Модный способ сказать слово «молодежь»: кого мы называем зумерами и что с этим не так

Представим игру: я называю определенные временные периоды и говорю, что все, кто в них родился, похожи друг на друга и отличаются от других. Например, те, кто родился в 1970-е, — трудолюбивые и усидчивые, а те, кто появился на свет 20 лет спустя, — ветреные, но креативные. Ваша задача — сказать, когда в этой игре закончилась астрология и началась теория поколений, и наоборот.
Сейчас интернет полон рассуждений о бумерах, зумерах, альфа и других, но когда люди говорят о них, они будто обсуждают все, везде и сразу. Из-за этого дискуссия становится бесконечной, в том числе и из-за отсутствия предмета разговора как такового. Так что же понимается под этими лейблами и правдивы ли они?
Кто такие зумеры?
Существует как минимум два варианта интерпретации того, о чем пытаются говорить люди, когда речь идет о зумерах. Любопытно, что идейно они совершенно противоположны.
Первый вариант — это возрастные особенности, присущие всей группе. В этом случае само слово «зумеры» превращается в новый и модный способ сказать слово «молодежь». Ключевая особенность такого подхода в том, что предполагается возрастная изменчивость: каждый человек не может оставаться вечно молодым, постепенно на место молодежных особенностей приходят особенности других жизненных периодов.
«Кто в молодости не был революционером — у того нет сердца. Кто в старости не стал консерватором — у того нет мозгов», — эта цитата, часто приписываемая Черчиллю, ярко иллюстрирует идею возрастной изменчивости личности. С этой точки зрения, зумером можно просто перестать быть — более того, взрослея, все ими перестают быть.
Изначально массовая интернет-дискуссия о поколениях возникла именно в рамках этой интерпретации. Вспомним уже подзабытое «Ок, бумер»: эту фразу было принято использовать, когда собеседник начинал активно ностальгировать по временам своей ушедшей молодости, нравоучать другого и жаловаться на современный испортившийся мир — то ли дело в его времена! Все это — маркеры возрастных реакций: какие именно «его времена» были у бумера — неважно (это могли быть и застойные брежневские, и оттепель, и даже сталинское время, а могли быть и воспоминания о сытых нулевых). Здесь бумерами становятся те, кто нравоучает и ностальгирует, а не те, кто жил в конкретное историческое время.
Вторая интерпретация зумерства — это поколенческая интерпретация, или теория поколений. Ее авторы и сторонники предполагают, что люди, родившиеся в один и тот же исторический промежуток, массово проходят через одни и те же исторические события, которые накладывают отпечаток сразу на всю (или значительную часть) возрастной когорты.
Самый простой и понятный пример — это широко известное «потерянное поколение». Молодые люди, родившиеся в конце XIX века, оказались массово призваны на Первую мировую войну, которая на всю жизнь изменила их психологическое состояние. Они активно рефлексировали эти переживания через художественное творчество. Вспомните романы Ремарка, Хемингуэя, Селина, Андерсона про надломленных молодых людей.
Этот пример показывает немного парадоксальный тезис: поколениями не рождаются, поколениями становятся. Чтобы у одной возрастной группы появилась уникальная особенность, ее представители должны массово пройти через историческое событие, которое может произойти в любой период жизни.
Например, антрополог Алексей Юрчак, в том числе в своей книге «Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение», предлагает говорить о «последнем советском поколении» — людях, которые пережили распад Советского Союза во время старта своей карьерной деятельности. Простыми словами, они оказались в ситуации, когда усвоенные нормы поведения и ожидаемые траектории будущего были моментально разрушены и переосмыслены. А значит, говорить о том, что поколение было сформировано, стало возможным только после событий 1991 года, так же как и поколение шестидесятников было сформировано не в годы своего рождения, а через 20–30 лет после этого с началом хрущевской оттепели.
Несложно заметить, что эти две интерпретации принципиально противоположны друг другу. В первом случае «возрастные особенности» связаны с биологическим и социальным развитием личности, и с возрастом эти особенности пройдут. Во втором же «поколенческие особенности» зависят от исторических событий, а люди, прошедшие через них, сохраняют свои характеристики в течение всей жизни.
Зумер зумеру рознь
Даже если мы объединим оба варианта, мы сразу же увидим одно: зумеры зумерам рознь даже при ближайшем рассмотрении.
Нынешнюю дискуссию о зумерстве в наших широтах популяризировал блогер Максим Лутчак своими короткими видео, высмеивающими разницу между поколениями. Блогер как минимум обессмертил «капучинку на миндальном», за что ему спасибо. Но вспомним второго яркого зумера: рэпер Macan (Андрей Косолапов) всего на несколько месяцев старше Лутчака, оба родились в 2002-м. Если теория предлагает нам объединить настолько непохожих людей и их аудитории и сказать, что все они — одни и те же люди, точно ли все хорошо с этой самой теорией?
Этот диссонанс перед поколенческой логикой испытывает и рэпер Брутто (Тимур Одилбеков), когда зачитывает: «Macan меня тоже лет на 20 моложе, но мы с ним топим примерно за одно и то же». И ведь не поспоришь.
Ключевым отличием поколения Z от других возрастных когорт является проникновение новых технологий в повседневную жизнь и их одомашнивание, рутинизация использования технологий. То, что это единственное отличие, хорошо показывают метаобзоры, то есть сопоставление множества единичных исследований.
В единичных исследованиях зумеры могут рисоваться как какое-то уникальное поколение, однако когда все эти исследования собираются и сравниваются между собой, оказывается, что зумеры одновременно и более эгоистичны, чем миллениалы, и при этом нацелены на нужды коллектива. Они и более креативные, и более прагматичные; они нацелены на быструю смену мест работы и одновременно, как показывает отчет McKinsey, стремятся к постоянному трудоустройству и не любят смену работ.
Настолько противоречащие суждения говорят только об одном: говорить, что есть особенности зумеров, нельзя. Зумеры разные, и их поведение, ценности и траектории куда больше определяются непоколенческими факторами.
Уверен, что и особенность проникновения новых технологий сойдет на нет, когда в исследования о зумерах будут включены менее развитые страны глобального Юга (например, Африки), где распространение технологий не было настолько все пронизывающим. Социологи сами отмечают, что в исследованиях поколения Z происходит непропорциональный упор на развитые страны.
И, конечно, зумеры отличаются от страны к стране. Например, вот сравнение, казалось бы, близких стран — Хорватии и Польши, в котором доказывается существующая разница между карьерными ожиданиями студентов. Польские сильнее мыслят карьерой и результатом: для них важнее высокая зарплата, быстрый рост, накопление богатства, а переезжать для работы в другой город после выпуска из университета они в среднем хотят меньше хорватских сверстников. Обучающиеся вузов в Хорватии же заметнее настроены на комфорт и человеческую среду: у них выше запрос на легкую/приятную работу, разнообразие задач, толерантность и мультикультурность, больше ценятся стабильность и дружеские связи на работе, при этом чаще возникает желание уехать.
И даже внутри одной страны зумеры будут отличаться. Так, например, при сравнительном анализе последних выборов в 27 европейских странах исследователи показывают разлом внутри сегмента зумеров: мужчины без образования более консервативны и склонны голосовать за правых популистов, чем образованные в социальных науках женщины, хотя они и могут принадлежать к одному поколению. Но факторы образования и пола берут верх над зумерством.
Если мы говорим без привязки к зумерам и идее, что зумеры всех стран должны объединиться в каких-то позициях, то можно выделить несколько интересных особенностей. Например, из-за понятной специфики молодежь в России скорее больше осведомлена о практиках микроинвестирования, работе с криптовалютой, готова к более рисковым финансовым операциям. Здесь сказывается то, что для постсоветских стран зумеры — не только первое цифровое, но и первое полноценно рыночное поколение. Они же наиболее оптимистично относятся к своим финансовым перспективам.
Почему зумеры повсюду?
Во-первых, стоит честно признать: в культуре разговор о миллениалах и зумерах вырос не из академических исследований, а из маркетинга и бизнес-литературы. Брендам нужен простой и запоминающийся способ нарезать аудиторию для своих задач, а люди хотят как-то понять окружающий мир, желательно не прибегая к скучным и душным концепциям. Чем проще ответ, тем он лучше. Образ поколения, которое любит осознанность и экопродукты, запоминается гораздо легче, чем скучные таблицы по доходу, типу занятости и составу домохозяйства.
Но в этом упрощении скрыта большая опасность, которую, если говорить научно, нужно обозначить как интернализацию вины, — например, молодые люди:
- плохо находят работу — «такое поколение»;
- не могут позволить себе жилье — «им важнее впечатления»;
- не голосуют — «аполитичны по своей природе».
В этих объяснениях почти не остается места для сложных и действительно социологических вопросов про рынок труда, квартирное неравенство или устройство политической системы. Социолог Ульрих Бек писал, что в современном обществе ответственность за структурные проблемы переносится на индивидуализированного субъекта, а это значит, что «поколение» становится незаметным способом сказать «сами виноваты» и не искать решения для ощутимых проблем.
Во-вторых, всмотримся, кого реально называют зумерами. В соцсетях образ зумера всегда примерно идентичен: это узкая группа работников индустрий, сосредоточенных, как сказала бы Наталья Зубаревич, в «первой России», в городах-миллионниках. Часто это сотрудники креативных индустрий:
- SMM-специалисты,
- event-менеджеры,
- дизайнеры,
- контент-продюсеры,
- рилс-мейкеры и т. д.
Здесь нужно обратить внимание, что все это — молодые отрасли, связанные с технологичными компаниями. Они относительно новые, там есть спрос на молодых работников, и действительно может оказаться так, что в одном отделе всем до 30 лет. То есть рабочие места физически состоят из молодых людей, но не потому, что таково поколение, а потому, что так устроена конкретная отрасль.
Именно там рождаются мемы про типичного зумера, у которого весь мир — это опенспейс, кофейни, подписки, маркетинговые конференции. Когда мы смеемся над зумерами из TikTok или рилсов, мы чаще всего имеем в виду не людей 2000 года рождения, а конкретный типаж — жителя мегаполиса, занятого в определенном секторе экономики, с характерным стилем потребления, который и правда является новым для российского социального ландшафта. Недавно я четыре часа стоял в московском военкомате на улице Яблочкова — и зумеров там не нашел (хотя, казалось бы), зато на «Винзаводе» или в «ГЭС-2» им будет каждый первый гость. Таким образом, зумеры в живом словоупотреблении — это куда больше про социально-экономический класс, чем про поколение.
Самосбывающееся пророчество
Есть и еще одна важная деталь: зумеры могут оказаться самосбывающимся пророчеством. Потоки рилсов и коротких видео в духе «так делают только зумеры» — бросают работу раз в год, не берут трубку, уходят в эмоциональный дауншифтинг или на «микропенсию» — начинают работать как инструкция. Молодой человек мог и не думать, что так «нормально» делать, но, видя постоянную нормализацию таких практик, начинает разрешать их и себе. Соцсети не просто описывают поколение — они конструируют поведенческие ожидания: то, что вчера выглядело рискованным, сегодня начинает восприниматься как общая норма. В социологии такое называют перформативностью высказывания.
И главный вывод здесь простой: в повседневном употреблении слова «зумеры» и «миллениалы» почти не несут социологического содержания. Это удобный язык мемов и маркетинга. Но если мы хотим действительно понять людей, их возможности, тревоги и выборы, нужно возвращаться к более скучным, но честным категориям:
- класс;
- город;
- образование;
- работа;
- доступные ресурсы;
- институции, которые формируют их опыт.
Две 20-летние девушки, одна из Москвы и одна из моногорода, по социальным параметрам могут отличаться сильнее, чем 20-летняя и 40-летняя жительницы одного района с похожим доходом. Когда мы все это сворачиваем в слово «зумеры», мы добровольно отказываемся от инструмента, которым на самом деле пользуется социология, — от точного описания различий.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора
