке Forbes, они относятся с доверием определенным. Китай в первую очередь, та же Индия и другие страны. 

— Вы согласны с оценкой Forbes?

— Слушайте, я думаю, что это было и раньше. Другое дело, что я, наверное, совсем тихо шел. Почему-то обратили внимание на меня только в прошлом году. Ну и я как бы не подавал заявку, что, а вот знаете, у меня есть миллиард. И мне это не надо, это ничего не меняет в моем поведении. Деньги лишь являются возможностью реализовывать твои проекты, реализовывать твои какие-то, не знаю, идеи. Но деньги уже не прибавляют счастья напрямую. Это лишь цифры на банковском счете.

— Вы больше десяти лет прожили в Иркутске. Почему поехали в Москву?

— В Иркутске я прожил, наверное, почти что 20 лет. Это город, где я прожил больше всего в моей жизни. Почему было принято решение переехать в Москву? Потому что тогда я чувствовал, что уже вырос по масштабам. Если я буду больше находиться в Иркутской области, в Иркутске, и буду работать с Иркутском, то не могу стать федеральной компанией. Поэтому я принял решение переехать в Москву. Но до того, как переехать в Москву, еще одно важное решение мною было принято — получить гражданство Российской Федерации, потому что у меня был индийский паспорт, был вид на жительство, и я понимал, что если делать большой бизнес, то у тебя корочка должна быть красная, не синяя. И еще одно очень важное решение было, в 2009−2010 годы, — я выкупил все доли всех партнеров и стал стопроцентным владельцем группы компании «Фармасинтез».

— Викрам, на что вы тратите деньги? У вас есть какие-нибудь типичные миллиардерские хобби? Вот я знаю, что у вас есть коллекция машин.

— Была.

— Почему?

— Ну всему свое время. Когда-то вот хотелось, сейчас я фактически все распродал.

— А что у вас было?

— Ну разные автомобили были. И у меня действительно хобби с самого детства, с детства за руль Феррари [сесть и] погонять и все такое.

— У вас сейчас нет Феррари?

— Нет. Продал все. Одна машина есть, это такой музейный экспонат. Lamborghini Aventador. И то, машина у меня, наверное, десять лет и, наверное, она со мной и останется на всю жизнь.

— А что у вас за часы, Викрам? Красивые такие. Здесь куча бриллиантов.

— Ролексы. Им, наверное, 15 лет.

— А почему у вас так поменялось сознание, что надо распродать все спорткары, что надо оставить один Авентадор? Ролексы последние, наверное, у вас?

— Последние. 

— Серьезно? 

— Единственные. Я уже не чувствую ценность в этих вещах, я не вижу вот в этом чего-то экстраординарного. 

— Не заводит вас? 

— Ну да, абсолютно не заводит. 

— А что вас заводит сейчас? 

— Во время ковида мы спасли тысячи жизней людей. Большие цели. Вот это то, что меня заводит реально. И скажу второе, что для меня будет большим подарком, если российская корпорация, большая фарма, войдет в список 100 крупнейших производителей мира. Это моя задача. Я этим занимаюсь каждый день. И дай Бог, если будет поддержка со всех сторон, то мы точно в 2035 году войдем в список 100 крупнейших фармкомпаний мира.

— А вы религиозный, кстати, человек?

— Ну, не очень.

— То есть вы в Шиву не верите?

— Бог у всех один, и я не являюсь особо верующим в Кришну или Шиву, или другого Бога. Он есть в душе, и этого достаточно. 

— Вы чувствуете себя россиянином?

— Абсолютно.

— Я хотел вам задать несколько глупых вопросов. Какое ваше любимое индийское блюдо?

— Есть особый рецепт, который готовится из курицы, называется Butter Chicken.

— Это очень острая еда?

— Нет. Ты заказываешь по своему желанию. Я острую пищу вообще не ем.

 — Ваши несколько любимых мест в Индии, а потом —несколько любимых мест в России.

— Конечно же, мой город, где я учился, Пиланы. Я провел все свое детство в этом городе. Это отдельный академический город, сделан только для студентов. Красивый такой, маленький город. Ну, мой родной город, конечно, Джеппи, где я родился. Что касается России, ну пожалуй, самое лучшее место в России, это, если по туризму смотреть, озеро Байкал. Это бесподобное место не только в России, на земле. Такого другого места нет. Я просто хочу сказать каждому, надо обязательно хотя бы раз в своей жизни приезжать на Байкал, побыть там. 

— Последний тогда вопрос. Викрам, ваша биография уникальная, и я думаю, среди наших зрителей очень много предпринимателей, может быть, в том числе и молодых предпринимателей, кто в 2026 году не уверен в себе, не уверен в планировании, в рисках, которые есть у бизнеса. 

— Про меня кто-то говорит, что я очень такой азартный человек. И из-за того, что я делаю какие-то проекты невозможные и так далее, я скажу честно — все должно исходить из твоей головы. Если ты имеешь какую-то идею хорошую, и ты уверен, что эта идея принесет пользу людям.

Второе, что ты должен делать, — это не бояться реализовывать эту идею. Да, может быть сложно, трудно. Но если ты действительно намерен что-то добиваться в этой жизни, у тебя есть идея, то ты не должен бояться реализовывать эту идею.

Вот что важно. Даже деньги найдутся, финансы найдутся, все получится. Но многие теряют этот энтузиазм, когда начинают думать «ой, у меня не получится». Я считаю, что мои успехи в какой-то мере заключаются в том, что у меня постоянно возникают новые идеи.

* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.