Детские болезни ESG: как в российском бизнесе реализуют идеи устойчивого развития
В связи с отсутствием в России национального регулирования ESG, основным ориентиром для отчетности служила Глобальная инициатива по отчетности (GRI). Однако с 2022 года компания прекратила принимать документы российских компаний, как и консультировать по их подготовке. Несмотря на это крупный российский бизнес — такой, как «Норникель», «Русал», Сбер и другие, — продолжили формировать отчеты и перестраивать бизнес по лекалам устойчивого развития в расчете на возвращение: если не на рынки США и ЕС, то на Азиатские точно.
По мнению руководителя Центра ответственного природопользования Института географии РАН Евгения Шварца, ESG позволяет выстроить систему защиты интересов людей в отношении экологии, общества и работы на предприятии. «ESG — это не абстрактные интересы людей и компании, а снижение рисков социальных взрывов, экологических штрафов и забастовок», — пояснил Шварц.
По мнению эксперта, именно затруднения в оценке рисков и попытки компаний в условиях санкций закрыть информацию, заставили Банк России выпустить в декабре 2022 года «Информационное письмо о рекомендациях по учету финансовыми организациями ESG-факторов, а также вопросов устойчивого развития при организации корпоративного управления». Более того в марте 2023 года президент России Владимир Путин на съезде Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) в Москве предложил подумать о ежегодной публикации нефинансовой отчетности для крупных предприятий.
Однако избежать ошибок компаниям на пути к устойчивому бизнесу не удалось. Тем более после того, как 2022 году из России ушли ведущие зарубежные бизнесы, которые задавали тренды в ESG-подвеске. Отечественные компании остались без ориентиров, бюджеты на устойчивое развитие поползли вниз, но бизнес все же в целом старается идти по пути ESG-трансформации. Forbes опросил экспертов и составил список «детских болезней» предприятий на пути к устойчивому будущему.
Решают чужие проблемы
Компании в рамках реализации ESG-стратегии должны прежде всего минимизировать ущерб, связанный с вредом, который наносит деятельность компаний. И эти меры должны быть соразмерны по масштабу и вложениям экологическому и социальному урону от бизнеса, считают эксперты, опрошенные Forbes. Однако предприятия часто осуществляет проекты, находящиеся далеко за рамками их непосредственной деятельности.
Например, нефтедобывающие компании отчитываются об очистке рек от мусора в средней полосе России. Однако наибольшее негативное воздействие на окружающую среду они оказывают в регионах своего присутствия — в арктической зоне или Каспийском море. В этом случае логично заниматься очисткой и восстановлением биоразнообразия на территориях добычи сырья или поддержкой благополучия местных жителей, коренных народов, считает консультант для бизнеса по устойчивому развитию Дарья Свириденко. Такая же рассогласованность в действиях бизнеса происходит, если промышленная компания с регионами-присутствия на Северо-Западе страны начинает спасать леопардов и дельфинов на Кавказе или выпускать мальков в реки Европейской России.
Руководитель проектного офиса «Стратегии и практики устойчивого развития» Светлана Герасимова поясняет, что для горнодобывающих и металлургических компаний к основным рискам относятся экологическая и промышленная безопасность, надежность цепочек поставок и благоприятные условия для работы сотрудников. «В разрезе ESG надо работать прежде всего с этими существенными темами, а не спасать вместо этого амурского тигра. Происходит подмена понятий», — говорит Герасимова.
Еще одна специфика российского подхода к ESG: компенсация вместо сокращения выбросов. Одна из самых острых проблем в истории человечества — антропогенные выбросы парниковых газов, которые ускоряют изменение климата. Задача снизить выбросы стоит и перед российским бизнесом. Она должна входить в ESG-цели промышленных предприятий, которые являются крупными эмитентами парниковых газов. Однако часто бизнес пытается не сокращать выбросы, а компенсировать их. Это означает, что выбросы остаются на том же уровне, но компания покупает углеродные единицы от климатических проектов (сохранение лесов, мангровых зарослей, замена дизельных электростанций на солнечные).
«К сожалению, такая система не спасет планету, поэтому в проекте директивы ЕС (планируется принять в 2026 году) в отношении «зеленых» заявлений отмечается, что компании не могут только компенсировать свои выбросы, в приоритете должно быть их сокращение, как внутри собственных процессов, так и по цепочке поставок», — рассказала Forbes директор Экологического союза — оператора экомаркировки «Листок жизни» — Юлия Грачева.
Другая непрофильная деятельность компаний в области ESG-кейсов — это просветительские курсы по устойчивому развитию. Когда такие курсы делают силами специалистов внутри фирм «в свободное от основных задач время», как правило, мало внимания уделяется методологии самих курсов и их продвижению, а после запуска курсов редко проверяют их эффективность и востребованность, из-за чего может оказаться, что инвестированные средства и время становятся лишь строчкой в отчете, отмечает эксперт Екатерина Колчанова из бюро «Теперь так».
Пиар ESG-акций превышает эффект от сделанного проекта
Установку скамеек из переработанных пластиковых бутылок, ежегодное проведение субботников, сбор макулатуры, отправку в детские дома подарков и другие акции, которые компании стараются широко осветить, превращаются в ESG-вошинг (или, как его называют, «гринвошинг»). Количество ресурсов, которые были потрачены на освещение акций, превышают пользу от этих проектов, утверждают эксперты Forbes.
«Опытный читатель нефинансовых отчетов — годовых или отчетов об устойчивом развитии — распознает ESG-вошинг. Там стоит искать данные о системной работе: стратегии, дорожные карты по их реализации, цели, привязанные к конкретным датам и вознаграждению сотрудников. Если всего этого нет, ESG в компании — на стадии «все побежали, и я побежал», — поясняет консультант, автор телеграм-канала «ESG отчет покажет» Анастасия Иванова.
В качестве примера неудачной пиар-акции Иванова приводит компанию Lacoste. Несколько лет назад фирма выпустила лимитированное число поло, на которых заменила фирменного крокодила на животных, находящихся под угрозой исчезновения. «Бренд хотел привлечь внимание к необходимости защиты биоразнообразия, подчеркнуть свою экоответственность. Но в результате, столкнулся с нешуточной волной критики. А все потому, что и до, и во время, и после акции, Lacoste продолжала выпускать изделия из натуральной кожи», — уточняет Иванова.
Создание ESG-отдела из маркетологов или HR
Эксперты Forbes обращают внимание, что запустить ESG-трансформацию нередко поручают сотрудникам отдела маркетинга или отдела кадров. В первом случае, мероприятия превращаются в рекламные акции, которые никак не связаны с устойчивым развитием, во втором — работников компании начинают вовлекать в игры по командообразованию.
Особенно часто груз разработки ESG-стратегии компании ложится на сотрудника HR-отдела, который занимается организацией волонтерских программ. Но этот человек не обладает необходимыми компетенциями для перестройки бизнес-процессов компании в рамках ESG. Но даже если у сотрудника есть компетенции, он один или даже отдел, перевести компанию на ESG-рельсы не сможет — идею должно поддержать руководство.
«Когда меня взяли на позицию директора по устойчивому развитию в крупную «дочку» российской добывающей компании, то сначала даже не могли обозначить должность в штатном расписании. Потом я попросил собрать руководителей направлений, чтобы определиться с ESG-стратегий, но оказалось, что директор компании связывал мое появление с установкой баков для раздельного сбора и акциями по уборке территории. Пришлось уйти», — рассказал Forbes источник, пожелавший остаться анонимным.
По мнению партнера консалтинговой компании Living Lab Анастасии Лаукканен у бизнеса нет понимания, насколько масштабной будет перестройка по стандартам устойчивого развития. «Речь будет идти не об одном специалисте, а в идеале о трех отделах по каждому направлению: E — экология, S — социальное и общество, G — управление».
Непрофессиональное определение климатических проектов
Тем не менее, климатические проекты — это одно из направлений ESG-трансформации компаний. При этом стандарты отнесения проектов к климатическим были приняты в России только в 2023 годах. Но помимо страндарта, компаниям нужны валидаторы и верификаторы проектов, независимые фирмы, которые подтвердят соответствие проекта климатическому стандарту. Раньше бизнес мог обратиться к зарубежным фирмам с десятками лет опыта работы, а теперь вынужден ограничиваться российскими компаниями.
«Многие «экспертные организации» решили, что достаточно знать, что значит «базовая линия» (уровень нетто-поглощения парниковых газов при реализации сценария без дополнительной проектной деятельности, — Forbes) и весьма условно представлять, что такое «принцип дополнительности», чтобы браться за выполнение одной из фундаментальных задач развития национального углеродного рынка — обеспечения качества российских климатических проектов и доверия к их результатам», — полагает партнер консалтинговой компании Кепт Владимир Лукин.
Согласно определению, приведенному компанией EY, «принцип дополнительности» (additionality) предполагает сокращение или абсорбцию большего количества выбросов за определенный промежуток времени, чем при реализации сценария, в котором проект отсутствует. Более того, должно быть доказано, что проект не был бы реализован без дополнительных финансовых ресурсов, привлеченных на углеродном рынке.
В ряде случаев в качестве экспертов органов по верификации работают люди без профессионального понимания требований лесного законодательства и того, что в условиях РФ означает улучшенное управление лесами (или проектный сценарий в терминах климатического проекта), уточняет доцент Высшей школы экономики, факультет географии и геоинформатики Андрей Птичников.
Например, один из проектов, которые отмечают эксперты, предполагает посадку лесов на Сахалине. По мнению руководителя лесной программы ассоциации «Охрана природы» Алексея Ярошенко — это будут «выброшенные на ветер деньги». Сажать предполагается на открытом верховом болоте, безлесном в силу природных причин — поэтому есть вероятность, что деревья или не приживутся, или будут расти очень медленно. Кроме того, в проекте не учтены дополнительные выбросы метана и углекислого газа из затронутой работами торфяной залежи. Валидацию проекта провел Исследовательский центр «Карбоновый полигон НГУ (Новосибирского государственного университета». Центр получил аккредитацию как валидатор в феврале 2023 года, а в августе аккредитовал Сахалинский проект.
Опрошенные Forbes эксперты полагают, что реализовать углеродные единицы от такого проекта будет возможно только внутри страны, но и отчитаться о компенсации выбросов ими можно будет только в России. Зарубежные профессионалы отрасли просто не признают такой проект климатическим.
Тем не менее существующие сейчас проблемы — это нормальный процесс адаптации нового знания и навыков, считают эксперты. Они решаются совершенствованием стандартов, обучением сотрудников органов по сертификации, усилением контрольно-надзорной деятельности со стороны органа по аккредитации и вовлечением в обсуждение качества сертификации представителей заинтересованных сторон.
Самые распространенные и неэффективные ESG-проекты
«Поездки в детские дома неподготовленных волонтеров из компаний, да еще и каждый раз разными группами, — приводит пример неудачного проекта руководитель Центра реализации программ по устойчивому развитию и ESG МТС Банка Анастасия Григорьева. — В этом случае от проекта нет никакого эффекта. Работа с детскими домами должна носить долгосрочный характер и курироваться профильными некоммерческими организациями».
Еще один пример — замена пластиковых стаканчиков в офисе на бумажные. «Если пластиковые стаканчики можно собрать и переработать, то переработка бумажных стаканчиков, которые покрыты изнутри тонкой пластиковой пленкой крайне затруднительна. Необходимо отдельно договариваться с переработчиками, чего никто обычно не делают», — отмечает Григорьева.
По мнению заместителя генерального директора регионального оператора Москвы и области ГК «Эколайн» Елены Вишняковой, явный недостаток информации связан с зарубежными практиками: система обращения с отходами в Европе позволяет считать бумажную упаковку с ламинацией перерабатываемой, так как она направляется на сжигание.
Эксперты Forbes также указали на кейс, когда компании нанимают людей с инвалидностью в штат, чтобы отчитаться о социальной ответственности. Но фактически эти люди не работают: менеджменту проще платить им зарплату, чем сделать действующим сотрудником. Неумение работать прослеживается в работе с коренными народами. «Компании оплачивают праздники и покупку снегоходов, но не выстраивают долгую стратегию взаимодействия с коренными жителями территорий, где они ведут бизнес, чаще всего это касается добычи полезных ископаемых», — исполнительный директор природоохранной организации «Земля касается каждого» Владимир Чупров.
Проблемы есть и в проектах по предотвращению харрасмента или дискриминации внутри компании. «В качестве телефона доверия сотрудникам предлагают использовать номер отдела кадров или, в самых комичных случаях, писать на почтовый ящик «info». Ни о какой анонимности, что важно для подобных инициатив, в таком случае речи не идет», — говорит эксперт.
К неудачным ESG-практикам эксперты относят и корпоративные посадки деревьев. Если компания не оплачивает дальнейший уход за растениями, то траты на акцию можно считать выброшенными на ветер деньгами.
По мнению директора фонда «Второе Дыхание» Дарьи Алексеевой, в отношении проектов, связанных с переработкой отходов, самое плохое — собирать неперерабатываемые вещи. «Из известных кейсов — сбор нижнего белья одним сетевым магазином. Один из маленьких утилизаторов согласился на «эксперимент», но ничего не вышло, и в итоге трусы были выброшены. С одной стороны, эксперименты — это здорово и развивают сектор, но с другой — это вводит в заблуждение потребителя. И итогом становится рост недоверия, или чувство, что ты зря потратил свое время», — пояснила Алексеева.
Эксперт в области устойчивого развития, бывший сотрудник компании EY в России, Сергей Даман обращает внимание на проекты по выпуску мальков. По его мнению, они являются порождением потребительского отношения к водным ресурсам России на законодательном уровне. «Выпуск мальков — это восстановление ресурса рыболовства, но не восстановление экосистемы, что необходимо сделать компании для компенсации своего вредного воздействия», — говорит Дайман.
«Выпуск мальков часто делают для компенсации экологического ущерба водным объектам после нефтеразливов. Но смысл выпускать мальков в том случае, если не устранена сама проблема — нефтепродукты хронически попадающие в реки?», — соглашается Владимир Чупров.
Между тем, превращение бизнеса из закрытых корпораций в открытые компании, лояльные к природе и человеку, происходит, несмотря на не всегда идеальные ESG-кейсы. Меняются базовые принципы ведения бизнеса, которые, в конце концов, сделают его успешнее и устойчивее. Избежать ошибок вряд ли удастся, но избавиться от «детских болезней» точно можно. Основную роль в этом будет играть открытость, готовность обсуждать кейсы на уровне компаний, экспертов, НКО и государства.