Частичная поддержка: как мобилизация повлияла на российское общество

Состояние стресса

После объявления частичной мобилизации российское общество испытало колоссальный стресс. Доля респондентов, которые на момент опроса говорили о своем хорошем настроении, в конце сентября сократилась до 52% (еще в конце июля таких было 80%). Число испытывающих негативные эмоции в то же время выросло более чем вдвое — с 21% до 47%. В итоге позитивные и негативные оценки практически сравнялись: подобное соотношение в последний раз наблюдалось в 2000 году. Такого резкого одномоментного ухудшения настроений не было за все три десятилетия непрерывных социологических наблюдений. Сопоставимого эффекта не имели ни экономические кризисы последних лет, ни непопулярная пенсионная реформа, ни военные потери последнего времени. 

К концу сентября большинство россиян уже смогли приучить себя к мысли, что происходящее на Украине их самих напрямую не касается, «спецоперация»* ведется где-то далеко и мало влияет на жизнь простого обывателя. Внимание к происходящему и волнение по этому поводу плавно снижались. Участники фокус групп объясняли: «Пусть волнуются те, у кого там есть родственники. У нас там никого нет, так зачем волноваться. Все равно простой человек ничего сделать не может. Если будешь в такой ситуации волноваться, ничего не изменится. Только здоровье подорвешь». Иными словами, люди привыкли.

Объявление частичной мобилизации изменило ситуацию. Многие — совершенно неожиданно для себя — обнаружили, что теперь они сами или кто-то из их близких могут быть призваны на военную службу. Беспокойство по поводу украинских событий достигло максимальных значений, в конце сентября об этом говорили 88% респондентов (в августе было 74%). Страх по поводу самой мобилизации почувствовали около половины опрошенных, еще четверть испытали шок. Людей пугала неопределенность, до конца были непонятны критерии мобилизации, все это взвинтило тревогу и нервозность. Причем в большей степени этому оказались подвержены не столько мужчины, сколько женщины — матери и жены. Кстати, преимущественно женщины были участницами ярких, пусть и недолгих, антивоенных протестов в Бурятии и Дагестане.  

Без повестки не пойдем

В итоге частичную мобилизацию поддержали чуть больше половины населения страны. Это хоть и много, но единодушия не наблюдается. В ответах респондентов прослеживается четкая закономерность — чем выше вероятность того, что респондент не подпадает под условия мобилизации, тем выше его поддержка этого решения. Соответственно, наиболее горячими сторонниками объявленной мобилизации оказались мужчины после пятидесяти, телезрители и сторонники власти. Противники мобилизации преобладают среди молодежи, в крупнейших городах и среди оппозиционно настроенных граждан. И в этом отношение к мобилизации повторяет отношение к военной службе в целом: в малых городах и особенно среди людей постарше это воспринимается как долг каждого мужчины, а кроме того, как один из немногих социальных лифтов. В крупных городах и особенно среди молодых людей — как предприятие, которого всеми способами нужно постараться избежать.

Сходным образом в отношении мобилизации наблюдались полярные оценки. Заметная доля молодых мужчин из крупнейших городов поспешили покинуть Россию. Точных данных не имеет никто, но демографы осторожно оценивают число россиян, уехавших от мобилизации, в 200 000 человек. На основе бесед с респондентами их мотивацию можно реконструировать следующим образом: «Государству я ничем не обязан, за образование я платил сам, карьеру строил сам, ипотеку выплачивал сам. В советское время жилье давали, гарантировали работу. А что нам дало правительство, чтобы мы были патриотами? За что жизнью рисковать?»

Напротив, значительное число мобилизованных мужчин (их по официальным данным чуть более 300 000 человек) и значительное число их родных мыслят в категориях долга перед государством: «Это долг каждого мужчины. Кто-то должен Родину защищать. Если не я, то кто?» И в этом узнаются мотивы советского нарратива, который воспроизводят прежде всего люди постарше, заставшие советское время. Можно предположить, что у значительной части мобилизованных просто не было иного выбора — они не могли уехать за границу, их не поняло бы их окружение, не позволили бы собственные представления о должном. Но большого энтузиазма по поводу мобилизации нет и здесь — все понимают, что рискуют жизнью. Поэтому характерны следующие реплики наших респондентов: «Без повестки, то есть по собственной воле, никуда не пойду!»

Можно сказать, что в общем и целом наше общество приняло мобилизацию. Беспокойство стало понемногу утихать. Не в последнюю очередь это произошло потому, что власти довольно быстро объявили о завершении мобилизационной кампании. И многие по этому поводу наверняка с облегчением вздохнули — пронесло. Важно, что мобилизация действительно осталась частичной, а кого-то, из мобилизованных по ошибке, вернули домой. Однако две трети россиян все равно опасаются, что дело может обернуться полной мобилизацией, в феврале таких было в два раза меньше. Другое дело, что если это и случится, то не сейчас. И, «может быть, не со мной и моими близкими, а с кем-то еще».

Отношение к потерям

Интересно, что объявление частичной мобилизации заметно повлияло на общие оценки действий российской армии. Так, с мая по сентябрь количество тех, кто оценивал их как успешные, снизилось с 73% до 53%. Основными показателями неуспеха в глазах наших респондентов стал сам факт продолжения «спецоперации» — многие вначале рассчитывали на быструю победу. И в меньшей степени повлияли на настроения частичная мобилизация и отступление российской армии с ранее занятых территорий. Респонденты поясняли: если призывают обычных граждан, значит, не смогли справиться за счет профессиональных военных. При этом кажется, что многих беспокоят не столько гибель людей, военные потери или оставленные территории, сколько риск быть призванным и самому подвергнуться опасности.

До сих пор к отходу российской армии с ранее занятых позиций большинство россиян относилось довольно равнодушно. Возможно, так происходит потому, что российские обыватели, как правило, довольно плохо представляют себе географию российско-украинского конфликта. В основном опрошенные стараются отстраниться от происходящего, не хотят в него эмоционально вовлекаться. Например, при высокой доле поддержки референдумов, прошедших на присоединенных территориях, лишь 9% россиян отметили событие как достойное упоминания. Для сравнения, объявление частичной мобилизации важным событием сентября назвала половина опрошенных. О военных потерях и проблемах люди обычно молчат. Скорее всего, промолчат и по поводу отвода российской армии от Херсона.

Рейтинги не пострадали

Как мы и прогнозировали, описанные перипетии до сих пор не оказали существенного воздействия ни на рейтинги власти, ни на поддержку «спецоперации». Так, рейтинг Владимира Путина снизился с 83% в августе до 77% в сентябре, но затем немного подрос и в октябре составлял уже 79%. Рейтинги одобрения деятельности других институтов федеральной власти вели себя сходным образом. Резкого снижения рейтингов не произошло, потому что эффект консолидации общественного мнения, так называемого «сплочения вокруг флага», проявившийся в феврале-марте, все еще действует. И еще какое-то время его вряд ли смогут поколебать даже плохие новости с фронтов — если, конечно, события не примут совсем уж катастрофический характер. 

Аналогичным образом в сентябре–октябре практически не изменился уровень поддержки действий российских военных. Если в августе их поддерживали порядка 76% (из них 46% «определенно поддерживали»), то в октябре их доля незначительно сократилась до 73% (и 44%). Доля открытых противников «спецоперации» все последние месяцы колебалась вокруг цифры в 20%. Ситуация продолжающегося конфликта заставляет большинство людей поддерживать «своих» вне зависимости от того, что происходит на фронтах. Как часто объясняли наши респонденты: «сейчас не время для критики», не поддерживать президента и армию в такой ситуации «было бы непатриотично».

Однако изменения в общественном мнении все же происходят. Сразу после объявления частичной мобилизации быстро начало расти количество тех, кто хотел бы завершения военных действий и начала переговоров: с 44% в августе до 48% в конце сентября и 57% — в октябре. Увеличение числа сторонников говорит о том, что при всех высоких показателях поддержки российского руководства и военных большинство не хотело бы приносить личные жертвы. Поддержка остается довольно пассивной и декларативной. В пользу этого говорит и тот факт, что большинство попыток властей вовлечь население в активную и деятельную поддержку «спецоперации» особым успехом так и не увенчались. 

Если учитывать только ответы тех, кто выступает за или против продолжения боевых действий «определенно» и последовательно, оказывается, что сторонников обоих сценариев в обществе примерно одинаковое количество: 22% «ястребов» и 26% «голубей». Первые — это прежде всего мужчины ближе к 50-ти и старше, смотрящие телевизор и поддерживающие власть. Вторые — прежде всего молодежь, которая с большим доверием относится к интернет-источникам и придерживается оппозиционных взглядов. 

При этом около половины опрошенных — относительное большинство — хотя и имеют собственные предпочтения по поводу развития событий, но готовы перепоручить решение вопросов войны и мира президенту и правительству. Многие из них руководствуются при этом известным принципом: «мы люди маленькие, в политике не разбираемся, властям виднее». Именно такая уклончивая позиция большинства наших сограждан, а вовсе не горячая поддержка власти и военных, по-прежнему предоставляет российскому руководству карт-бланш на продолжение «спецоперации».

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора

* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.