Увидеть возможности: малоизвестные истории о том, как общество реагирует на новые ситуации
В Японии Акита считается захолустьем. Это сельскохозяйственный район, чьи скромные претензии на известность ограничиваются горячими источниками, пушистыми белыми собаками и саке. Акита также самая «пожилая» префектура страны: при среднем возрасте около 53 лет она стала первой, где более половины населения старше 50 и более трети — старше 65 лет. Приезжайте в Акиту, и всего через несколько минут вы убедитесь, что статистика не лжет: машинисты поездов, контролеры, персонал туристического информационного центра, пары, обедающие в ресторанах, официантки, обслуживающие их, строители, таксисты, горничные и повара — все они в возрасте. Столь заметное старение населения при незначительной рождаемости вызвали в Аките (да и по всей Японии) социоэкономические изменения, с которыми почти всем странам тоже вскоре предстоит познакомиться.
В книге «Экстремальные экономики» Ричард Дэвис через призму экономики рассказывает о ситуациях и обстоятельствах, в которых людям и даже целым странам предстояло переналаживать свой быт или образ жизни. Это малоизвестные истории успехов, неудач и, как в случае Японии, продолжающегося соприкосновения с новыми условиями, исход которого пока сложно спрогнозировать.
Например, кто бы мог сказать, что Заатари, самому большому лагерю беженцев в Иордании (на пике число содержащихся там сирийцев, покинувших родину, составляло 200 000 человек), будет сопутствовать небывалый экономический подъем: в нем даже в нестабильные первые годы уровень занятости составлял 65% (выше, чем во Франции), функционировало 1400 компаний (по одной на каждых шесть взрослых). В начале 2015-го эти никем не санкционированные бизнесы генерировали около $14 млн в месяц, хотя власти лагеря не предполагали, что какая-то основанная на деньгах деловая активность будет там возможна. Думалось, что все потребности жителей будут удовлетворяться парой распределительных центров, куда те будут являться с электронными картами, ежемесячно пополняемыми правительством Иордании.
Распределительная экономика лагеря удовлетворяла не всех, но наличных динаров, валюты Иордании, у беженцев не было. Выручили мальчишки-контрабандисты, перепродававшие во внешний мир товары из распредцентров с дисконтом. Так жители лагеря смогли обналичить электронные динары с карт, покупать все, что им действительно нужно, и обеспечить появление многих бизнесов и рабочих мест.
С аналогичной ситуацией столкнулись американские заключенные (несколько миллионов человек): наличность в тюрьмах США почти не ходит, а курение с недавних пор запретили, убив такой популярный вид «денег», как сигареты. Из-за этого в последние годы популярной тюремной валютой США стала консервированная скумбрия. Каждая банка стоит около $1,4, а банки легкие, прочные и долговечные. Эта валюта EMACK (Еdible MACKerel) стала настолько распространена среди огромного тюремного населения США, что, по некоторым оценкам, сумела повлиять на цены на скумбрию во внешнем мире. Впрочем, заключенные освоили и новый способ оплаты незаконных трансакций — с помощью предоплаченных дебитовых карт: с воли им сообщают сумму и код активации, и эти 14 цифр становятся валютой — их, например, можно сообщить охраннику в качестве оплаты за что-то или обменять на что-то между сокамерниками.
Дресс-код доступа: по какой теперь «одежке» встречают в приличном обществе
Жители столицы ДР Конго Киншасы тоже вынуждены выкручиваться. Здесь власти не запрещают денег, но насквозь коррумпированы. Собираемые налоги разворовываются, и бюджетники страдают. Но если полицейские находят способ пополнить кошелек, собирая мзду, то учителям приходится туго. В середине 1990-х им это надоело, и два года в стране вообще не было обучения — ни школьного, ни вузовского. Граждане взяли ситуацию в свои руки, и теперь преподавателям идет доплата из фонда, финансируемого родителями учеников.
Ценность образования — то есть инвестиций в себя — осознали выжившие после цунами 2004 года. В сильно пострадавшей индонезийской провинции Ачех вода в прямом смысле унесла сбережения, рабочие места и плоды многих лет труда. Знания, владение языками и прочие навыки она забрать не смогла. В провинции теперь бум школ и классов.
И все же самый интересный кейс книги, пожалуй, японский. Столь долгая продолжительность жизни японцев стала шоком и для экономики страны, и для личных бюджетов. Подавляющее число суицидов (их количество только растет, а Акита — «столица» таких смертей) среди одиноких стариков вызвано нищетой — люди не сберегли достаточно для столь долгой жизни, а пенсии в стареющей Японии уже невелики. Молодежь, видя это, все чаще при наличии возможности отказывается платить пенсионные взносы. Растет напряжение между поколениями, что тоже шок для общества, пропитанного уважением к старшим.
Людей старше 65 лет в стране уже 33 млн, а их потребительские расходы составляют $1 трлн — и в этом видят источник ревитализации экономики, по крайней мере каких-то ее сегментов. В первую очередь роботов: нужны компаньоны (а заодно и наблюдатели за активностью) и экзоскелеты для медработников (поднимать лежачих пожилых). Уже сейчас из-за старения населения меняются привычные вещи: у банкоматов появляются держатели для тростей, у писсуаров — поручни для нетвердо стоящих на ногах, а на машинах — наклейки «За рулем пожилой». Все эти адаптации под нужды стариков и людей, их обслуживающих, будут развиваться, но одно в Японии уже очевидно — число населенных пунктов в стране стремительно уменьшается. Если текущие демографические тренды сохранятся, то через 21 год в ней останется вдвое меньше населенных пунктов.
Король в картофелевозе и невыносимая ревность: семь главных книг лета про сильных женщин
Король в картофелевозе и невыносимая ревность: семь главных книг лета про сильных женщин
