Нетрудовые прогнозы: почему кризисы не приводят к катастрофам на рынке труда

Пандемия привела к появлению множества прогнозов относительно того, что безработица в России вырастет до катастрофического уровня. Однако их авторы не учитывали особенностей российского рынка труда и особенностей нового кризиса.

Гибкий карантин

Опыт показывает, что, когда кризис происходит не на стороне спроса, а на стороне предложения, как в случае с пандемией и вызванными ею ограничениями, восстановление экономики протекает очень быстро. Отдаленными аналогами могут быть кризисы, случавшиеся в результате природных катастроф. Поэтому, вопреки тому, что говорило большинство наблюдателей, с самого начала было ясно, что выход из кризиса будет очень быстрым, как только государство начнет снимать ограничения.

К тому же российский рынок труда на любые кризисы отвечает не вполне стандартно. В учебниках реакция выглядит примерно так: происходят экономические потрясения, резко падает занятость, подскакивает безработица и возникают серьезные социальные проблемы. В России же, вместо того, чтобы сокращать занятость, работодатели сокращали зарплаты, отправляли работников в вынужденные отпуска либо переводили на неполный рабочий день. Предприятия при этом действовали так, как им удобнее и лучше: зачем терять работников, если вы можете сократить издержки на них иным способом? И работника это тоже устраивает. Это отработанный алгоритм, он действовал в 1990-е, в нулевые, во время Великой рецессии 2008–2009 годов, и не было никаких оснований думать, что в этот раз будет как-то иначе.

Более того, во время пандемии по этому пути пошло большинство стран мира (исключения — США и Ирландия).

В итоге никакой катастрофы не произошло. Российский рынок труда уже практически полностью вернулся к докризисной ситуации. На какой бы показатель вы ни посмотрели, если ситуация и отличается от того, что было в конце I квартала 2020 года, то несильно. Реальная зарплата уже выше, чем год назад. При этом новая волна заболеваемости вряд ли приведет к столь же строгим ограничениям, как в начале пандемии. И даже маловероятный новый карантин вызовет в ответ уже отработанные механизмы, так что процесс восстановления хотя и затормозится, но не остановится.

Как работает прогресс

Говорят и о более долгосрочных последствиях пандемии. Считается, что она ускорит цифровизацию многих отраслей, в частности, из-за распространения дистанционных форматов работы. А это вновь породило алармистские прогнозы о том, что технологический прогресс якобы приведет в ближайшем будущем к снижению спроса на многие профессии или даже к их исчезновению. Здесь стоит вспомнить, что первая волна подобных пророчеств появилась сразу после Великой рецессии 2008–2009 годов.

Тогда нас буквально бомбили катастрофическими предсказаниями о том, что в ближайшее время цифровизация, роботы и искусственный интеллект выкинут людей из производства и в ближайшие 10–15 лет умрут профессии, в которых сейчас занята чуть ли не половина работников. Большая часть из них останется без дела, возникнет экзистенциальная проблема: куда людям девать себя, если у них не будет никакого занятия. Все эти страшные сказки экономика и экономическая теория проходили не раз. Было несколько волн технологического алармизма: в XIX веке луддизм, в XX веке опасения, связанные сначала с автоматизацией, а позднее с внедрением компьютеров. И всякий раз эти прогнозы терпели полный крах, никакого взлета безработицы не случалось. А главное, из экономической теории однозначно следует, что этого и не могло быть. Такие прогнозы делают люди, мыслящие инженерно, а не экономически. Экономисты понимают, что технологические прорывы ведут скорее к росту занятости, чем к ее снижению.

В последние годы поток подобных устрашающих прогнозов стал иссякать, появились более разумные суждения о том, что, даже если развитие технологий ускорится, это лишь подтолк­нет занятость вверх. Между тем сейчас, вопреки расхожему мнению, технический прогресс не ускоряется, наоборот, его темпы замедляются. По имеющимся оценкам*, после 2005 года страны, находящиеся на фронтире технологического прогресса, резко затормозили свое развитие. С чем это связано, вопрос открытый, но по каким бы параметрам ни оценивать темпы технологических изменений, сложно отрицать, что сейчас один из самых худших в этом отношении периодов за последние два столетия.

Но допустим даже, что темпы технологического прогресса резко ускорятся, все равно массового исчезновения профессий не произойдет. Американский экономист Джеймс Бессен** проанализировал данные по 270 профессиям, существовавшим в США в 1950 году: оказалось, что к 2010 году из них умерла только одна — оператор лифтов! Влияние новых технологий на рынок труда заключается не столько в исчезновении старых или рождении новых профессий, сколько в изменении функционала уже существующих.

Допустим, на каком-то предприятии внедрили робота. Что стало результатом? Либо выросла прибыль предприятия и зарплата работников, которые этих роботов создают и обслуживают, либо упали цены на производимую продукцию, то есть выросли доходы потребителей. В итоге возник дополнительный спрос, для удовлетворения которого потребуются дополнительные рабочие руки.

Когда вы повышаете производительность труда, увеличивается доход общества, который нужно чем-то «отоварить». А поскольку потребности людей всегда больше, чем имеющиеся ресурсы, то неудовлетворенная потребность одного человека — это потенциальное рабочее место другого. Именно так работает механизм технологического прогресса.