Потерянные во времени: как мы переживаем коллективную травму от COVID-19

В марте 2021 года Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) сообщила об ухудшении ментального здоровья по всему миру, спровоцированном пандемией. В течение первого ковидного года 40% взрослого населения США жаловались на симптомы депрессии или тревожного расстройства. Если верить мировой статистике, стресс, тревога и депрессия затронули около 30% человечества. В России число людей с психическими расстройствами выросло на 10-30% — в основном люди обращались в психиатрам, жалуясь на тревожные расстройства, депрессивные симптомы и суицидальные мысли.

Но ментальное здоровье ухудшилось не только у отдельных людей, но и у общества в целом. Пандемия стала причиной коллективной травмы, которая, по словам генерального директора ВОЗ Тедроса Аданома Гебреисуса, масштабнее травмы от Второй мировой войны. Такая травма не только влияет на психическое здоровье людей, но и трансформирует все общество, и сейчас нам, как никогда, важно понять, как работает этот процесс, чем вызван и к чему может нас привести.

Что такое коллективная травма

По словам психолога Дэвида Трики, к травме приводит резкое искажение того, как мы понимаем и осмысляем себя, окружающий мир и других людей. Обычно травмирующее событие определяется как связанное с реальным или возможным риском жизни, тяжелым ранением или насилием. Шокирующий контраст между случившимся и нашими системами навигации мира превращает обычный стресс в травму, которая зачастую проявляется в чувстве беспомощности и безвыходности.

Когда большая группа людей проходит через травмирующий опыт, отношения этих людей друг с другом, своей идентичностью и государством меняются

С коллективной травмой то же самое, но в масштабах общества. К ней приводят масштабные события и процессы, одновременно затрагивающие группу людей, — войны, природные и техногенные катастрофы, организованное насилие, терроризм или систематическое угнетение. Пострадавший от индивидуальной травмы человек может искать утешения в окружающей обстановке, компании близких людей или привычных занятиях, но в случае коллективной катастрофы, которую переживает весь мир, людям попросту негде скрыться — травмирующие обстоятельства буквально их окружают.

Самая частая психическая реакция на личное травмирующее событие — посттравматический стрессовый синдром (ПТСР). Но коллективная травма не означает исключительно ментальные проблемы. Когда большая группа людей проходит через травмирующий опыт, отношения этих людей друг с другом, своей идентичностью и государственными структурами меняются. Травма выливается в социальные, экономические и политические последствия. К примеру, в Китае среди людей, в юные годы переживших культурную революцию и высланных из городов на сельскохозяйственные работы, снизился уровень политической вовлеченности.

Эпоха тревоги: как мы стали одержимы безопасностью

Если травму не проработать, она способна передаваться следующим поколениям, хотя те могут испытывать ее неосознанно. Этот феномен называется межпоколенческой передачей психической травмы: дети людей, переживших травмирующее событие, например геноцид или войну, присваивают себе эмоциональные и поведенческие особенности, полученные их родителями. Такое «эхо» пережитого родителями может привести к депрессии, тревоге, низкой самооценке, чувствам беззащитности и беспомощности, суициду, злоупотреблению веществами, диссоциации и многим другим симптомам.

Причины и особенности ковидной травмы

Мы силимся найти подходящие аналогии тому, что испытывает вся планета: кроме Второй мировой войны, психологические последствия пандемии коронавируса уже сравнивали с последствиями атаки 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и урагана «Катрина». Масштаб влияния пандемии коронавируса на человечество действительно беспрецедентен — пандемия не только глобальна, но и затрагивает практически каждый аспект наших жизней.

Тревога, которую мы испытываем, вызвана не только реальной возможностью заразиться, заболеть или умереть, но также безработицей, экономической рецессией, финансовыми проблемами, сложностями с получением образования, изоляцией.

То, что должно помогать справиться со страхом, теперь может привести к заражению

Если при других травматических ситуациях одним из главных методов восстановления и работы со стрессом становится социальное взаимодействие, то в условиях пандемии оно превращается в опасность. То, что должно давать нам чувство принадлежности к сообществу и помогать справиться со страхом, теперь может привести к заражению.

Схожим образом вирус переворачивает самые устоявшиеся ритуалы — например, родственникам многих умирающих от коронавируса пациентов было запрещено навещать их в больницах, и те умирали в одиночестве. Изменился и порядок проведения похорон.

Увидеть возможности: малоизвестные истории о том, как общество реагирует на новые ситуации

Все, что было знакомо и понятно, исказилось за сравнительно короткий срок, даже восприятие самого времени — во время локдаунов многие отмечали, что дни в их сознании шли быстрее, чем было на самом деле. «Пустой» отрезок времени, не наполненный ничем, кроме удаленной работы или учебы, крах множества планов и надежд, трудности с дистанционной учебой у детей — все это приводит к ощущению потерянного из-за пандемии времени, которого не вернуть назад, и последствия этой потери влияют на дальнейшую жизнь.

Люди, пристально следящие за новостями о коронавирусе, испытывают больше тревоги

Еще одна особенность течения пандемии — ее небывало широкое освещение в медиа и соцсетях. Исследования показывают, что люди, пристально следящие за новостями о коронавирусе, испытывают больше тревоги: к этому приводит не только постоянный поток плохих новостей, в деталях сообщающих о распространении вируса и количестве смертей, но и неточность информации и быстрое распространение слухов и теорий заговора, особенно в социальных сетях. По результатам исследований в Италии и Китае изоляция во время локдаунов привела к более активному использованию социальных сетей, которое в свою очередь вызвало повышенные уровни тревожности и ухудшило качество сна среди респондентов.

Информация о коронавирусе и ходе пандемии поступает из самых разных источников, в том числе непроверенных, приводя к так называемой инфодемии и вызывая у аудитории ощущение непрекращающегося стресса и неуправляемого информационного хаоса. А вера в теории заговора влияет на действия людей в ходе пандемии — по данным различных исследований, конспирологические верования ассоциируются с низкими уровнями доверия государству и медицинским учреждениям и меньшим желанием выполнять предписанные санитарные нормы, призванные ограничить распространение инфекции.

«Я боюсь от вас заразиться»: главные мифы о вакцинированных от коронавируса

Обилие теорий заговора и конспирологии, спекулирующей на теме коронавируса, как и заявления, преуменьшающие или отрицающие его опасность, распространяются с такой скоростью не случайно. «Это относительно нормальная реакция человека на ситуацию, когда поступает очень много противоречивой информации, когда она постоянно меняется и может противоречить предыдущей, — объясняет Ирена Сариева, социальный психолог, старший преподаватель департамента психологии НИУ ВШЭ. — Некоторая общая потребность человека иметь перед собой понятный и предсказуемый мир может удовлетворяться отрицанием или преуменьшением опасности или актуализацией различных верований в теории заговора».

Травма в России

В марте 2020 года Сариева вместе с коллегами Натальей Богатыревой и Еленой Агадуллиной провела исследование, сейчас готовящееся к выпуску, в котором рассматривалась связь между оправданием системы, доверием государству и верой в теории заговора в отношении коронавируса. Результаты показали, что более высокий уровень оправдания системы и доверия государству среди респондентов означал меньшую веру в теории заговора, и наоборот.

В ответ на травмирующий опыт люди уходят в конспирологию и теории заговора, так как не могут осмыслить его как-либо иначе

«Мы предполагаем, что в нашей стране такой относительно высокий уровень отрицания и преуменьшения опасности заболевания, а также вера в теории заговора, могут быть связаны с низким уровнем оправдания системы и доверия официальным источникам и медиа», — заключает Сариева, отмечая, что выводы соотносятся с мировыми результатами.

В ответ на травмирующий опыт люди уходят в конспирологию и теории заговора, так как не могут осмыслить его как-либо иначе из-за недоверия другим источникам. В России эта реакция особенно сильна, и проявляется она в первую очередь в нежелании вакцинироваться — как демонстрируют социальные опросы, среди опрошенных возраста от 18 до 24 лет 75% не готовы делать прививку, а в группе от 25 до 39 лет таких 73%.

Низы не хотят: как кризис и пандемия обострили трудовые конфликты в России

Опыт проживания пандемии в России имеет свою специфику и в других областях. По мнению психотерапевта Алены Ванченко, роль играют российская география и социальная разобщенность: «То, как пандемия проходила в деревнях Италии и России, — это совершенно разные вещи. В России есть деревни, где ее не заметили. Для их жителей пандемия — это что-то, что случилось в столице. Мы настолько растянуты территориально, что мы, как нация, по-другому переживали этот опыт».

Как справляться с травмой 

Чтобы преодоление травмы стало возможным, исследователи выделяют несколько ключевых факторов. В первую очередь важно наличие крепких эмоциональных и социальных связей с другими людьми, чувство сообщества, вместе разделяющего стресс. Практические советы психологов, помогающих людям справиться с психологическим давлением пандемии, подтверждают это правило: они рекомендуют больше общаться с близкими, делиться с ними своими тревогами и выслушивать их в ответ, а также пользоваться группами поддержки и образовывать сообщества, собираться вместе, вместе горевать или праздновать.

Зафиксированная память о травмирующем событии — один из ключевых факторов, помогающих его проработать

Схожим образом работает необходимость в мемориальных службах, памятниках и коммеморациях, причем организованных не только государством, но и с помощью локальных инициатив — это может быть создание архивов с личными воспоминаниями и произведения искусства, помогающие  людям осмыслить испытанное. Зафиксированная память о травмирующем событии — один из ключевых факторов, помогающих его проработать.

Кроме того, память позволяет лучше подготовиться к возможному повторению этого события. «Травма заставляет нас вырабатывать формы защиты и способы преодолевания того, что с нами происходит, — рассказывает Алена Ванченко. — Когда с нами случится новая пандемия, а такая вероятность есть, можно предположить, что инфраструктурно и личностно мы будем больше готовы». О том, что пандемия могла дать обществу важные уроки для преодоления следующих пандемий, говорят и другие специалисты. Доктор Гилад Хиршбергер, профессор психологии в Междисциплинарном центре в Герцлии, Израиль, надеется, что опыт ковида станет толчком к пониманию глобальной взаимосвязанности нашего общества и серьезности будущих угроз в области здравоохранения и экологии.

«Суеверие — фундамент коллективного сознания»: почему общество массово отказывается от вакцинации 

Другой важный фактор — то, что англоязычные психологи называют meaning-making, то есть процесс осознания и создания смысла в происходящем. «[Важна] культура проживания горя. Это понимание собственной смертности, столкновение с образом смерти, осознание того, что все деньги в этом мире не могут спасти тебя от определенных катастроф», — объясняет Ванченко. Этим осознанием можно объяснить всплеск разводов и рассвет YOLO-экономики (You Only Live Once — «живем только раз») во время пандемии, когда многие люди меняют работу, место жительства, круг общения и в целом образ жизни.

Как многие люди в пандемию впервые столкнулись с важными экзистенциальными вопросами («что мне действительно важно?», «как я хочу прожить жизнь?»), так же и в обществе в целом вскрылись глобальные проблемы. Ванченко подчеркивает важность осознанной проработки понимания того, что нужно делать дальше: «Как и с любым кризисом, позитивный выход из него — это поставить цели на следующий жизненный период. Если человек прорабатывает, где он хочет оказаться в ближайшие десять лет, то появляется уже какой-то нарратив, с помощью которого можно созидательно строить свою жизнь».

Самый длинный год: 15 фотографий, которые лучше всего рассказывают о том, как прошел 2020-й