Писатель Лев Лурье — Forbes: «Историческая справедливость — очень субъективная вещь»
Герой нового выпуска «НеФорбсов» — историк, краевед, писатель и журналист Лев Лурье. В интервью он рассказал, почему считает себя марксистом, можно ли восстановить историческую справедливость, с какими странами и когда у России складывались отношения и каким может быть 2025 год, если вспомнить 1925-й, 1825-й и 1725-й
— Как вы считаете, имеет ли смысл искать в истории ответы на текущий день? Или это бессмыслица?
— Нет, история ничему не учит, она только прибавляет контекст. То есть это называется компаративистика, попытка сравнить то-то и то-то. Это дает некоторое общее понимание будущих, грядущих процессов и рисков, но никакого точного предсказания совершенно невозможно. Бывают «черные лебеди», что-то может задержаться, что-то пройти. Кто мог предсказать такое быстрое падение Башара Асада в Сирии? Никто.
— Стоит ли тогда чрезмерно копаться в истории и находить историческую справедливость? Можно ли ее отыскать?
— Нет, это субъективно, конечно. Потому что справедливость может быть разная: для сына рабочего Леонида Ильича Брежнева (советский государственный, политический и партийный деятель. — Forbes) или для сына рабочего Николая Ивановича Ежова (советский партийный и государственный деятель, нарком НКВД. — Forbes) или для сына рабочего Алексея Николаевича Косыгина (советский политический, государственный и партийный деятель. Председатель Совета министров СССР. — Forbes). Конечно, если бы не было революции, они не стали бы теми, кем они стали. То есть получается, что 1917 год для них чрезвычайно справедливый. А для [художника] Ильи Ефимовича Репина, оказавшегося отрезанным в Финляндии, ставшей независимым государством, или [для живописца] Александра Николаевича Бенуа, или изобретателя телевидения Владимира Козьмича Зворыкина, — это была величайшая трагедия, необходимость расстаться с родиной, да. Так что это очень субъективная вещь.
— Восстановить историческую справедливость невозможно?
— Существует наука политология, которой я не занимаюсь, но которой многие из моих близких занимаются или занимались. Эта наука пытается установить некую рамку, в которой жизнь была бы справедливой, правильной и предсказуемой. Теория сдержек и противовесов (составной элемент принципа разделения властей: в целях обеспечения и защиты интересов граждан все три ветви — законодательная, судебная и исполнительная — власти зависят друг от друга и при этом контролируют деятельность друг друга), вот это может быть. То есть конструирование неких систем имеет смысл. И потом борьба за то, чтобы именно эта система, как наиболее справедливая и взвешенная, стала господствующей. А вообще, как сказал Василий Васильевич Розанов (религиозный мыслитель и философ, литературный критик, переводчик, публицист и писатель. — Forbes), человек человеку — бревно. У каждого человека свое представление о справедливости, свои цели. И важно, да, пытаться найти некую рамку, в которой эти страсти будут гармонизированы.
— Вы марксист. Почему?
— У меня такая семейная традиция. Мой прадед был кадет, мой дедушка был членом партии народных социалистов, которую возглавлял Владимир Короленко. Мой отец был марксист, определил себя как меньшевик-интернационалист, хотя у него уже было некое представление о прекрасном. А так, если бы он вышел на улицу, сказал: «Я меньшевик-интернационалист», его должны были бы немедленно арестовать. Я закончил экономический факультет неслучайно. С детства читал не Маркса (Карл Маркс — немецкий философ, социолог, экономист, писатель, поэт, политический журналист, лингвист, общественный деятель, историк. — Forbes), его очень сложно читать, я читал Плеханова (Георгий Плеханов, российский теоретик и последователь марксизма, философ, видный деятель российского и международного социалистического движения. — Forbes). И то, что писал Плеханов про историю русской общественной мысли и про историю России, мне казалось наиболее разумным и наиболее логичным. В том издате, неразрешенном, я прочел книгу замечательного югославского политического деятеля и философа, которая называется «Новый класс», Милована Джиласа. Она о том, как устроен Советский Союз, что Советский Союз — это не бесклассовое общество, как нас учили, а, наоборот, вполне себе классовое. Существует номенклатура, правящий класс, который выжимает прибавочную стоимость из населения и перераспределяет его. То есть классическая. Я бы так сказал, что методология Маркса, то есть то, что называется историческим материализмом, совершенно не потеряла своего смысла и значения, хотя немножко изменилась, потому что борьба классов является движителем прогресса. А его предсказания оказались неверными.
— Как вам Трамп?
— Чудовище, такой огромный рыжий слон. Другое дело, что укатали сивку крутые горки. Посмотрим, как у него получится. Это одно дело сказать: «Я прекращу конфликт на Украине за 24 часа», а другое дело — прекратить его за 24 часа. Подавляющее большинство моих знакомых в Америке голосовали против Трампа. Интеллигенция против Трампа. Трамп — это президент водителей многотонных грузовиков.
— Вы недавно были в Америке. Русофобию там видите сейчас?
— Нет, русофобии нет. У них есть, у многих, глубокие разногласия с внешней политикой России, но никакого гонения на русскую культуру я не заметил, есть даже определенный рост количества студентов, которые изучают русский язык и русскую историю. Думаю, что как раз из-за ухудшившихся отношений. Так же, как был рост китайских студентов. В такой мультинациональной и мультирелигиозной стране, как Америка, Россия — это, условно, двадцать восьмой вопрос. Тем более что русская эмиграция в значительной степени была одной из самых успешных в истории Соединенных Штатов Америки.
— Россияне и американцы похожи?
— В чем-то похожи, конечно. Вот это ощущение широты страны, ее огромности территориальных размеров, возможности забиться в другой угол, поменять жизнь. Это вот у России и Америки. Россия — это очень быстро меняющееся общество, это я могу сказать как историк. Главный итог XX века заключается в том, что в начале века 85% населения России жило в деревне, а в конце века 85% населения жило в городе. Это абсолютно две разные нации. И я уверяю вас, что разница между петербуржцем и американцем меньше, чем между петербуржцем и жителем Урюпинска.
— Когда у нас были лучшие отношения с Америкой?
— Дважды. Это когда Александр II поддержал Север в войне с Югом, и туда постоянно ездили наши эскадры. То есть это 60-70-е годы XIX века, и мы продали им Аляску. А второе — это, конечно, Вторая мировая война, Ялта, Потсдам, Рузвельт, Сталин, голливудские фильмы на каждом углу в Советском Союзе, появление джаза, переводы Фолкнера и Хемингуэя, вот тогда.
— Развал Советского Союза — трагедия?
— Смотря для кого. Разные, разные истории, разные герои. Я не уверен, что для среднего эстонца развал Советского Союза — это трагедия. Я даже более того скажу, не у всех россиян такое же ощущение, как у Владимира Владимировича, что это величайшая геополитическая трагедия XXI века. Я не уверен, что если мы в Москве проведем замер, то москвичи так уж ностальгируют по советской власти. Ну и в Питере то же самое. Для кого-то это была настоящая трагедия, для многих русских общин, оставшихся в независимых государствах, для среднего класса советского, условно для советского ведущего инженера, да. Многие девяностые не пережили поэтому, конечно. Это, как всякое революционное событие, а 1991 год — это, конечно, революция, оно ведет, как всякая серьезная реформа, оно ведет сначала к ухудшению и только потом к улучшению.
— Наступил 2025 год. Что было 100 лет назад, 200 лет назад? Я знаю, что вы можете рассказать даже о том, что было 300 лет назад, в этот год.
— 1725 год — это чрезвычайно важный год для России, уже Российской империи. Это год мучительной смерти Петра Великого, создателя, собственно, России в качестве мощной европейской державы. Умирал он страшно, очень тяжело, кричал так, что из-за стен Зимнего дворца слышалась его предсмертная агония. У него было очень тяжелое душевное состояние, потому что его ближайший помощник, полудержавный властелин, Александр Данилович Меншиков, окончательно попался в коррупции и был отдален от Петра, хотя еще и не репрессирован. А Екатерину I он, по-видимому небезосновательно, подозревал в супружеской измене. Петр I еще до этого издал указ о престолонаследии, по которому престол после смерти государя передавался не по наследству, а по завещанию. То есть император сам выбирал среди своих родственников мужчину или женщину, которые казались ему наиболее годными для выполнения государственной службы. Но так как с Екатериной ничего не получилось — две девочки, рожденные от Екатерины I еще вне брака, когда она была его, в общем говоря, гражданской женой или любовницей, Елизавета и Анна, в общем, не очень имели право на престол, а сына он своего, как известно, приговорил к смертной казни и убил предварительно, — остался внук, будущий Петр II, он был маленький, и поэтому, по легенде, Петр умер, сказав: «Завещаю все…» — а кому, не сказал. И начинается пора дворцовых переворотов, которая идет вплоть до убийства Павла I.
Ну а последней, можно сказать, попыткой дворцового переворота было восстание декабристов 14 декабря 1825 года, спустя 100 лет. Когда уже по новому указу о престолонаследии, введенному Павлом, все с очередностью наследования было установлено юридически. То есть после смерти императора наследником становится старший сын, а если сыновей нет — а у Александра I сыновей не было, как, впрочем, и дочерей, они рано умирали, — то переходит к следующему брату. Следующим братом, вторым сыном Павла I, был Константин Павлович, который к 1825 году был наместником императора в Варшаве, в Польше. И по всем законам он должен был стать императором. Будучи человеком сумбурным, сложным, пошедшим, в общем, в своего отца Павла I, Константин в царской семье, то есть у Александра, у вдовы Павла Марии Федоровны, не вызывал особого восторга. И поэтому они, не объявив об этом открыто, договорились, что передадут престол следующему сыну — Николаю, который стал Николаем I. Но гвардия любила Константина и не любила Николая, и существовал, я бы сказал, консенсус среди элит и среди молодых реформаторов, прошедших войну 1812 года, о том, что Константин является лучшей кандидатурой.
На стороне Константина были не только Рылеев, Пущин, Трубецкой и прочие руководители собственно восстания декабристов, но и генерал-губернатор Петербурга Милорадович, который погиб в результате этого восстания. В результате, когда весть о смерти Александра в Таганроге дошла до Петербурга, генерал-губернатор Милорадович сумел заставить присягнуть Константину. И короткое время, несколько дней, недель, у нас был император Константин, он еще не присягнул, ну то есть как бы и. о. Уже был константиновский рубль, одна из самых дорогих монет в мире. Уже вешали портреты Константина. Но Николаю I удалось все-таки убедить Константина написать письмо о том, что он не собирается быть императором, так как воля его брата была другой, и привлечь на свою сторону своих помощников, которых у него было тоже довольно много.
И вот таким образом происходит 14 декабря последняя попытка дворцового переворота, обросшая романтической легендой, как писал об этом Василий Осипович Ключевский. И начинается двадцатипятилетнее царствование Николая I.
Ну и, наконец, 1925 год. В 1924-м, в январе месяце, умирает Владимир Ильич Ленин. И еще когда он был жив, но уже было понятно, что он болен тяжелой, вероятнее всего смертельной болезнью, начинаются внутри Центрального комитета Российской коммунистической партии большевиков споры о том, как тогда говорили, «Кто будет носить кепку Ленина?», то есть корону. Очевидным претендентом был Лев Давидович Троцкий, который командовал Красной армией во время Гражданской войны, пользовался международной известностью, был чрезвычайно красноречив, обладал разного рода административными талантами, но был высокомерен. Большевистская верхушка его не любила, потому что он вступил в большевистскую партию только в 1917 году, до этого был меньшевиком и ругался с Лениным. Ленин был человеком чрезвычайно прагматическим и ему не очень важно было, какие были отношения в прошлом. Он не был мстительным в этом смысле. Прагматически было, было понятно, что Троцкий — деловой человек, и с его помощью можно удержать власть. Еще при жизни Ленина образовалась так называемая тройка в составе Зиновьева, Каменева и Сталина, которые оттеснили вскоре после смерти Ленина Троцкого со второго места. И в 1924 году и в начале 1925-го лишили его всяких административных постов, заменив на Фрунзе на должности наркома военмора. И среди них шла борьба за то, кто будет первым.
Каменев был человеком совершенно нечестолюбивым и не претендовал на первое место, а Сталин и Зиновьев были людьми, которые готовы были бороться за власть. Зиновьева Ленин оставил на хозяйстве в городе Петрограде, когда перенес столицу в Москву. И Зиновьев руководил всем северо-западом России. Это была так называемая Северная коммуна. И кроме того, был председателем Коминтерна, то есть главой всего коммунистического движения в целом.
Сталин занимал казавшуюся тогда не очень важной (то есть поначалу) должность генерального секретаря ЦК КПСС. Что такое секретарь? Секретарь готовит решения, да. Поэтому когда Ленин назначал Сталина генеральным секретарем, он не понимал, как потом он писал в своем известном письме к съезду, что тот сосредоточит в своих руках огромную, колоссальную власть и по существу начнет управлять аппаратом. И в 1925 году выяснилось, что этим двум хищникам не по пути. На стороне Зиновьева была Надежда Константиновна Крупская, для которой он был почти как сын. У Ленина и Крупской детей не было. Зиновьев был секретарем Ленина в период эмиграции, и так к нему, что называется, привязалась по-человечески. С другой стороны это был Каменев — старейший большевик. Это был проведший самую удачную экономическую реформу в истории России нарком финансов Сокольников, который сумел из лимонов, бумажных денег, совершенно девальвировавшихся, сделать советский червонец — твердую валюту, и провести новую экономическую политику. И на его стороне, на стороне Зиновьева, была ленинградская партийная организация, потому что он был таким же цербером и тираном, как Сталин, только Сталин в масштабах всей страны, а Зиновьев — в масштабах ленинградской партийной организации. Ничего, в общем, приятного в этом Зиновьеве, вообще говоря, не было, ни по-человечески, ни в остальном. Начинается дискуссия, значит, все готовятся к съезду четырнадцатому, который должен решить, кто же возглавит по-настоящему партию. И целый год «Ленинградская правда», «Смена» и «Красная газета», то есть наши органы печати, противостоят «Правде» и «Известиям», и, значит, образовывается ленинградская оппозиция, которая потерпит поражение в конце 1925 года. В ходе съезда надавят на ленинградских коммунистов, они отзовут свою делегацию с четырнадцатого съезда. Зиновьева отправят, ну, вначале просто с понижением переведут в Москву, а потом приезжает Сергей Миронович Киров, который до 1934 года, до своей гибели, руководит ленинградской партийной организацией. Вот такая история.
— 2025 год, получается, тоже может быть годом каких-то больших событий?
— 2025 год точно будет годом каких-то событий. Хорошо бы, чтобы приятных. Чем тише год, тем лучше, поэтому давайте надеяться, что эти события будут какими-нибудь умиротворяющими.
— Каким вы видите будущее? Вообще, смотрите ли вы в него или смотрите в прошлое?
— По историческим законам ничего не продолжается вечно, все меняется, и понятно, что мы находимся в некой функции, которая или поднимается вверх и будет спускаться, или спускается и будет подниматься. Мы близки, как говорят в математическом анализе, к точке перелома.