25 лет спустя: как изменилась российская экономика за четверть века

Во время работы над этим выпуском мы попросили экономистов поделиться своим мнением о главных достижениях и разочарованиях российской экономики с 2000 года, а также о том, что ее ждет в ближайшие годы.

Евгений Коган

Инвестбанкир, основатель медиасистемы Bitkogan

Успехи

«Первое, без всякого сомнения, важное событие — в России действительно удалось создать рыночную экономику. Да, пускай кривенькую, с проблемами, но тем не менее это рыночная экономика, и она помогла справиться с огромным количеством вызовов. Что значит рыночная экономика? Во-первых, усиление роли частного сектора. Развитие фондового рынка, ипотечного рынка, интеграция в мировую торговую систему, рост малого и среднего бизнеса. У нас создана достаточно классная, качественная инфраструктура финансового рынка. Наши банки по уровню своего сервиса входят в число лучших мировых.

Еще один экономический фактор, который нельзя не отметить — обеспеченность жильем. Общая площадь жилых помещений, которая приходится на одного жителя, выросла примерно с 19,2 кв. м в 2000 году до 29,4 кв. м в 2024-м. Если в 90-х годах примерно 90% населения мечтали об улучшении жилищных условий, то сегодня — порядка 45%. Нельзя не сказать о том, что крупнейшие мегаполисы, и прежде всего Москва, стали конкурентоспособными по качеству жизни — по мировым стандартам. Нет города лучше для жизни, чем Москва. 

Кардинально изменились вопросы финансовой стабильности. В 2004 году был создан Стабилизационный фонд, позже, в 2008-м, он был разделен на Резервный фонд и Фонд национального благосостояния. Эти фонды позволили нивелировать большие проблемы в экономике. С 2015 года Банк России следует стратегии таргетирования инфляции, и преимущество заключается в возможности эффективно абсорбировать внешние и внутренние шоки».

Неудачи

«Главный минус — это слабые институты. России не удалось добиться значительного прогресса в формировании инклюзивных институтов. Что такое инклюзивные институты? Это совокупность правил и норм, которые обеспечивают равные возможности для всех членов общества. Ключевые характеристики таких институтов — равенство перед законом, защита прав собственности, эффективная судебная система, низкий уровень коррупции, прозрачность власти, свобода предпринимательства и т. д.

Демографическая политика и демографическая ситуация оставляют желать лучшего. Население России в 2000 году было примерно 146,6 млн человек. Прошло время, по идее, мы должны были вырасти хотя бы на 20−30 млн. Нет, к сожалению. Доля молодого населения — до 14 лет — у нас была примерно 18%, сейчас — примерно 16%. С рождаемостью плохо. 

Мы не стали развитой страной. По большинству классификаций Россия остается развивающейся страной. Это плохо, потому что, например, Израиль, который еще лет 25−30 назад был достаточно отсталой сельскохозяйственной страной, стремительно вошел в число именно развитых стран». 

Вызовы 2026 года

«В первую очередь это очень серьезные проблемы со стоимостью долга и закредитованностью. Многие бизнесы вынуждены банкротиться — люди не в состоянии выдерживать такие высокие ставки. Второе — это, конечно, непонятная ситуация с мирным процессом. Неопределенность — большая проблема для бизнеса. Бизнесмен прекращает инвестировать, он сжимается, закукливается. Для него главное в бизнесе — сохранение, а не рост.

Сегодня у нас идет замедление экономического роста, прыгаем вокруг 1–1,5%. Это, конечно, плохо, потому что для развития стране нужно минимум 4,5–5%».

Евгений Надоршин

Экономист, эксперт Столыпинского клуба

Успехи

«Если оглянуться на последние 25 лет, я вижу три главных успеха. Во-первых, Россия смогла более-менее успешно трансформироваться. Если в 1990-е годы российская экономика называлась экономикой переходного периода, то к сегодняшнему дню она превратилась во вполне нормальную, довольно рыночную экономику. Почти с нуля развиваемый сектор услуг развился до состояния, в котором он вполне может сравниться с любым другим сектором услуг любой другой весьма развитой страны — и превзойти по многим аспектам. 

Вторым успехом я бы назвал существенное изменение доходов и стандартов жизни населения. По итогам 2025 года средняя зарплата составит около 100 000 рублей. В 2000-м было всего 2200 рублей. Курс в то время был 27−28 рублей за доллар. Сравнивая с нынешним курсом и с поправкой на инфляцию, это примерно пятикратный рост. 

И, наверное, еще одним успехом я бы назвал политику заимствований. У позднего Советского Союза с этим были большие проблемы: большие долги — что внешние, что внутренние. Сейчас мы имеем почти полную противоположность этого». 

Неудачи

«В моем понимании неудачи оказались преобладающими на 25-летнем интервале. То, что можно охарактеризовать как успехи, в большей степени относилось к первой трети описываемого интервала, а вторые две трети характеризовались не таким радостным положением вещей. Можно сравнить Россию и Китай. В 2000 году китайская продукция считалась дешевой и не очень качественной. А российская — не только в оборонном, но и в потребительском сегменте — была, может быть, не самой привлекательной с точки зрения дизайна, но надежной, пусть и довольно дорогой. Если мы сейчас попытаемся сравнить российскую продукцию с китайской, то в подавляющем большинстве сегментов мы просто не найдем российской продукции. Там в лучшем случае будет сборка из китайских компонентов и запчастей. При этом российская продукция как была дороже китайской, так и осталась. И это уже не потому, что она лучше качеством и надежней, нет, она уже качеством частенько не лучше. И это довольно много говорит о нашем материальном производстве — правильнее сказать, о его деградации. 

Если вспомнить, то в начале 2000-х мы стремились догнать и перегнать Португалию за семь, кажется, лет. А потом, наверное, должны были возникнуть другие цели. Но нет, мы так и не догнали Португалию. Других целей тоже не достигли и вообще, надо сказать, перестали пытаться ставить амбициозные цели и задачи в части развития. Если мы попытаемся найти причины этого, то я бы отметил два момента: в этом виноват переход от правил и институтов, которые пытались развивать в экономике в начале 2000-х, к ручному управлению и несоблюдению, даже презрению к закону — мы были свидетелями достаточно поверхностного отношения тех, кто разрабатывал закон, к законам, которые они же и разрабатывали. Из-за этого был потерян импульс развития, была потеряна концентрация на повышении эффективности — то, что в каком-нибудь 2007 году могло ставить Россию практически вровень с Китаем по динамике показателей. 

Если бы меня спросили 17 лет назад, какая из более-менее крупных экономик в мире лучше всего подходит для автоматизации, роботизации — вот этой самой четвертой промышленной революции — я бы сказал, что это Россия. Но с тех пор импульс к инновациям, готовность внедрять новое, запрос на новое со стороны как бизнеса, так и населения — вот этого сейчас нет. Нет готовности меняться. Автоматизация в первую очередь требует сокращения роли ручного управления как на уровне государства, так и на уровне компаний, но это работа над собой, и, похоже, к ней никто не готов».

Вызовы 2026 года

«Уже произошедшее в экономике нам обещает или стагнацию, или даже рецессию. Это довольно болезненный процесс. Поэтому нужно готовиться к тому, что какие-то, возможно, даже довольно крупные и известные компании прекратят свое существование. Это цена за то потребительское развитие, которое сильно ускорилось в последние годы, и неготовность что бы то ни было принципиально менять. Та концентрация на стабильности, на которой зациклились российские власти, в нынешних условиях не помогает, она привела к тому, что мы сжались до роста почти исключительно за счет потребления, а оно не может быть продолжительным».

Юлия Вымятина

Профессор по макрофинансам в Европейском университете в Санкт-Петербурге

Успехи

«Первое — это построение рыночной экономики. Я думаю, что 2022 год нам показал, что экономика у нас рыночная. Можно обсуждать детали, но рынок справился, у нас не возникло голода, холода и прочих неприятностей. Второе — это современная, стабильная банковская система. Мы сейчас имеем очень динамичную, клиентоориентированную банковскую систему, которой многие страны могут позавидовать. И, наконец, третье, — это создание в 2004 году Стабилизационного фонда, который сейчас у нас стал Фондом национального благосостояния. Благодаря этому в том числе мы пережили целую череду кризисов, выстояли и продолжаем развиваться». 

Неудачи

«Не все естественные монополии были реформированы. Электроэнергетику реформировали. Можно обсуждать, насколько хорошо это было сделано, но тем не менее в результате мы получили хороший рост в электроэнергетике. А вот, например, РЖД мы не реформировали. Возможно, следствие этого — часть тех проблем с развитием [железнодорожной] инфраструктуры, которую мы видим сейчас. Вторая ошибка — это, как ни странно, слишком открытый фондовый рынок, в результате чего мы допускаем очень высокую волатильность. Глядя назад, кажется, что было бы лучше очень постепенно вводить открытость капитала. Инвесторы, которые приходят надолго — это действительно важные и ценные инвесторы. А инвесторов, которые пришли за сиюминутной выгодой, не всякий рынок может себе позволить — и уж точно не развивающийся.

И третья проблема, которую мы сейчас не особо обсуждаем, — это проблема утечки мозгов, которая началась в 1990-е и до сих пор не то чтобы совсем остановилась. Безусловно, у нас сейчас наука и образование на гораздо более высоких уровнях, чем это было в 1990-е. Но есть ощущение, что у нас были недостаточно эффективные меры по этому поводу». 

Вызовы 2026 года

«Важный вызов — это замедление инфляции в экономике, то есть аккуратное охлаждение совокупного спроса, который все равно будет оставаться высоким. Население сейчас придерживается сберегательной модели, но как только ставки снизятся, часть этих сбережений все равно вернется к потреблению. То есть потенциал для роста потребительского спроса сохраняется, государственный спрос тоже продолжит быть высоким.

Связанный с этим вопрос — изменения на рынке труда. Там происходит структурная трансформация, мы видим, происходит изменение того, что от сотрудников ожидается, они должны почти в любой профессии использовать искусственный интеллект, какие-то профессии становятся не нужны. 

Что касается налогов, мы понимаем, что вследствие роста НДС будет, условно говоря, однократный рост цен. Повышение налоговой нагрузки, естественно, приведет к тому, что кто-то будет меньше тратить, то есть немножко поможет охлаждению совокупного спроса, и это не так плохо в сложившихся условиях. Здесь важный вопрос в том, как изменение налоговой нагрузки повлияет на стимулы для всех участников этого процесса, что будет происходить с инвестиционной активностью, увидим ли мы рост теневой экономики.

Я не думаю, что следующий год будет сильно труднее, чем 2025-й. Каких-то глобальных потрясений не жду, если только не случится следующий мировой финансовый кризис. Но это уже не от нас зависит».

Олег Буклемишев

Директор Центра исследования экономической политики

Успехи

«За 25 лет российская экономика перешла от беспрестанных кризисов и неустойчивой политики 1990-х к политике гораздо более предсказуемой, устойчивой и опирающейся на внутреннюю стабильность. В российской экономике развивались не только традиционные промышленные или добывающие отрасли, но и отрасли, вполне себе относящиеся к современному постиндустриальному укладу — это и телеком, и IT, и многое другое. 

Слом прежней экономической модели в августе 1998 года (речь о дефолте, который объявила Россия. — Forbes) привел к тому, что уроки были выучены, и бюджетная политика, и политика денежно-кредитная стали опираться на современные подходы. И это возымело свое действие. Десять лет подряд, с 1999-го по 2008 год, российская экономика росла темпами, серьезно превышающими мировые. Это, наверное, единственный такой отрезок за весь период не только новой российской, но и советской, и досоветской истории. Это был период, когда население и бизнес испытывали оптимизм, когда государственное управление начало опираться на рациональное основание, а государство особо не вмешивалось в происходившее в экономике. Мне кажется, это было действительно такое золотое время, не только для российской экономики, вообще для экономики мировой. Оптимизм в экономике — это тоже большой ресурс. Этим ресурсом оптимизма во многом двигались и инвестиции начала столетия, и экономическая политика начала столетия».

Неудачи

«Я бы говорил не о конкретных неудачах, а о кризисах, которые российская экономика пережила за эти 25 лет. Первый кризис — самый большой, кризис 2008 года. Российская экономика оказалась к нему очень плохо готова. Уроки этого кризиса, в отличие от кризиса 1998 года, были выучены плохо. Работа над ошибками проделана не была. И по сути до 2014 года российская экономика все еще выкарабкивалась из проблем 2008-го и 2009 годов.

В 2014 году — первые санкции. Они, как выяснилось впоследствии, оказались весьма-весьма вегетарианскими. Несмотря на это, мы довольно много потеряли в темпах роста, в оптимизме, доходы населения вернулись к устойчивому росту только после 2022 года. По большому счету, 2013 год был высшей точкой развития российской экономики, и пришлось еще долго восстанавливаться, как с точки зрения производства, так и с точки зрения доходов населения. Ведь для чего существует экономика? Она существует для того, чтобы люди жили лучше, а не для каких-то других целей. Этот второй провал, связанный с кризисом 2014 года, по сути, не был преодолен, потому что за ним последовал пандемический кризис 2020 года. А кризис 2022 года оказался достаточно тяжелым. Структурная трансформация, происходящая с тех пор с российской экономикой, по большому счету не привела к появлению таких динамичных источников роста, которые бы действовали на среднесрочном горизонте».

Вызовы 2026 года

«Мы потратили все накопленные в начале основного века резервы. Российская экономика входит в 2026 год с большим дефицитом бюджета и не с такой оптимистичной экономической динамикой, которая наблюдалась даже в последние годы, не говоря уже о начале этого века.

Важный вызов — уход от функционирования с постоянно расширяющимся бюджетным спросом, что было характерной чертой российской экономики последние три года. Говоря про будущую неизбежную структурную перестройку российской экономики с военных рельс на какие-то другие, нужно уже начинать думать о том, каким образом она будет происходить, где могут быть новые источники роста. Одно из сегодняшних больших противоречий — то, до чего выросло российское государство, на мой взгляд, в принципе не может быть профинансировано на базе текущей экономики. Нужно понимать, что будет из себя представлять новая российская экономика, какой объем государства мы можем профинансировать без подрыва дальнейшей технологической базы — чтобы экономика могла расти, а не перебиваться с хлеба на воду.

Санкции привели к тому, что экономика оказалась вытеснена из своей традиционной ниши, мы больше не являемся настолько активным экспортером энергоресурсов, как раньше. Поэтому я очень надеюсь, что 2026 год станет началом поиска новой ниши мировой экономики и нового позиционирования. 

Проблема диверсификации российской экономики существовала постоянно, но та ситуация, в которой мы оказались сегодня — и уход иностранных инвесторов, и отсечение от технологий, и разрыв хозяйственных связей — все это не облегчает решение этой проблемы, а делает ее из просто острой крайне острой. Мне кажется, что 3% (столько, по разным оценкам, Россия занимает в глобальном ВВП. — Forbes) мировой экономики не могут существовать без остальных 97%. Каким-то образом нужно налаживать отношения и вписываться в никуда не девшуюся глобализацию».

Андрей Яковлев

Ассоциированный иследователь Центра Дэвиса в Гарвардском университете

Успехи

«Одно из наиболее очевидных достижений — это макроэкономическая стабилизация начала 2000-х годов. Обусловлено это, на мой взгляд, было опытом 1990-х, сложным и тяжелым, и пониманием того, что макроэкономическая нестабильность чревата серьезными политическими рисками. Если говорить о других достижениях, то я бы выделял привлечение иностранных инвестиций в 2000-е годы и модернизацию экономики на этой базе. Если говорить о конкретных отраслевых историях успеха, то их как минимум две. Во-первых, это сельское хозяйство, развитие которого многие люди связывают с контрсанкциями 2014 года. Но на самом деле Россия стала вновь заметным экспортером аграрной продукции уже в 2000-е годы.

Другой пример — это IT-сектор. Уже в 2000 году были первые коммуникации людей во власти с людьми из IT-индустрии. И если в случае с сельским хозяйством ключевую роль, на мой взгляд, сыграла очень здравая политика Минсельхоза в тот период, то в случае с IT это была некая кооперация со стороны самой индустрии, в частности, возникновение отраслевых ассоциаций».

Неудачи

«При всех декларациях о необходимости технологического развития эта задача не была решена. Расчет на то, что разворот на Восток и тесная кооперация с Китаем поможет решить эту проблему, явно не оправдался. Ситуация даже ухудшилась. В случае с европейскими компаниями [технологическая] зависимость была. Но европейские инвесторы, приходя в Россию и предъявляя высокие требования к российским партнерам, не только приносили с собой инвестиции, но и обеспечивали трансфер технологий. На сегодняшний день российская промышленность в значительной степени функционирует как раз на основе тех технологий, которые были импортированы из Европы. С Китаем, на мой взгляд, этого не происходит. Идет торговля, но при этом особых инвестиций я с китайской стороны не вижу — трансфера технологий тем более.

Не удалось также — при всех декларациях — обеспечить защиту прав собственности. Эта проблема была в 1990-е годы, о ней говорили в начале 2000-х, о ней говорили в конце 2000-х. Были попытки противодействия этому — была национально-предпринимательская инициатива, которая реализовывалась Агентством стратегических инициатив, с улучшением условий ведения бизнеса на уровне регионов. И на самом деле те же издержки на подключение к электричеству, на согласование разрешения на строительство заметно снизились. Но вот продвижения в вопросах защиты прав собственности не было». 

Вызовы 2026 года

«Мобилизационная модель предполагает не только активное влияние государства на решение экономических агентов, но и перераспределение ресурсов в интересах государства. Эти ресурсы могут возникать за счет того, что что-то конфискуется либо у элит, либо у населения. Например, если брать Советский Союз, то та мобилизационная модель экономики, которая возникла уже с 1920-х годов, изначально опиралась на конфискации активов старой элиты. Этот подход мы наблюдаем сейчас в виде массового передела собственности и последующей частичной продажи этих активов или передачи людям из новой элиты.

Важно понимать, что переход к классической мобилизационной модели неизбежно будет связан с заменой существенного числа игроков в нынешней элите. Насколько люди из нынешней элиты окажутся к этому готовы — для меня большой вопрос. Устойчивость в российской экономике, на мой взгляд, до сих пор обеспечивается действиями тех игроков из деловой и бюрократической элиты, которые сформировались в 2000-е годы, которые обладают высоким уровнем компетенций, но которые как бы привыкли действовать в условиях рынка.

Переход на мобилизационную модель означает фактически сворачивание рыночных механизмов с неизбежным внедрением регулирования цен, регулирования зарплат, регулирования доходов от бизнеса. Насколько такая модель может оказаться устойчивой — большой вопрос. Да, мы видим Северную Корею, в которой такая модель существует уже 80 лет. Но важно понимать, что в Северной Корее просто не было другого опыта, там не только обычные люди, но и элиты не видели другой жизни. А у нас за последние 25 лет не только элиты, но и десятки миллионов обычных людей видели другую жизнь и другие условия». 

Рубен Ениколопов (признан Минюстом РФ иноагентом)

Профессор Барселонской школы экономики

Успехи

«На промежутке 25 лет основным успехом российской экономики является прежде всего ее стабилизация. Но что мне кажется очень важным, так это то, что российские бизнесмены показали себя очень гибкими, креативными и подстраивающимися под ситуацию. Именно поэтому позволяют проходить такие шоки, которые многим другим странам и не снились. Мне кажется, это немного упускают из виду, когда говорят об устойчивости экономики за последние годы. Все говорят о макроуровне. А мне кажется, что огромную роль сыграло именно бизнес-сообщество — то, что оно не закостенелое, а всегда готовое к изменениям».

Неудачи

«Россия так и осталась прежде всего ресурсодобывающей страной. Мне кажется, что та самая пресловутая диверсификация, о которой так долго говорили еще большевики, так и не сложилась. Не появилось никаких крупных российских компаний, которые были бы заметны на международном уровне. При этом мы видим, что россияне, которые уезжают на Запад, строят очень успешный бизнес. И третий момент — уровень конкуренции в российской экономике именно среди крупного бизнеса остался достаточно низким».

Вызовы 2026 года

«Будет очень сильная перестройка. Горючего в виде государственных больших расходов больше нет. Во-первых, потому что просто у государства кончаются деньги. А во-вторых, когда у вас нет увеличения человеческих ресурсов, нет больших инвестиций в физический капитал, нет притока новых технологий, у вас просто экономика может расти только за счет более интенсивного использования уже имеющихся ресурсов. Мы это и наблюдали в основном. Но это не может быть бесконечно. Люди идут на износ, физический капитал идет на износ, и сейчас мы достигли этого предела, что люди устали, капитал устал. И им нужны другие драйверы, более долгосрочные. 

И финансовая стабильность, и низкая инфляция, и низкий государственный долг, и накопленные резервы — это все был жир, накопленный в предыдущие годы. Его проели практически полностью. И бизнесу надо привыкать жить в такой ситуации. Налоговая нагрузка будет выше, человеческий капитал будет дороже. Проблема нехватки человеческих рук и мозгов становится одной из основных. С точки зрения бизнеса надо искать более технологические решения, которые увеличивали бы производительность. Это требует инвестиций, но проблема в том, что эти инвестиции — долгие, а в ситуации неопределенности задаешься вопросом, стоит это делать или не стоит».