«И вскоре я забыл отца. Как если бы он умер»: каким было детство Джона Леннона

Скажи кто Джону, что его зачали одним январским вечером 1940 года на кухонном полу в доме ленточной застройки неподалеку от Пенни-лейн спустя пару часов после того, как корабль с его будущим отцом пришвартовался в порту Ливерпуля, — сдается мне, ему бы эта история пришлась по нраву. Да, именно таким было начало жизни Джона, если верить мемуарам его отца — Фредди Леннона. Впрочем, Фредди был мастер приукрасить, а то и врал на голубом глазу. Джон, конечно, был ребенком военных лет, но прямо вот так, с точностью до минуты... Откуда он мог это знать? За те недели, пока корабль останется в доке, он будет гостить у супруги еще не раз, о чем, кстати, не обмолвится и словечком. Но если честно, столь занятная история рождения вполне подходила человеку, которому предстояло стать одним из величайших кумиров XX столетия, — и Фредди (временами Альфред и, по словам Джона, «подлый Альф», но чаще всетаки просто Фредди) пустил хорошую байку. Сын его в свое время тоже расскажет немало таких. Да и не столь важно, правдива сказка или нет: она всего лишь призвана показать нам, какими тогда были дни упомянутой пары.

В 1929 году, когда Фредди Леннон познакомился с Джулией Стэнли, ему было шестнадцать и он всего несколько недель как окончил ливерпульскую школу «Блукоут». Его пристроили туда в семь лет после смерти отца как неполного сироту — мать не могла обеспечить ребенка. Теперь он нашел работу и вернулся домой.

Джулия тоже только окончила школу. Ей было пятнадцать.

Ростом Фредди был невелик: в детстве он переболел рахитом, не дотягивал даже до метра шестидесяти, и в своем «котелке», который купил не без умысла — щеголять, как все тогдашние подростки, по просторам роскошного викторианского Сефтон-парка, — он выглядел нелепо и смешно. Во всяком случае, так ему сказала Джулия, когда Фредди попытался ее подцепить. Но ему все было как с гуся вода. И милой девушке он приглянулся, а еще сильнее ее позабавило то, что он легко и беззаботно — «ай, провались оно все!» — швырнул свою шляпу прямо в озеро. В тот день начался их роман длиною в девять лет, сплетенный из разлук и воссоединений.

Главные музыкальные произведения Эннио Морриконе, вошедшие в историю кино (и не только) 

В Ливерпуле, где враждовали кланы католиков и протестантов, а иерархия общества не больно-то отличалась от средневековой, Фредди, по мнению семьи Стэнли, не только «неправильно» веровал — еще бы, номинальный католик, как и вся его родня, — но и на социальной лестнице стоял на несколько ступеней ниже Джулии. Его отец, Джек Леннон, родился в Дублине и одно время преуспевал в Америке, распевая песни с труппой The Kentucky Minstrels — белыми, чернившими лица «под негров» (тогда это было модно, вспомните хотя бы Эла Джолсона). Но в те дни, когда родился Фредди — а вообще детей у него было шестеро, — Джек уже вернулся в Ливерпуль и устроился на склад скромным клерком. По слухам, мать Фредди не умела читать — хотя что там, 1912 год, обычное дело.

Старшая из пяти дочерей семьи Стэнли, Мэри, в глазах своего племянника Джона навсегда останется «тетушкой Мими». Кстати, если уж говорить о возрасте, то темно-рыжая Джулия была почти самой младшей — второй с конца, — но выросла очень своенравной и так обожала кино, что на время даже нанялась билетершей. Остальные ее родственники мнили себя «аристократами пролетариата». Даром, что ли, их отец, положивший столько лет на судоходство — как и Джек Леннон, да и другие мужчины во многих ливерпульских семьях, — после карьеры моряка стал страховщиком? А более того, Мими, старшая дочь, решительно стремилась в средний класс и, равно как и ее отец, была всегда настроена против Фредди Леннона. «Знали мы, что проку от него никому не будет, — скажет она позже. — И уж подавно Джулии».

Впрочем, все девять лет, пока три сестры — Элизабет, Энн и Харриет — выходили замуж и покидали свой маленький домик — Уэйвертри, Ньюкасл-роуд, 9, ленточная застройка, фасад с эркером, — Джулия выдерживала и косые взгляды родителей и Мими, и всю критику, которая обрушивалась на нее при каждом упоминании о Фредди. Что-то она, наверное, видела в этом «он-тебе-непарне», обожавшем губную гармошку и кабацкий ор. Впрочем, вместе им доводилось побыть не столь уж часто. И со дня их встречи не прошло и года, как он ушел с работы и отправился в море юнгой на одном из лайнеров компании Cunard, в те дни отплывавших из Ливерпуля.

У Фредди, как и в будущем у его сына, проявилась немалая склонность к литературному творчеству — он начал писать Джулии длинные письма и рассказывать обо всех местах, которые посетил. Но она никогда не писала ничего в ответ — и даже, по его словам, не пришла в доки встретить корабль, когда он вернулся домой. По словам Фредди (а больше у нас ничего нет), он влюбился намного сильней, чем она. И в 1938 году, когда он был в Ливерпуле, пережидая рейсы, и Джулия, шутки ради, предложила пожениться, он все устроил на следующий же день. Тайно от семей двое встретились у регистрационного бюро на Маунт-Плезант 3 декабря 1938 года и, пригласив в свидетели пару друзей, стали мужем и женой. Медовый месяц они отпраздновали в кинотеатре «Форум», посмотрев фильм с Микки Руни о сиротском приюте, а вечером разошлись по домам — сообщать родным радостную весть. На следующий день Фредди ушел в море на три месяца, и, как он впоследствии расскажет, первой брачной ночи у них тогда так и не случилось.

10 самых дорогих виниловых пластинок в истории звукозаписи

Следующий год Джулия провела в доме родителей, куда Фредди наведывался во время редких возвращений в Ливерпуль. Там ее и застал октябрь 1940 года: Фредди снова в море, Британия в войне, самолеты люфтваффе, что ни ночь, бомбят город, а у нее — роды. Ребенок явился на свет 9 октября, в ливерпульском роддоме, в часы затишья. Его назвали Джон Уинстон Леннон. «Уинстон» — в честь Черчилля, премьер-министра военных лет. Джулия так пошутила, а сам Джон никогда не полюбит свое второе имя и в конечном итоге его отвергнет.

Ох и в нестабильном же мире он решил появиться... Ничто так не рушит семью, как война, — и нормальной семьей Фредди, Джулия и их маленький сын так никогда и не стали. Записи в судовом журнале гласят, что с августа 1940 года по январь 1944-го Фредди Леннон провел в Ливерпуле всего три месяца.

Нет, его могли бы отпустить и на подольше... если бы только он не подался в самоволку в Соединенных Штатах; если бы в Нью-Йорке, на острове Эллис, не попал под арест за дезертирство; и если бы, отправившись по освобождении обратно через Атлантику, не просидел три месяца в алжирской тюрьме за кражу бутылки виски. Видимо, Фредди сумел как-то объясниться, когда наконец вернулся домой, но его величайшим преступлением, скорее всего, была его несусветная глупость. Ну и алкоголь подсобил, конечно: по пьяни чего только не натворишь.

Джулия знать не знала, где носит мужа. О том, что он пропал, ей сообщили в местном представительстве торгового флота, удержав часть его жалованья, которую она прежде получала на себя и ребенка. Она вполне могла решить, что он погиб: торговый флот, где служил Фредди, потерял во время войны больше четверти моряков. Эта профессия стала опасной.

Их браку мешала не только война. И Фредди, и Джулия любили компании, не имели особых амбиций и хотели просто наслаждаться жизнью и развлекаться. Фредди любил напиваться и горланить в пабах. Джулия, пока муж был в отлучке, бегала на танцы. «Она ни к чему в жизни не относилась серьезно», — будет вздыхать Мими, которая относилась серьезно ко всему на свете. И когда Фредди наконец вернулся домой, а Джулия все еще не нагулялась, вряд ли стоило удивляться тому, что их отношения рассыпались на глазах.

Джон, живший с Джулией у ее родителей, был слишком маленьким и ничего этого не понимал. Он знал только одно: он в безопасности, с мамой, бабушкой и дедушкой, и они его любят. Он навсегда запомнил свой первый дом на Ньюкасл-роуд, из красного кирпича, с гостиной, где никто никогда не собирался — так повелось в те дни — и где всегда были задернуты шторы.

«В тревогах, опасениях и надеждах»: как классическая музыка выживает в эпоху пандемии 

Тетушка Мими тоже вышла замуж, но детей у нее не было. Со своим мужем, Джорджем Смитом, она жила всего в двух километрах от Джона и Джулии, в Вултоне в южной части Ливерпуля, и постоянно навещала их. С самых ранних дней Мими заботилась о ребенке сама, ибо отчаялась наставить младшую сестру на путь истинный. Впрочем, развлекала Джона именно Джулия — и была она, по его воспоминаниям, «комедиантка и певица... нет, не профи, конечно — так, наряжалась да мелькала по кабакам...».

Миновало четыре года. Вокруг Джона полыхала война, но он, защищенный от нее взрослыми, вряд ли об этом знал. Сирены воздушной тревоги, продукты по карточкам, нехватка еды, пылающий город, черные обгорелые скелеты разбомбленных домов, ямы воронок, босоногие оборванцы, играющие среди руин, — такого мира он не ведал. И ему никогда не расскажут, что в 1943 году его отец, словно проникшись духом военного времени — «живи сегодня, завтра может никогда не наступить!» — вдруг ни с того ни с сего написал Джулии: «Пока я далеко... гуляй, бери от жизни все!»

Джулия и так брала от жизни все, как и многие другие девушки и жены, чьи парни и мужья ушли воевать за рубеж. Вот только вышла незадача: когда муж через полтора года вернулся домой, она была беременна.

Сперва Джулия сказала, что ее изнасиловал солдат по имени Тэффи Уильямс, и Фредди, взяв с собой младшего брата Чарли — тот тоже вернулся домой в увольнение, — отправился поквитаться с насильником на военный полигон в Чешир. Оба потом вспоминали: они даже близко не подозревали, чем все обернется.

Уильямс поведал им совершенно другую историю, о чем тактично упомянет Чарли, когда напишет мне сорок лет спустя. Солдат сказал, что никакого изнасилования и в помине не было, что он влюблен и готов жениться на Джулии, если Фредди с ней разведется. Только Джулия не хотела Тэффи. Она уже и Фредди не хотела. В марте следующего года у нее родилась девочка, и ту удочерили норвежский моряк и его жена.

Брак Леннонов, по сути, кончился на полтора года раньше. А потом Джона будет несколько месяцев швырять, как маркитантскую лодку, от Джулии к Мими и Джорджу, а временами — к Сидни, старшему брату Фредди, и его жене.

В 1946 году Джулия встретила того, с кем ей предстояло провести всю оставшуюся жизнь. Его звали Джон Дайкинс, для всех просто Бобби, и в те дни он был коммивояжером — ходил по домам и продавал всякую всячину. Как только Фредди вновь ушел в море, Джулия и пятилетний Джон перебрались из Ливерпуля в пригород Гэйтакр и поселились с Дайкинсом в его крошечной однушке. Для респектабельной Мими то была последняя капля. Она насмерть разругалась с Дайкинсом и сказала, что и представить не в силах, как малыш может спать не только в одной комнате с этой «сладкой парочкой», но и на одной с ними кровати, — а потом подала жалобу в организацию, которая ныне зовется департаментом детского благополучия Ливерпульского городского совета.

Со второй попытки она добилась своего: представитель совета провел беседу с Джулией и Дайкинсом, а маленького Джона передали на попечение Мими и ее мужа.

Наверное, Мими казалось, что хаос в детстве Джона подошел к концу. Но в этой пьесе оставалась еще одна несыгранная сцена.

Фредди, который теперь, как и многие другие, фарцевал на черном рынке нейлоновыми чулками, внезапно нарисовался в дверях — дайте, мол, сынишку, погуляем с ним денек. Мими согласилась — а Фредди тут же увез мальчика за 60 миль от Ливерпуля, на морской курорт Блэкпул. Там жил его друг, Билли Холл, со своими родителями, и все трое планировали эмигрировать в Новую Зеландию. «А может, и нам с Джоном туда рвануть? — думал Фредди. — Начнем все заново...»

В Ливерпуле Мими и Джулия рвали на себе волосы. Никто не знал, куда Фредди увез ребенка. Оба просто исчезли, и Фредди вполне намеренно не звонил ни жене, ни свояченице.

Джон оставался в Блэкпуле несколько недель, под опекой родителей Билли Холла, пока Фредди мотался в Саутгемптон, продолжая свои аферы на черном рынке. В конце концов Джулия все-таки узнала, где он скрывается, — учетная контора торгового флота вела запись всех доступных для работы моряков — и появилась на пороге дома Холлов, чтобы забрать Джона в Ливерпуль. С Фредди они говорили наедине. Дайкинс оставался на улице.

До сих пор спорят, сколь страшную травму причинил Джону Леннону тот разговор. Билли Холл расскажет Марку Льюисону, летописцу Beatles, что не было ни «повышенных тонов», ни сцен вроде «скажи, кого ты больше любишь!». Но все сводится к тому, что пятилетнему Джону предложили выбирать между родителями — и сперва он пошел к отцу, потом передумал и побежал к матери. Он был слишком мал, чтобы представить долгосрочные последствия своего решения, но, похоже, даже тогда понимал, что выбор будет окончательным — отдав предпочтение одному родителю, он навсегда потеряет другого.

Выбор был сделан. Фредди Леннон мог только смотреть, как Джон, держась за руку мамы, идущей рядом с Дайкинсом, удаляется от него по дороге. Шел 1946 год. Он не увидит сына еще семнадцать лет. В ту ночь Фредди отправился в паб в Блэкпуле и орал «Little Pal» Эла Джолсона. По крайней мере, так он будет вспоминать потом в мемуарах.

Джулия могла забрать Джона и отвезти его обратно в Ливерпуль, но жить ему предстояло не с ней. Вскоре он вернулся к тетушке Мими, и переезды и «перетягивание каната» закончились. Все разрешилось. У Мими и Джорджа были и возможности, и желание растить мальчика в безопасности. «Каждый ребенок имеет право на спокойный и счастливый дом», — не раз повторит Мими. А общение Джона с семейством Леннон с тех пор почти сойдет на нет.

Его отца Мими прозовет не иначе как «прохвост и пропойца» — но только не тогда, когда о родителях будет спрашивать племянник. «Она сказала, родители разлюбили друг друга, — вспомнит впоследствии Джон. — Но не говорила ничего плохого ни о матери, ни об отце. По крайней мере, мне в глаза. И вскоре я забыл отца. Как если бы он умер».

Спустя сорок лет, на исходе своих дней, когда Мими жила на юге Англии, в бунгало на побережье Дорсета — этот подарок ей сделал Джон, — она якобы сказала сиделке, что боится умереть, ибо когда-то «совершила очень дурной поступок». Если она и правда так говорила — то, может, вспоминала то время, когда разлучила Джона с матерью, настояв на том, чтобы ребенка отдали ей? Так полагала Синтия, первая жена Джона. «Джулия, ты не годишься в матери!» — однажды бросила Мими. И ведь у нее самой не было детей — так может, она обрела то, чего желала с той самой минуты, как мальчик появился на свет?

А что же сам Джон? Как сказалась на нем непрестанная чехарда опекунов в первые пять лет жизни? Не заставила ли неосознанно искать безопасности? Сколько раз он видел, как ссорятся Фредди и Джулия? А ведь Фредди и сам признал, что по крайней мере один раз они даже дрались! И видел ли мальчик, осознавал ли, что творили в постели Джулия и Дайкинс, когда они спали все вместе? Они-то явно будут творить все, что полагается...

Безусловно, близкие любили его. Но в те неспокойные времена его маленький мир был еще более хрупким, чем у большинства детей.

«Я просто хотела защитить его от всего этого, — сказала Мими в 1967 году Хантеру Дэвису, биографу Beatles. — Может, слишком беспокоилась. Не знаю. Но я желала ему одного только счастья. Вот и все».

Клуб мертвых музыкантов: 11 альбомов, вышедших после смерти